– Правда, – усмехнулась девушка, но, заметив то, как сочувственно покачал головой молодой врач, тут же добавила. – Только не надо меня жалеть, пожалуйста.

– Я и не думал, простите, – Салам заметно смутился.

– Думали-думали. Знаете, – Вика села на кровати и обхватила руками колени. – Надоело уже жалость видеть. Что у родителей, что у Константина Германовича, что у Брагина – заходил тут ко мне вчера вечером. Теперь ещё и вы в придачу…

– Простите, – повторил Салам.

– Да ладно, ничего. Сама склонна к излишнему сочувствию, если честно. Сейчас даже задумываюсь – как я вообще работать здесь смогу со своей впечатлительностью…

– Легко сможете. Со временем это уходит.

– То есть, хотите сказать, что со временем я стану чёрствой теткой в белом халате? Нет уж, знаете, лучше тогда быть гиперчувствительной, чем такой.

Салам задумался над своими словами, а Вика беззвучно усмехнулась. Забавным был этот Салам, милым. Жаль только, что подбодрить у него не вышло.

…День у Кости не задался с самого утра. Мало того, что проспал и еле вытолкал из квартиры чересчур любвеобильную Машку – очередную знакомую - так по дороге на работу ещё и в пробку попал, и простоял в ней почти полтора часа. В общем, в больницу Лазарев буквально ввалился в начале двенадцатого, получив нагоняй от Нарочинской, с которой столкнулся у дверей и выслушав шуточки Нины, которая откровенно скучала за своей стойкой и была невольным свидетелем чтения морали. Надежда на то, что ординаторская была пуста, рассыпалась в одночасье – за компьютером сидел Салам.

– Привет. Ты чего такой злой? – Салам развернулся на стуле и проследил взглядом за товарищем, который, скинув с себя куртку и шарф, начал переодеваться.

– Знаешь, дорогой Саламчик, в чем проблема мимолетных отношений? – язвительно поинтересовался Лазарев. – Не знаешь. А проблема в том, что зачастую эти отношения начинают навязываться и не желают тебя покидать. А мне они нахрен не сдались.

– Так зачем же заводить их тогда? – спросил Гафуров, наблюдая за другом.

– Затем, чтобы хоть как-то отвлечься. Хотя, кому я рассказываю. Всё равно не поймешь. Чёрт, вот что теперь с этим делать?! – Лазарев раздраженно почесал пальцем тёмное пятно, красовавшееся на шее – подарок Машки.

– Замажь чем-нибудь, – пожал плечами Салам.

– Чем? С ума сошел? – рыкнул Костя. Затем взял из шкафчика шарф и намотал его на шею. Но это было не по форме, поэтому через мгновение Лазарев уже зло стягивал с себя аксессуар. – Ладно, так пойду, – молодой человек поднял воротник халата – так пятно почти не было видно. – Что там с Ковалёвой?

– Анализы новые пришли, вроде бы ничего. На выписку просится уже, – Салам кивнул на бумаги, лежащие на краю стола. Костя взял их и мрачно изучил. Да, в самом деле – показатели были в норме.

– Ну, это не ей решать. А что с язвенником моим?

– А язвенник похуже будет – боли периодические, анализы не пришли ещё, правда, но, судя по симптоматике, надо будет оперировать.

– Ладно, понятно всё. Спасибо, Саламчик, я должник. Пойду сначала к язвеннику, потом поговорю с ней насчет выписки, – Костя помахал в воздухе листками.

– Но… Костя, я пойти хотел, – осторожно ответил Салам, потянувшись за анализами.

– Саламушка, это мой пациент, – Лазарев подмигнул другу и вышел из ординаторской.

… – О, какие люди! – Вика отложила в сторону осточертевшую книгу, едва заметив Лазарева в дверях. – Что-то вы припозднились сегодня, товарищ доктор.

– Как чувствуете себя? – Константин ещё раз изучил анализы.

– А вам Салам Магомедович ничего не сказал, да? Константин Германович, выпишите меня, пожалуйста, а? Хотите – под личную ответственность? Я ведь всё равно далеко не уйду.

– Посмотрим на динамику. Если будет положительной – через пару дней сможете выйти на работу, – Костя не выдержал и потёр ладонями глаза.

