— Что там произошло? — снова тихо и серьезно спросил он.

Я пожала плечами.

— Мы туда пришли, и Костю ранили, — сказала я, не вдаваясь в подробности.

— Мои люди? — уточнил он, глянув на меня исподлобья.

Я качнула головой.

— По-моему, нет. Эти были в черной одежде, в бронежилетах, у них был бежевый микроавтобус с зеленой полосой на боку. На нем они потом и уехали.

Мужчина кивнул, не сводя с меня внимательного взгляда.

— А вы? — нетерпеливо спросил он, не дождавшись продолжения.

— А я, как только они скрылись, бросилась к Косте. Он был ранен, истекал кровью. Я помогла ему выбраться оттуда.

— И больше вы туда не возвращались? — подозрительно прищурившись, спросил он.

— Возвращались, — невозмутимо ответила я. — Через несколько дней мы услышали выстрелы, потом ветер донес до нас запах дыма. Мы отправились туда и застали там только пожар. И два обгорелых трупа. Это и были ваши люди?

Он поджал губы, попытался просверлить у меня во лбу дырку взглядом, и я постаралась сделать сочувственное лицо.

— Не стройте из себя дурочку, Евгения. Вы не просто туда возвращались. Вы забрали деньги, которые эти придурки в панике бросили там, в заброшенном доме.

— С чего вы взяли, что деньги не сгорели при пожаре? — осторожно поинтересовалась я, перестав строить из себя дурочку.

— С того, что даже деньги не сгорают бесследно. Остается пепел, который можно взять и провести анализы! — теперь уже он говорил со мной, как с дурочкой, с изрядной долей раздражения «разжевывая» мне азы криминологии. — Но если сумка там горела, а денег в ней не было, то это очень легко доказать. К тому же эти болваны, когда их повязали в одних подштанниках, в один голос утверждали, что, когда они туда приехали за деньгами, сумка была пустая. И они обшарили всю деревню, каждый дом, когда напоролись на моих ребят и положили их с перепугу на месте.

— Почему все их ругают то «болванами», то «идиотами»? — задумчиво вступилась я за инкассаторов, размышляя о том, что у парней оказалась кишка не тонка решиться на такой дерзкий грабеж. Но, видимо, действительно, мозгов не хватило продумать все детали операции.

— В общем, так. — Герасимов явно потерял терпение. Он перестал барабанить пальцами по скатерти и жестко положил ладонь на стол, умудрившись и не стукнуть, и в то же время придать веса своим словам: — Вы вернете мне все деньги, которые забрали из той деревни. Я знаю, что вы их не потратили, не положили ни в какой банк, ни на какой даже оффшорный счет. Где-то они у вас так и лежат кучкой, припрятанные.

Он взглянул мне в глаза, надеясь прочесть там хоть какие-то человеческие эмоции. Я выдержала его взгляд, даже не приподняв бровь, и очень надеясь, что в них ничего не отразилось. Костик однажды обозвал такое мое выражение лица «покерфейсом», и мне казалось, что и в этот раз оно мне удалось.

— Даю вам неделю сроку. Иначе Щелкунов ваш сгниет на зоне, а я там еще кое-кому шепну пару словечек, чтобы его там раком поставили.

— А если мне все равно, что будет с Щелкуновым? — я склонила голову набок. — Вы в курсе, что я в него стреляла?

— Вам не все равно, — жестко сказал он, все так же сверля меня взглядом, — что бы там ни говорили про ваше душевное состояние Саидов с Левиным, все ваши поступки по отношению к Косте говорят о том, что вам совершенно не все равно, что с ним будет. Как бы вы сами ни называли эти чувства. И я в курсе, что стреляли вы не по своей воле. И все равно при этом почти умудрились сохранить контроль над своим разумом. И сделать так, чтобы ваш ненаглядный Щелкунчик вышел почти сухим из воды.

Он усмехнулся.

Я подалась вперед, положив локти на стол.

— А если все-таки я не верну вам деньги? Мои сомнительные чувства — это все, что у вас имеется, чтобы на меня надавить?

— А вы крепкий орешек, — одобрительно усмехнулся этот тип и несколько расслабленно откинулся на спинку стула, — ну, раз вы настаиваете на таком раскладе, мы можем с вами и по-другому поговорить.

