К счастью, не успела я совсем «изжалеть» себя, как Никита, очевидно, понял, что перегнул палку. Я не классическая истеричка, поэтому дверь не запирала и воду на всю мощь не включала.

Просунув нос, Никита тихонько позвал:

– Черепашка!

Я подняла глаза и натолкнулась на извиняющийся, полный раскаяния взгляд.

– Мирись?! – и он выставил вперед руку со сжатым кулаком и отставленным мизинцем, что и означало на детском языке жестов «мирись».

Обида сдула свой капюшон, как успокоившаяся кобра, потому что глядя на этого великовозрастного балбеса, как выразился Влад, невозможно не заразиться его эмоциями.

– Ну, чего расстроилась?! Я же не со зла! Но ты и правда, такое учудила, что у меня в голове не укладывается.

– Так что теперь, вывести меня во двор и расстрелять за это?! – опять меня покоробило его непонимание.

– Ну зачем же сразу расстрелять? На первый раз можно и в угол поставить, – Никита смешно насупил брови, будто и впрямь решал судьбу обвиняемого.

Я устало вздохнула. Злиться на него просто невозможно. Может, потому, что он и, правда, не видит ничего дурного в своих словах?

– Ты хоть цыганок в дом не пускаешь перепеленать младенцев? – очевидно, моя глупость не давала ему покоя, и поэтому он опять не удержался от шпильки.

– Я-то не пускаю, а откуда ты знаешь вообще о цыганах? С трудом представляю, чтобы по Рублево–Успенскому шоссе табор проезжал, – я опять обиженно вздохнула.

– Да представь, я иногда и работаю, и приходится выезжать туда, куда самолеты не летают. А на вокзале иногда и встречаются они. Кстати, не дуй губы. Я понимаю, что ты не виновата. Это как раз и есть почти цыганский гипноз. Забалтывание называется. Их двое, они наперебой тебе талдычат, внимание рассеивается и вот.

– Нет, Никит, тут сработала элементарная жалость. Ты просто себе не можешь представить, что какое голод. Как это не иметь денег на еду, – голос у меня дрогнул, и я снова чуть не расплакалась.

– Черепашка, ты меня пугаешь, – понизив тон, Никита примостился рядом со мной на край ванны и накрыл своей ладонью мою руку. – Ты мне не рассказывала.

Конечно, не рассказывала. Это не поездки на Бали, это не шопинг в Милане, чтобы рассказывать о некоторых моментах жизни. Да собственно, в моей жизни ничего не было такого, о чем бы стоило рассказывать. Кроме, конечно, Турции.

– А ты уверен, что хотел бы знать, как я жила?

Что бы сейчас он ни сказал, но уверена я, в том, что благополучные люди совсем не хотели бы сталкиваться с таким понятиями, как бедность, убогость, болезни и прочие «привилегии» большой части пролетариата. Если, конечно, такое понятие еще существует.

– Ну я знаю то, что мне поведала маман. Есть еще что–то?

– Есть, и поэтому я пожалела этих таджиков. Когда я приехала в Москву, у меня были смешные копейки. Потому что бабуля на пенсии, и финансировать мою столичную жизнь не может. Женька жила у очередного Лёсика, так что мне даже в долг взять не у кого было. И да, я практически голодала, пока не нашла первую работу.

Ком застрял у меня в горле, и мне пришлось прокашляться. Может, отвернется сейчас от меня, как от заразной?! Сказала ж Нора, что я носитель гена «несчастья»!

И только я собралась выпустить свою Ниагару, как он обнял меня и поцеловал в макушку.

– Так. Рассказывай. Что тебя привело в белокаменную? Признавайся, в модели хотела податься?!

Никита хотел как-то сбить мой минорный настрой.

– Ты смеешься? Какая из меня модель с такой попой?

– Очень даже аппетитная попа. Мне нравится.

– Мне тоже. Но она весит половину массы тела, наверно.

Никита искренне рассмеялся – оценил шутку.

– Девочка моя! Вот у Лопес – это точно половина массы тела. А у тебя круглая, подтянутая попа. И талия есть. И мне нравится твоя натуральная троечка. Не, чего я вру! Я без ума от нее. И ножки.

– Ну ножки у меня точно не модельные. Нет пресловутых трех дырок.

