– Я пошел, – Влад констатировал факт, и я посеменила закрыть за ним дверь.

   В конце концов, в кровати сейчас, наверно, смешно посапывает мой мужчина, и мое место рядом с ним. И я должна быть жизнерадостной ласковой и нежной, не стоит своих тараканов выгуливать на людях.

    Сполоснув чашки и помыв тарелку, я вернулась в спальню. Никита лежал на животе, раскинувшись в позе морской звезды.

       Я залюбовалась его крепкими плечами и соблазнительной попой, которые при свете ночника казались еще привлекательней. Он выглядел таким беззащитным, родным, что я невольно протянула руку, чтобы погладить. Чувство умиления пробежалось горячей волной и дало то состояние, которое я всегда испытывала рядом с Никитой – нежность и благодарность.

     Но надо ж его как–то перевернуть, чтоб стащить джинсы.

    Осторожно прижав правую руку к боку, я начала его двигать, надеясь не разбудить.

     Неожиданно он перевернулся сам и уставился на меня еще слегка осовелым, но вполне осознанным взглядом.

– Что ты делала с Владом на кухне?

      Я опешила от неожиданности, а потом рассмеялась.

– А что я могла делать с Владом на кухне? Пыталась задобрить твоего Цепеша блинчиками, чтоб он отвлекся от желания попить моей крови. Он, как вампир, постоянно подозрительно косится на меня, – я положила руку на его ремень, собираясь расстегнуть, однако Никита отвел ее в сторону и неловко ерзая, принял полусидячее положение.

– Давай уточним! Мои блинчики ты скормила Владу, чтоб он не был Цепешем? Я правильно понял?

– Твоими они были утром, с пылу, с жару, а эти из холодильника, можно сказать, уже беспризорные. Если ты заметил, я кормлю тебя всегда свежеприготовленной едой, – все еще потешаясь над потугами ревности своего ненаглядного, я погладила его по груди, попутно расстегивая пуговицы рубашки. – И если хочешь, я с утра тебе новых напеку.

– А почему он не ушел, когда я выключился? – настойчиво, с интонацией «Купи слона» Никита продолжил гнуть свою линию.

– Ну наверно, он учуял запах моих волшебных блинчиков даже через закрытую дверцу холодильника и не смог уйти, – я снова попыталась отшутиться, но Никита, похоже, включился в режим заезженной пластинки и не собирался выключаться.

– Мои блинчики! Отдать Цепешу!

     Остро, как иголкой, в сердце кольнула мысль – неужели он до сих пор помнит, что изначально я симпатизировала Владу, пока он не включил в себе Мефистофеля. Ну это глупо – у нас же ничего не было! Только что ластившаяся мягкой кошечкой, я отвернулась, с трудом сдерживая слезы.

   Неужели правду говорят, что семейные сценарии повторяются? Мое раннее детство, когда еще были живы родители, было насквозь пронизано страхом.

    Отец женился на матери, когда она забеременела. Возможно, его устраивал необременительный роман со скромной библиотекаршей, но женитьба в планы не входила. И тут я, которую не ждали. Как честный человек, он женился, потому что мама наотрез отказалась делать аборт. И как в поговорке: «Баба с возу, кобыла в курсе дела» – в курсе дела оказались многие, так что еще и давление общественности сыграло свою роль. И, казалось бы, здравствуй, новая счастливая ячейка общества!

    Не тут-то было! Отец начал выпивать. Мне до сих пор страшно вспоминать.

     Отметив с друзьями получку или еще какое событие, он возвращался домой с короной на голове. Или со свастикой на рукаве, что больше соответствовало его поведению.

      Ставил нас с матерью в шеренгу из двух человек и начинал.

– Вы мне обе испортили жизнь. Я бы никогда на тебе не женился, а ты меня вынудила. Если б не залетела, не видать бы тебе моей фамилии! Думаешь, захомутала и все, справилась?!

     Далее следовал набор стандартных «грантов», которые он мог бы получить, если бы не мы. Закончив длинный список чего он лишился, снова возвращался к обвинению и тому, какие мы криворукие, тупорылые и никчемные.

