Стрелки часов приближались к трем часам ночи. За окном сигналили кареты «скорой помощи» и полицейские машины, а в съемной однокомнатной квартире неподалеку от метро «Тульская» четверо здоровых мужиков за 30 чистили картошку, перетирали в комбайне, отжимали воду и жарили на сковороде. Как заметил однажды Антось Уладзiмiравiч, «когда встречаются четыре англичанина – они делают Beatles, когда встречаются четыре беларуса – они делают драники, хотя для готовки достаточно и одного человека». Но не в тот вечер: через 10 минут блюдо доверху заполнили горячие драники, и даже компьютер не успел бы перезагрузиться, как мы зачистили тарелки. Жизненный совет от Антося Ўладзiмiравiча: если у вас с утра похмелье и трясутся руки, то срочно займитесь приготовлением драников. Плавные движения успокоят вас и создадут благолепную атмосферу для уравновешения внутреннего мира. Но только драть следует руками, ведь крафтовый драник – это искусство!

Отужинав, мы загрустили. На блюде сиротливо остывал последний драник, ждущий, что кто-то вспомнит и о нем, протянет руку и подарит счастье быть съеденным, а мы приступили к пиву и великосветским беседам:

– Понимаете, коллеги, женщины непознаваемы, потому что органично противоречивы. Они вечно находятся в подвешенном состоянии, как кубиты в квантовом компьютере, – заметил Аляксей. Я бы доверял земляку: бывший строитель, бывший бармен, бывший цимбалист (он действительно профессионально играл на цимбалах, это не метафора ради редкого словца) разбирался и в архитектуре компьютеров. – Нельзя полюбить женщину и сохранить разум.

– Вы верно заметили, уважаемый коллега, – согласился Михась Сяргеевiч. – Любовь меняет мужчину, и, зачастую, не в лучшую сторону: она делает его слабее. Незаметно, но верно влияет на когнитивные функции головного мозга.

Аляксей отмахнулся:

– Вот поэтому во имя науки я выбираю одиночество с его вечной рефлексией страха социальной неустроенности, но возможностью принимать взвешенные решения и действовать сообразно им, а посему предпочитаю окучивать астральных женщин бальзаковского возраста, но без продолжительных привязанностей.

Я откинулся на стул, переваривая услышанное и дюжину драников:

– Отличный концерт, земляки. Надо повторить! А теперь я баиньки, – вызвал такси. В прихожей накинули по стременной, перекурили у подъезда, и я укатил домой.

Мое предложение поддержали: в следующие полтора года узкая беларусская тусовка в разных составах побывала на трех десятках выступлений и в январе 2019 года добралась до группы «Суперкозлы» в клубе «Punk Fiction».

Январь выдался на удивление теплым: ветер носило по улице, жизнь скулила своим чередом, и за окном расплескалось то неприятное время года, когда ходишь по тротуарам криво не потому что пьяный, а потому что лужи. Пусть я надел добротные ботинки, слякоть и лужицы обходил стороной: мало ли, какой они глубины. Как «пустыня ширится сама собой, и горе тому, кто сам в себе свою пустыню носит», так и дыры в московской плитке множатся и углубляются без причины, и горе тому, кто захочет добраться до дна, ибо дна у столичной бездны нет. Жаль, что даже с таким багажом за плечами не свезло: поскользнулся, зачерпнул жижи по щиколотку и помянул имя собянинское всуе.

Антось Уладзiмiравiч в длинном пальто и однотонных штанах, сливающихся в цельную серую шкуру, поджидал у шлагбаума клуба. «Punk Fiction» находился в арт-квартале, чем-то напоминающем Берлин начала 2000-х годов: низенькие здания советской постройки, когда-то служившие офисами номенклатуре, переоборудовали под барбершопы и тату-мастерские, магазины винтажной и джинсовой одежды, кафе и бюджетные бары. Тут же находились два культовых андеграундных клуба: «Успех» и упомянутый выше «Punk Fiction», в режиме нон-стоп принимавшие толковые, но пока малоизвестные российские группы.

Земляк приехал загодя и успел подмерзнуть: Антось Уладзiмiравiч не надел шапку, и уши зарозовели. Сегодня он облачился в толстовку с надписью «Полесье» и профилем журавля на груди – чтобы любой, кто увидит, сразу понял, что имеет дело с беларусом. Завидев меня, гомельчанин начал пританцовывать и пускать руками волну, как всегда приветствовал самых близких друзей. Мы поздоровались и направились к клубу.