Я и не заметила, как Никита втянул меня в этот разговор, и я оттаяла, решив, что неприятное мы обсудили. Но я ошиблась.

– Маленькая моя! Ну-ка давай выкладывай, что у тебя было до меня.

От теплой интонации в его голосе, от нежного объятия в моей душе запорхали бабочки, и какое–то робкое, еще не сформировавшееся чувство уже готово было раскрыться от ласковых прикосновений их крылышек. Что–то еще непонятное, но уже будоражащее своей дерзкой смелостью.

Я замерла, боясь спугнуть этих бабочек. И спасибо Никите – он не торопил, давая мне возможность собраться с мыслями. Еще чуть– чуть…

Бинго! Как цыпленок проклевывает скорлупу, когда придет время, наконец, проклюнулась моя идея.

Формулируя все сказанное в мой адрес Норой в одно предложение, можно сказать так: сытый голодному не пара.

Я знаю, что вырвавшиеся из провинции девчонки, как голодные чайки, на лету хватают добычу, то есть прилагают все силы, чтоб только захомутать богатенького Буратино. И даже не в ЗАГС, а просто прыгнуть к нему в койку, чтобы побольше выпросить подарков и денег. Как Женька. Неплохая же девчонка, но совсем не стесняется своего поведения, хотя и сама понимает, что на таких редко женятся.

Я должна сделать так, чтоб меня уважали, не считали прилипалой и голодранкой, которая ничего из себя не представляет. То есть выйти из класса «голодных». Значит, первое, с чего нужно начать – это получить образование, второе – какой-то собственный доход. И если до диплома еще очень далеко, то курсы кондитеров – это вполне реально. И на это дело даже не стыдно денег попросить у Никиты, ведь это все для него! Научусь профессионально делать торты, пироженки, и он будет мною гордиться. Хотя это я, наверно, погорячилась…

Сильно сомневаюсь, что на своем традиционном приеме Нора с восхищением объявит: «Дамы и господа! Этот великолепный торт испекла моя невестка!»

Одно дело – пригласить на фотовыставку или выставку картин и похвастаться: «Наша Ариадна необычайно талантлива», и другое: «Сын женился на кухарке»…

Но изучать то, к чему нет ни таланта, ни влечения – лишь бы поставить галочку, сомнительное удовольствие.

– Черепашка, ты не уснула? Давай ты сделаешь кофе, и мы нормально поговорим в гостиной. Идет?

Я только сейчас почувствовала, что бортик ванны так же удобен для сидения, как куриный насест.

Не дожидаясь ответа, Никита протянул мне руку и помог оторвать от него занемевшую попу.

Пока я готовила кофе, я еще раз осмыслила все свое решение и «дала ему добро». И дополнила еще одним аргументом – уважают личность, со своими взглядами и убеждениями, а не человека, который все делает только из стремления угодить, получить одобрение.

Очевидно, моя решимость отпечаталась у меня на лице, потому что Никита удивленно поднял бровь.

– Ты опять меня пугаешь. Такое ощущение, что ты сейчас с криком «Банзай» начнешь крушить врагов, – улыбнулся он.

Я поставила кофе на стеклянный журнальный столик с хромированными ножками и выдохнула – Никита опять снизил градус напряжения одним словом.

– Хочу пойти на кондитерские курсы. Буду баловать тебя изысканными пироженками и тортами. Знаю, это не самое подходящее увлечение для леди, но мне это нужно. Я просто чувствую. Ты не против? – как признание в чем–то позорящем выпалила я и едва удержалась, чтоб не изобразить «сломанные птичьи лапки».

– Ну Слава Богу, что не коллекционированием фарфора решила заняться, как Батурина. Это дорого обошлось бы. А так, малыш, если нравится – вперед. Тем более я не разделяю культ поедания ботвы и буду с удовольствием уплетать вкусняшки. Ну теперь можешь поделиться тайнами прошлого, мы их благополучно похороним и забудем. Черепашка! У тебя другая жизнь!

– Бабушка даже слышать не хотела, что я могу пойти в какой-то другой вуз, кроме педагогического. К тому же у нас в городе и выбор небогатый – кроме педа, только филиал областной сельскохозяйственной академии. О том, чтобы уехать из города даже и речи не могло быть. Но в одиннадцатом классе все изменилось.