Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Впервые мы оказались вместе на концерте российской группы Jack Wood пару лет назад. Я пригласил в компанию свою несостоявшуюся зазнобу Анну Павловну, заглянувшую на бокал вина (перед концертом), бутылку пива (во время) и засветло ретировавшуюся домой к годовалой дочери. Мы остались втроем: я, Антось Уладзiмiравiч и Михась Сяргеевiч – еще один гомельский беларус. Ничего не могу с собой поделать: всех самых близких сердцу друзей я называю либо по фамилии, либо по имени-отчеству. Антось Уладзiмiравiч мою привычку не одобряет: по его словам, обращение по имени-отчеству – чаще всего издевка или совсем близкий подъеб, программная сборка версии 1.2 inside joke, а именование человека по фамилии – выказывание пережитков советского стиля мышления или грубая демонстрация превосходства в должности. По словам земляка, в отношениях обоюдное поименование должно звучать проще:

«Когда между мужчиной и женщиной есть притяжение, они друг друга по имени называют. Но стоит страсти стихнуть и поделиться на ноль, как тут же возникают “бывшая”, “еврейка”, “сомелье”».

Особые страдания Антосю Ўладзiмiравiчу причиняют разговоры его коллег, в которых то и дело проскальзывает местоимение «моя».

– Так от нежности, от деликатной «Дашеньки» или милой «Машеньки», мы переходим к огрубению: «Моя звонила», «Моя ждет», «Моя бесится», – уверяет земляк и приводит еще один пограничный случай проявления нежности. – А вы слышите звенящую пошлость, проявляющуюся в штамповании паточных «котенков», «заек» и прочих представителей фауны? На публике обращаться друг к другу ванильными словесами считается дурным тоном и проявлением бескультурья, однако по мере того, как интим нивелируется и улетучивается из нашей жизни (а с каждым днем подобных проявлений становится все больше: полвека назад бравые дружинники привлекли бы любого из нас к административной ответственности за прогулки с девушкой под ручку или поцелуй в щеку на людях), пошлость становится нормой, и мы уже не удивляемся «рыбкам» и «кисам» в окружении.

Наблюдения Антося Ўладзiмiравiча, безусловно, ценны для великой науки любовеведения и должны высекаться золотыми буквами над входом в любой столичных ресторан, а теперь вернемся в «ГлавClub» на улице Орджоникидзе, 11.

Михась Сяргеевiч долго наблюдал за конвульсиями музыкантов Jack Wood на сцене и флегматично заметил:

– Я бы с их вокалисткой замутил.

Антось Уладзiмiравiч незамедлительно забетонировал эфемерные поползновения:

– Не получится: ее муж на гитаре играет. Всех хороших баб разобрали. Но нас ждут хорошие в раю.

– Проблема в том, что мы окажемся в аду, – говорю. – На концерте Джимми Хендрикса, Курта Кобейна и Дженис Джоплин.

– И Николая Расторгуева, – добавил Антось Уладзiмiравiч.

– А почему Расторгуева?

– Если без Расторгуева, это будет рай, а не ад.

Концерт зашел «на ура», как и последующий променад по пивным барам. Наутро мы отправились в рюмочную «Зюзино» на Болотниковской улице, 21. День рисовал радужные перспективы, пока Михась Сяргеевiч не открыл дверь ногой. И что вы думаете? «Молодой человек, позвольте…» Нас почти не пустили. Нас почти выгнали. Но что может остановить мотивированного беларуса? Нет в мире силы грознее, чем амбициозный, талантливый и по умолчанию терпеливый беларус, а Михась Сяргеевiч вырос эталонным «тутэйшым». С боем, горем пополам и выветрившимся на треть похмельем мы все-таки уселись за дальний столик и забаррикадировались от остальных посетителей трехлитровыми банками пива, а Михась Сяргеевiч делился последними сводками с беларусских фронтов, в частности, с «Дня Волi»:

– Мы шли в толпе, вокруг буйствовал ОМОН, а нам только и оставалось, что с горочки спуститься. Румянец на щеках заалел, метель. Но дома ждет бутылка вина. Ну, как бутылка? 11 бутылок. И мы знаем, что хоть тушкой, хоть чучелом, но обязаны дойти!