– Не выспались? – язвительно усмехнулась Вика, от цепкого взгляда которой не скрылся «синяк» на шее её врача, так старательно скрываемый. Костя вдруг посмотрел на девушку, и та, в силу профессии, всё поняла – по внезапно больному и усталому взгляду. – Понятно всё с вами. Тяжёлое расставание? Помните, что я психолог?

– Помню, только сейчас я вас лечу, а не наоборот.

– Да ладно вам, Константин Германович, – Вика улыбнулась и внимательно посмотрела на собеседника. – Как её звали?

Лазарев чуть наклонил голову, не отрывая взгляда от Вики. Почему-то она внушала ему доверие.

– Ксюша.

Вика кивнула, и профессия взяла своё – наклонившись к Лазареву, девушка осторожно забрала у него папку и отложила её в сторону - документы сейчас мешали зародившейся откровенной беседе.

– А вот как вы думаете – что лучше – крупные купюры или размен?

Костя вдруг улыбнулся неожиданному вопросу.

– Крупные купюры надёжнее. Но размен удобнее. А что?

– Так здесь тоже самое, – просто ответила Вика, и, заметив непонимающий взгляд мужчины, усмехнулась. – Размениваться на мелочи всегда удобнее, чем перебороть всё в себе и копить чувства на что-то серьёзное. Не согласны?

Костя молча передёрнул плечами. Ему не нравился этот разговор, но, в то же время, мужчине не хотелось прерывать его.

– Знаете… Я, конечно, понимаю, что в подобных ситуациях даже психология порой бессильна, но попытаться-то стоит.

Некоторое время Костя молчал, обдумывая, стоит ли делиться с кем-то, тем более, со своей пациенткой, своими проблемами. Вика не торопила, изредка поглядывая на молодого человека исподлобья.

– Она изменяла мне с мужиком, который был вдвое старше её, – Лазарев заговорил так неожиданно, что девушка невольно вздрогнула. – В моей же квартире. В моей же постели. Я их застал однажды… А мы с ней год встречались, я даже жениться собирался. А она мне потом заявила, что у нас с ней только дружба была, что её родственная душа – этот папаша-депутат.

Вика слушала мужчину, закусив губу и стуча ручкой по папке. Типичнейшая ситуация, но вот под подобным углом девушка сталкивалась с ней впервые. Обычно всё происходит наоборот – девушки страдают от разрыва отношений, внушив себе мысли о том, что отношения будут вечными, до гробовой доски.

– Выпишусь – будете моим первым официальным пациентом, – Вика протянула Лазареву его же папку. – Не хочу рекомендовать вам антидепрессанты, но и то, чем занимаетесь вы сейчас, не выход. Скорее, даже наоборот.

– Почему наоборот?

– Потому что это сродни тине – затянет, не выпутаетесь.

Костя не ответил, молча глядя на свою собеседницу. Разговор у них получался более чем странный. Она – пациентка, он – её врач, но именно сейчас было непонятно, кто есть кто. Она, со всеми своими душевными травмами и пережитым ужасом, с незажившими ссадинами на милом лице, выглядела сейчас намного здоровее его – внешне абсолютно здорового мужчины, которого выдавали разве что глаза.

– И что делать тогда?

– Отвлечься. В работу с головой уйти, чтобы с ног от неё валиться – отменно помогает. А чувства копить лучше на кого-то одного. Сейчас прозвучит банально, но если послушаете, то придёт день – и поймете, что не зря это сделали. Но выбирать, в любом случае, только вам.

– Я вот чего понять не могу, – Лазарев вдруг улыбнулся, хотя улыбка получилась больше похожей на гримасу. – Кто кого лечит?

– А у нас симбиоз, – девушка подмигнула Константину, и тот поднялся со стула. С облегчением Вика отметила про себя то, что мужчине, пусть и совсем немного, но полегчало – это было видно по его лицу, которое было по-прежнему усталым, но уже не таким напряженным.

– Вам надо будет кровь ещё раз сдать, для динамики, – Костя почесал ручкой бровь, вспоминая о первоначальной цели визита.

– А вам не надоело? Мало вы у меня селезёнку отобрали, так я ещё и кровь каждый день сдаю.

– Ну, вообще, я был против селезёнки. Это всё Брагин.

– Да ладно, мне не жалко, – пробормотала Вика, теребя край одеяла. Она окликнула своего врача, уже когда он находился в дверях. – Кость, всё хорошо у вас будет. Я вам обещаю.