В ночь на 19 сентября 1943 года 120 тысяч человек в Беларуси, Прибалтике, Карелии, Крыму, Ленинградской и Калининской (нынешняя – Тверская) областях намеревались атаковать нацистов. Вмешалась непогода, и контратаку перенесли на неделю.

Вот и моим планам погода подгадила: 18 декабря 2018 года я загадал посетить московский клуб «16 тонн» по адресу: Пресненский вал, дом 6, строение 1, в кроссовках, но выпавший снег вынудил надеть туфли. А где туфли – там и водолазка, где водолазка – там и пиджак.

Советская операция, первоначально получившая название «Рельсовая война», буквально сразу пошла насмарку из-за просчетов в планировании: ставка Верховного главнокомандования приказала солдатам взрывать рельсы, полагая, что нацистам не хватит железа для ремонта.

Разведка просчиталась: у противника наблюдался излишек металлоконструкций. Благо, на выручку пришли беларусские партизаны.

О беларусских партизанах рассказываю с полным правом: я родился и вырос в Партизанском районе города Минск, получил среднее образование по специальности «Преподаватель истории и общественных наук», а теперь трудился в московской компании, специализирующейся на кибербезопасности. Офис нашей фирмы располагался неподалеку от метро «Партизанская». Скажете: совпадение? Я возражу: провидение. Парадокс совпадений заключается ровно в том, что они происходят ежесекундно и повсеместно, но, будучи людьми рассеянными, занятыми, увлеченными гаджетами, мы попросту игнорируем их, а замечать начинаем лишь в том случае, если кто-то заикнется о совпадении: вытащит наушники и нашепчет на ухо, похлопает по плечу и укажет пальцем. Чтобы научиться замечать совпадения, нужно зачистить восприятие от «белого шума» и настроить предчувствие в верном направлении, – тогда глаза разбегутся от массы нахлынувших пересечений. Но совпадение провидению – рознь: клянусь вам – во время собеседования на новом месте я расслышал, как «где-то звезды усмехнулись и заплясали на орбите», и впервые за 12 лет почувствовал себя на правильном месте и в верное время.

Партизанской вылазкой в 1943 году руководил Илья Григорьевич Старинов – опытный боец, к 37-ми годам успевший пустить под откос не один эшелон с итальянскими летчиками и марокканскими солдатами в революционной Испании.

Я никогда не бывал ни в Марокко, ни в Испании, хотя очень мечтал, ни во Франции, откуда прилетела звезда сегодняшнего вечера Флора, допустим, Вуайери. О московском концерте уроженки Нормандии мне доложил соратник по беларусскому ополчению Антось Уладзiмiравiч, скинувший ссылку на камерное выступление Флоры в Швейцарии и сопроводивший сообщение аннотацией: «Зацени. Надо идти». Песня зацепила, что, впрочем, ожидаемо: на французский язык у меня всегда стоял, а тут еще и девушка талантливая, яркая. Я взял билет и отправил пару треков университетскому товарищу по имени Иван Денисович (по причине благопочитания Джонни Кэша за ним закрепилось прозвище «Джонни»). «Послушай, – говорю. – Ты французский в университете изучал? Твоя кандидатка». Ивану Денисовичу композиции тоже пришлись по вкусу, так что на концерт десантировалась расширенная бригада музыкальных эстетов.

По приказу Старинова партизаны сосредоточились на том, чтобы пускать под откос составы, а не взрывать впустую шашки на путях. Красноармейцы и франтиреры перешли в атаку в 01:28 по московскому времени в ночь на 25 сентября.

Я выдвинулся из офиса в сторону метрополитена в 19:28 мск, предварительно проведя дотошную рекогносцировку: прочитал биографию исполнительницы в «википедии», посмотрел клипы на «ютуб», пролистал «инстаграм» – и заочно влюбился. Одним словом, вышел во всеоружии, ведь удача любит не только fortes, но и well-prepared.

За несколько недель партизаны только в Беларуси подорвали около 90 тысяч рельсов, 1041 поезд, 72 железнодорожных моста. Конечно, атаковали и солдат: разгромили 58 гарнизонов. Операция заложила основу для будущего наступления Красной армии на смоленском и гомельском направлениях и получила в советской историографии название «Концерт».