В его голосе совсем не чувствовалось угрозы, тонкие губя растянулись в как будто даже довольной улыбке, но рука, лежащая на столе, медленно сжалась в кулак.

— У вас есть неделя.

Мы еще немного поиграли в «гляделки», он поиграл желваками, потом встал и вышел. Повозился в прихожей, надевая свои мокрые туфли, и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Я все это время неподвижно сидела за столом, сначала провожая его взглядом, а потом настороженно ловя каждый шорох из прихожей. Когда его быстрые шаги по ступенькам стихли, и по подъезду прокатилось гулкое эхо от стукнувшей входной двери, я подперла голову рукой и еще на какое-то время застыла в оцепенении, пытаясь разобраться в себе после этого неожиданного визита.

Потом я встала и принялась расхаживать по квартире, раздумывая над последствиями своего необдуманного порыва. Просто так метаться, хватаясь за голову, мне было скучно, и я принялась наводить в своей запущенной квартире чистоту, заодно приводя в порядок мысли у себя в голове.

Ну и что мы в итоге имеем?

Я полазила по шкафчикам в ванной и отыскала яркую синтетическую тряпку для пола, упакованную в полиэтилен.

В итоге мы имеем кучу денег, которую я не удосужилась даже толком сосчитать. И которую я не могу потратить в свое удовольствие, потому что даже не могу извлечь ее из той дыры, куда я ее упихала. Хоть бы ее там черви сожрали, или плесень, или хотя бы водой залило всю эту злополучную землянку, — думала я, остервенело елозя мокрой тряпкой по паркету с ободранным лаком.

Как я вообще могу добраться до этой землянки без Кости? Он об этом подумал, этот Герасимов, ставя мне свои дурацкие условия и давая неделю сроку?

Я попыталась восстановить в памяти весь наш маршрут от сгоревшей деревни до своего дома. Беда у меня с названиями населенных пунктов… Надо хоть выяснить, в каком городе я живу и в каких городах до этого побывали мы с Костей.

Я добралась до прихожей, в которой наследил Герасимов, оставивший на месте ботинок две небольшие лужицы, которые не успели высохнуть даже когда я, перемыв всю квартиру, добралась до них.

Клочков показывал мне карту… И все равно не вспомнила я ни одного названия. Но хотя бы чисто визуально запомнила, как шла железнодорожная ветка, в какой стороне от нее располагалось озеро… Да что толку-то!

Я взялась за раковину в кухне. Натерла вонючим порошком стальную мойку, принялась оттирать мелкие, почти не заметные глазу грязные брызги на кафельном «фартуке».

Ну, допустим, доберусь я до этого места, где лежит мой рюкзак под бревнышками топчана в землянке. Допустим, выберусь обратно с этими деньгами, и меня никто не съест в лесу и не грохнет по дороге. Что дальше?

Придет «добрый» дядя Герасимов, заберет у меня деньги и вернет Костю живым и невредимым? Да еще предложит ему работу, потому что Щелкунов давно его интересует?

Как-то с трудом верилось мне в подобный расклад.

Еще какое-то время я бездумно терла кухню, не отвлекаясь на посторонние мысли, но к тому времени, когда добралась до чистки плиты каким-то особенно едким и вонючим жидким средством, от которого разъело руки, и пришлось срочно искать и надевать резиновые перчатки, я уже пришла к выводу, что одной мне из этой ситуации не выкрутиться.

Что было самое поганое в моем положении — так это то, что знакомых людей, к кому я могла бы обратиться за помощью, вокруг меня просто-напросто не было.

Может, они и были в моей «прошлой» жизни, когда я была, в буквальном смысле, в своем уме и трезвой памяти, или как там говорят? Что-то такое, помнится, Костя рассказывал про начальника моего, который меня вроде как ценил и даже повысил в должности… Молодой человек, имевший на меня виды… Я представила себе, как я эффектно появляюсь пред его очи после… сколько там?.. полугодового отсутствия, и заявляю: «Привет! Слушай, я тебя совершенно не помню, но тут со мной такое приключилось…»

Я хихикала, оттирая шершавой стороной губки присохший слой жира, параллельно удивляясь своей способности хихикать. Кажется, со мной такое со времени взрыва в первый раз.