– Артур Викторович уже на месте.

– А кто это?

– Дружище из Смоленска.

– О, земляк! – говорю.

– С каких пор он тебе земляк? А я тогда кто?

– В январе 1919 года именно в Смоленске учредили Советскую Социалистическую Республику Белоруссия, – отвечаю. – Город стал столицей нового государства. На целых пять дней, пока правительство не переехало в Минск. Больше того: сколько лет Смоленск входил в состав Великого княжества Литовского? Кто сдержал контрнаступление тевтонцев в Грюнвальдской битве в 1410 году? Три смоленских полка! Так что мы с полным правом можем претендовать на возвращение Смоленска в состав Беларуси.

– Может, и Крым?

– Конечно, и Крым вернем! И Великий Новгород. И Петербург, где жил и работал первопечатник Франциск Скорина. Вообще, я думаю, что все вернем, ведь все в мире – Беларусь, кроме Косово, потому что Косово – это Сербия.

Антось Уладзiмiравiч и сам прекрасно знал все перечисленные факты: он меня проверял. Удовлетворенный ответом, хмыкнул и добавил:

– Артур тоже по андеграунду загоняется, мы часто на концерты вместе выбираемся.

На первом этаже клуба посетители неспешно выпивали за ненадежными картонными столиками, у стойки столпилась очередь из жаждущих накатить. Я застрял у кассы на 15 минут, а после поднялся на второй этаж, где вовсю гремел концерт. Знакомство с коллективом «Суперкозлы» разбередило серьезные философские вопросы, ведь на сцене вокалировала «тонкая ползучая тварь», готовая линчевать без суда и следствия, да и публика подобралась любопытная, свойская, под стать музыкантам: «вейперы и веганы, качки и бариста, девочки с арт-колледжа, сволочи и пацифисты, участники кавер-групп, йоги и барбершоперы, коллекционеры винила, дотеры и видеоблогеры». Я задумался, а кто же мы на этом празднике жизни? Люди, «призванные варить мыло, неистово курить, размножаться и выглядеть классно?» Или человек, у которого «поехали нервишки, он слетели с колес, и если не отыщет выход – то сдохнет, как уличный пес?» Или инженер, сконструировавший ракету, чтобы «улететь в пизду с планеты»?

Группа порадовала, побаловала, хоть выступление и отдавало наебаловом. Я спустился на первый этаж, занял очередь в туалет и краем уха зацепил разговор за столиком неподалеку:

– Да ладно, вы читаете Мариенгофа? – послышался уверенный и по-собачьи добрый мужской голос. – «Циники» – грандиозная вещь!

– Вы тоже читали Мариенгофа?

– Я – и не читал?! – мужчина ответил негодующе, будто кто-то усомнился в его потенции и порядочности.

«Отличный подкат, – подумал я. – Парень наверняка заполучит телефончик». Антось Уладзiмiравiч спустился в зал, просигналил рукой, и мы вывалились на улицу. У крыльца курил среднего роста мужичок за 30 с аккуратно очерченной седеющей бородой и нагладко, слепяще выбритой головой, поигрывающей бликами под светом тусклых фонарей. Приблизительно так я представлял в детстве Деда Мазая, только в ушанке.

– Артур – Милорад, – Антось представил мне товарищу, а затем провернул реверс-инжиринг, – Милорад – Артур. Кстати, Артур тоже ходил на концерт Флоры, как и ты, малыш.

Вы не подумайте лишнего: «малыш» – сокращенно от «Милорад». – Не ври, Антось! Это я рассказал тебе про Флору и ее концерт! Милая девушка, очень артистичная, – заметил уроженец Смоленска.

Его щетина так ярко серебрилась под фонарем, что за глаза я окрестил знакомого «Бородой». Так и записал в телефонной книге, потому что имя «Артур» тут же вылетело из головы, не причинив урона извилинам.

– Кстати, концерт не только Флорой запомнился. Под занавес выступления какой-то наглый парень, расталкивая всех локтями, с букетом лилий над головой к сцене продирался. Оттоптал мне ногу, Артур отступил, показывая кроссовок, – и даже не извинился!