     Он не следил за логикой, да и кто бы уследил в таком состоянии. Позже я поняла, почему говорят – что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Обида, которая обычно тихим ежиком сидит где–то глубоко, мгновенно превращается в разъяренного дикобраза, стоит только алкоголю снять ограничители. Наутро, проспавшись, родитель делал вид, что ничего не помнит, а мама, пряча глаза, делала вид, что ничего не было.

     И сейчас мне по–настоящему стало страшно. Неужели Никита такой же, как мой отец? И это я еще ни в чем не провинилась! А что будет, если я реально, что– то сделаю не так? Непроизвольно я всхлипнула и, чтоб окончательно не разреветься, хотела подняться и уйти, но Никита железной хваткой усадил меня на место.

     Мазнув ладонью по моему носу, он мотнул головой, будто стряхивая с себя морок.

– Черепашка, ты чего? До фиг с ними, этими блинчиками! Я Владьке ключи от своей ласточки могу дать, а тут блинчики. Но они вкусные. Они ближе, – смешно икнув, он потянул меня, и я неуклюже свалилась ему на грудь. Прижимая меня к себе, Никита уже вернулся к диалогу, в котором мое участие не требовалось – стандартное – он мне как брат, я для него все.

     Попав в капкан его медвежьей нежности, я не пыталась высвободиться. Втягивала носом его запах и удивлялась. От Никиты не разило перегаром, как от пивной бочки. Какое –то легкое, непротивное амбре явно перебивалось запахом одеколона, который мне безумно нравился – мягкий морской бриз в сочетании с теплым деревом и мускусом.

      Поцеловав его в шею, я поняла, что счастлива. Ведь сейчас, когда у него сорвался контроль, он выдал то, что его беспокоило – а именно подсознательная ревность к Владу. А ведь мог бы упрекнуть, что подобрал меня на помойке, что я ему должна ноги мыть и воду пить или что –то в этом же духе. Но нет!

    Значит, моя родословная и блестящая карьера официантки его не волнует!

– Никит, ты такой смешной! – я улыбнулась своим мыслям и запустила руку в его густую шевелюру.

    Однако он никак не отреагировал, потому что теперь по – настоящему уснул.

   Помня, что блинчики стали вчера «яблоком раздора», я с утра сделала тесто и решила подождать, пока солнце свет Никитушка изволит раскрыть свои глазоньки.

     Помню, что папаша наутро после «стрелецкой казни», воровато озираясь, крался в подвал и прямо там прикладывался к банке с солеными огурцами, вернее, к рассолу. Таким образом он восполнял нарушенный водно – солевой баланс и устранял обезвоживание. А потом уже чинно вносил банку на кухню.

    «Вот, винегрета захотелось, сделаешь?» – деловито обращался к маме.  Правда, забывал, что к винегрету полагаются и другие овощи, которые хранились там же, в подвале. Это было так смешно, что я даже забывала вчерашнее построение.

       И теперь, думаю, мне своего мужчину нужно спасать. Жаль, огурцов у нас нет.

       Слышала, аспирин помогает. Вот сейчас мы и узнаем, был вчерашний мальчишник разовой акцией, или мой герой держит про запас лекарство от похмелья.

     Но Никита меня снова удивил.

     Появившись на кухне в одном полотенце на бедрах, с мокрыми, взъерошенными волосами, он разочарованно повел носом.

– А где мои блинчики?

– Я не заметила, как ты проснулся. А как твоя голова? – спросила я сочувственно.

– А что с моей головой может случиться? Черепашка! У меня голова не болит. Никогда.

– Ну ты же вчера изволил нахрюкаться?

– Фу так говорить!

       –Ну, ладно. Не так. Вы, барин, вчера были довольно пьяны, – скорчив рожицу, я не удержалась и показала ему язык.

– Пьян, это когда человек писает, не снимая штаны. Вот это пьян. Или, что?! Я так делал?! – в ответ он сморщил нос с выражением «фу» и покрутил головой.

– Никита, ну ты как маленький! Тебе сколько лет?!

– Сама начала! К тому же я не маленький! Я просто не поддающийся возрастным изменениям субъект. Или ты хочешь, чтоб я стал таким же невыносимым занудой, как Влад? – и опять в его глазах мелькнули огоньки ревности. – И ты так и не ответила на вопрос.