Целеустремленность – необходимое качество любого мужчины, а правильная мотивация – его непреложное проявление. Будет мотивация, появится и остальное. Неудивительно, что в «Зюзино» мы все-таки назюзились. Прикончив пиво, отправились в кабак в историческом центре Москвы.

– Horam bonam nychthemeri tibi opto! – «Доброго времени суток»: Михась Сяргеевiч приветствовал официантку на языке старажытных беларусов, а именно: на латыни. – Я был там, а сел здесь, – он упал на стул, объясняя, почему мы оказались в «СПб», а не ирландском пабе. Взяли по пиву, гомельчанин задумался и выпалил. – Я, кстати, заметил, что сейчас, когда женщины слышат, что я женюсь, у них нездоровый блеск в глазах появляется. Они видят своеобразное подтверждение ценности «актива». Как на бирже. Раnic buy, фактически.

Посмотрев на помятого меня, он потрепал по плечу и добавил:

– Но ты не кисни, Милорад. У тебя тоже есть шансы. Ты же слегка ебнутый. Вот женщин такое привлекает: они хотят с тобой переспать и выпить хотя бы каплю твоего безумия. Ради генетического разнообразия.

И ведь прав, поклонник Дарвина и знаток евгеники. Через 10 минут попросили счет, и официантка пристыдила: «Уже уходите? А у нас дискотека…» Минчанин-москвич опешил от наглости, растерялся и мастер каламбуров гомельчанин-москвич, нашелся только гомельчанин-гомельчанин:

– Женщина, я не танцую.

Универсальный ответ, на все случаи жизни, квинтэссенция мужской мудрости: «Нужно знать, чего ты хочешь, и знать, что ты этого хочешь» – Ницшу почитайте. Михась Сяргеевiч раззадорился:

– Женщина, вы мне нравитесь. А я вам?

Пришел черед официантки стушеваться. Искренность – опасное оружие, ему почти невозможно противостоять, но барышня оказалась достойным противником и устояла под натиском беларусской харизмы. «Paulisper symphonia canebat, paulisper baro saltabat», как говорится: «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал». Мы расплатились и продолжили променад по вечерней столице. На улице Михась Сяргеевiч огляделся и проорал:

– Земляки, там что-то сатанинское! Надо разобраться!

– Михась, это осетинские пироги, – успокоил товарища Антось Уладзiмiравiч.

– Правда? А как называется?

– «Аист», – ответил я и допустил фатальную ошибку, выпустив из бутылки пива джинна мелкопоместного национализма. Истерика клаксонов проезжающих машин, гул последних троллейбусов и щебет поздних магнитол потонул в стройном дуэте гомельчан:

Белый аист летит,
Над белесым полесьем летит.
Белорусский мотив
В песне вереска, в песне ракит.
Все земля приняла
И заботу, и ласку, и пламя,
Полыхал над землей
Небосвод, как багровое знамя.
Молодость моя, Белоруссия,
Песня партизан, сосны да туман.
Песня партизан, алая заря,
Молодость моя, Белоруссия.

Беларусы пели с душой и достоинством, скупым, но пробирающим надрывом, и поздние пешеходы, машины на переходе и патруль полиции почтительно расступились перед исполнителями. Мы пулей ринулись к «Аисту», и от полного разгрома заведение уберегли только проезжая часть и бар на углу, сразивший нас рикошетом. Но долго в воздухе июньском курлыкал бусел одинокий.

После бара вернулись на квартиру Антося Ўладзiмiравiча. Переступив порог, я столкнулся с бородатым мужиком в трусах, стоящим у плиты.

– Здорова, земляки! – сказал бородач и повернулся к шкворчащей сковороде.

– Аляксей, тоже из Гомеля прикатил. Он неделю в Москве перекантуется – и в Киев, так что, если потребуется вписка на Украине – свистите, – пояснил Антось Уладзiмiравiч, открыл холодильник и достал пару полуторалитровых баклашек пива. Однако Михась Сяргеевiч брезгливо отвернулся от запотевшей тары: негоже отвлекаться на алкоголь, когда Аляксей бросил нам кулинарный вызов. Проснулся здоровый азарт, и мы не позволили себе сбежать с передовой кухонной баталии, отступить перед лицом картофельного врага, ретироваться перед сковородой – и засучили рукава.

4
{"b":"763420","o":1}