Начало концерта Флоры, как и положено любому выступлению натуры творческой, жизнелюбивой и самодостаточной, задерживалось. Я сдал пальто в гардероб и, поеживаясь, курил на улице под вывеской. Рассказывают, что клуб «16 тонн» получил название в честь одноименной песни Мэрли Трэвиса, посвященной шахтерскому труду. Но я слышал и другую версию: ежедневно в клубе выпивают по 16 тонн пива, здесь есть и моя доля.

Столичный ветер поскуливал в щелях окон и дверных проемах, набрасывался на провода, змеящиеся по фонарным столбам, и заставлял прохожих покрепче кутаться в вязаные шарфы и холодные дизайнерские платки. Горожане чертыхались и торопились, как и положено москвичам в канун Нового года, а сама столица, подсвеченная искрящимися гирляндами и диодными сосульками, нетерпеливо ждала праздников, словно курдская невеста свадьбы. Краем уха зацепил разговор лощеного бородача и крашеной брюнетки, куривших поодаль: они обсуждали маршрут «медового месяца» по азиатским пляжам. Я выпотрошил фильтр сигареты и вернулся в клуб.

Француженка вышла на сцену в 20:28 мск, и стоило ей взять гитару в руки, как я понял, что мою судьбу придется переписать заново: диссонирующие, хриплые нотки идеально дополнялись скупыми движениями, и мягкий вибрирующий голос со вкусным северофранцузским прононсом то становился крепче и строже, то смягчался и снеживался, а песни то обдавали холодом и сбивали с ног, как водопад, то обнимали теплом и лаской.

Я застыл в дальнем углу зала со стаканом виски и собирал осколки мыслей. Даже короткого взгляда и пары песен хватило, чтобы понять: о появлении Флоры вначале напевает запах, а уже после – шаги и слова. Она смотрит по сторонам так, будто ее всегда одолевает легкий голод, утолить который способен поцелуй или комплимент. Так смотрят вечно торопящиеся люди, позавтракавшие холодным бутербродом и чашкой чая с не до конца размешанным сахаром.

Во сне девушка просит класть руку на грудь, и с ладонью на груди ей дышится легче, чем без нее. Жгучая женщина – настолько горячая, что в дождь от ее волос всегда идет пар, а зимой дворовые кошки сбегаются по следам, отпечатанным в снегу, чтобы отогреться на теплом асфальте. Ее обожают все голуби, собаки и алкаши района «Пале Бурбон».

Сраженный «синдромом Стендаля», не способный перенести лавину красоты, обрушившуюся, как DdoS-атака мощностью в полтора терабита в секунду на незащищенные сервера, я выбежал на улицу своровать кусок зимнего воздуха. «Откуда берутся такие люди? Слава Ахура-Мазде за его щедрость!» – этой мысли хватило на затяжку, я отпустил ее вместе с дымом и вернулся в зал, а Флора упивалась новой песней.

«Стройная, как пантера, в дыму заболоченной чащи шагом молочным крадется навстречу добыче – войлочным шагом, пошитым из шорохов ночи. Стройные скулы, тонкие пальцы, узкие плечи: ты – пламя, ты – меч», – сказал бы я, будь представителем позднего немецкого романтизма, но я беларусский околоайтишник, так что опишу проще: мой процессор замер, а трафик, бегущий по кабелям вен, встал. Обомлел не только я: тут же подлетел Иван Денисович и потребовал:

– Милорад, я хочу с ней познакомиться, хочу познакомиться! Организуй!

Не удивляйтесь: это типичная выходка в исполнении Ивана Денисовича. Он не злодей и не герой, не мерзавец и не рыцарь, а обычный парень, который, даже опоздав на вечеринку, не растеряется и легко, вполноги закадрит самую красивую девушку на танцполе. Проблемы с барышнями у него возникают на втором свидании, до третьего раза доходит почти никогда.

– А как же подруга из Австралии?

Иван Денисович не так давно снова влюбился – на сей раз в уроженку Сиднея, работающую в «Красном кресте», но непродолжительный конфетно-букетный период, когда парочка миловалась на танцах, ходила «вместе» в кино и театры, закончился, стоило особе отправиться в миссию на Донбасс. С тех пор Иван Денисович ни разу не навестил пассию, пусть продолжал делать вид, что поддерживает отношения в социальных сетях, как это принято среди людей молодых и малонастойчивых.