Майлз еще раз посмотрел на Андерсона, кивнул и, вероятно, пошел одеваться.

Стены душили. Сжимались до размеров спичечного коробка. Давили.

Хотелось сбежать. Из комнаты, из башни… из школы. Чтобы не слышать болезненных стонов снизу, чтобы не ощущать себя… так.

Погано. Паршиво.

Грязной. Униженной. Оскорбленной.

Свернувшись клубком на кровати, Феликса смотрела в одну точку на стене. Будь там шедевр мирового искусства, она бы его не увидела.

Неизвестно сколько прошло времени, пока она не услышала шум, доносящийся из гостиной.

Не хотелось думать, с чем он связан. Она не хочет знать.

Дейвил сам разберется. В это легко верится, как ни странно.

Звуки стихли, пропали голоса, погружая в болезненную тишину. Ту, в которой воспоминания последних часов вспыхивают ярким пламенем. Тишину, из которой необходимо выбраться, иначе сойдешь с ума.

Бездумными, полуавтоматическими движениями она залезла под горячие струи воды.

Отмыться. От липких прикосновений. От потных рук.

Стереть мерзкие следы.

Пусть их не видно, но она чувствовала их на лице, на груди, на животе, на спине.

Везде. Повсюду.

Кожа покраснела от чрезмерного натирания мягкой губкой.

Она сделала воду попрохладнее, надеясь, что та смоет и мысли тоже. Заберет воспоминания в сточную канаву. Навсегда. Но они не сдавались, упорно возвращаясь на выбранное в голове место.

Тело покрылось мурашками от холода. Струи били в подставленное лицо, освежали, только все впустую.

Они должны принести облегчение. Очистить. Отмыть.

Слезы снова потекли из глаз, смешиваясь с водой.

Как же отвратительно так себя чувствовать.

Когда она позволяла себе плакать, не считая этого момента? Год, два, три назад?

В другой жизни, кажется. И теперь все накопленное выливалось в громкие рыдания. Судорожные всхлипы. Задушенные вдохи. Болезненные выдохи.

Сползла вниз по стеклу, оказавшись под прицелом воды. Пряча исказившееся эмоциями лицо, хоть его никто и не видит.

Холодно, и пусть. Может это принесет облегчение. Успокоит.

Сколько она уже тут? Час или пять минут?

Ее била крупная дрожь, зубы стучали, но она не поднималась. Продолжая сидеть под холодной водой, будто не чувствуя ее. Ощущая пустоту внутри.

В какой-то момент слезы закончились, оставляя густое, вязкое ничто.

Стук в дверь ненадолго выдернул в реальность, где холодно, мокро и тяжело. Сознание быстро уплывало обратно, в пустоту, и снова возвращалось от настойчивого стука.

– Фоукс, заканчивай плескаться.

Вместо ответа она лишь сильнее сжалась, обнимая колени тонкими руками.

– Фоукс!

Только он умел произносить ее фамилию как что-то недостойное и невероятно бесящее.

Он обнял ее. Там, внизу. Сам притянул к себе. Прикоснулся – полноценно, не мимолетно-брезгливо – впервые за семь лет.

Улыбка тронула синеющие губы.

Шам Дейвил успокаивал ее. Защитил и успокоил.

Боже, этот день войдет в ее личную историю.

– Я захожу, – прозвучало раздраженно вместе с щелчком замка.

«Нет, не смей. Выйди!».

В мыслях она кричала, а в реальности смогла лишь молча и слишком медленно хлопать глазами.

– Фоукс, блять. Вода ледяная. Ты чем думаешь?

Струи прекратили бить по лицу и телу. Перед неясным взором нарисовался недовольный Дейвил.

– Эй, не отключайся, – по мокрой щеке скользнула ладонь.

«Горячо! Убери…».

– Уйди, – смогла выдавить из себя, отворачиваясь.

– Чтоб ты тут сдохла от переохлаждения? Прекрасная перспектива, я поддерживаю.

Злился.

Она так хорошо знает каждый оттенок его голоса, что это пугало. Но она в другой раз об этом подумает, потому что сейчас она голая. А перед ней – Дейвил с махровым халатом. Понимание, что он собрался сделать, вызвало панику.

– Уйди! Я голая.

С трудом ворочая языком, высказала очевидное.

– И что я там не видел? Если у тебя висит болт, я искренне удивлюсь, но я уверен, что его нет.

Шам Дейвил шутит? Фантастический день. Достоин номинации.

«Я справлюсь без тебя».

Хотела сказать, а вырвался лишь судорожный выдох под чечетку зубов.

– Руки подними.

Не просьба. Приказ. Спокойный, будто она не имеет права его не исполнить.

Сильнее вцепилась в колени. Ей казалось.

– Блять, твой протест не к месту. Я вообще не обязан с тобой возиться.

– Так иди! – на этот выпад силы откуда-то взялись. – Возись с Мими.

Махровая ткань коснулась заледеневших плеч. Инстинктивно захотелось в нее зарыться с головой.

– Отпусти ноги. Шевелись, Фоукс. Не бойся, я не увижу твоего драгоценного тела, раз тебе это настолько важно.

Почему по голосу кажется, будто он улыбается? Этого ведь не может быть. Шам Дейвил не улыбается отбросам.

Она разжала руки и выпрямила колени, позволяя себя укутать и поднять.

Зеленые глаза не кололись как обычно, впрочем, так могло всего лишь казаться.

– У тебя начался бред, раз ты стала ревновать меня к Мими, – голос вибрировал в его груди, она чувствовала это ухом.

– Я? Тебя? К Мими?

Язык немел, совершенно переставая слушаться. Свинцовые веки все тяжелее поддавались. Сил хватило на маленькую щелочку.

– Ты. Меня. К Мими.

Спина утонула в мягкой кровати. Холодной. Отвратительно ледяной. Унявшаяся дрожь забила с удвоенной силой. Зубы стучали не переставая.

– Идиотка, – злобно бросил Дейвил, укрывая покрывалом, одеялом, и сверху еще одним покрывалом. Синим.

«Я тебя не ревную».

Пронеслось в голове прежде, чем накрыла темнота.

Гребаный день.

Шам смотрел в потолок своей комнаты, будто на нем показывали увлекательное кино.

Его вывернули наизнанку и обратно, не заботясь о внутренностях. Органы поменялись местами, но продолжают работать.

Херовое чувство.

Прислушался к звукам из соседней комнаты. Показалось, что скрипнула кровать.

Показалось. Наверно, в сотый раз.

Блять! Кулак врезался в матрас. Еще раз. И снова.

Как же он ее ненавидит. Фоукс напомнила, почему он всегда называл ее идиоткой. Это, сука, правда.

Он должен был патрулировать школу. И даже собирался этим заняться. Зашел в башню сменить футболку на тонкий свитер.

Вода шумела в душе, пока он поднимался в спальню, переодевался.

Ничего особенного, Фоукс гребаный ихтиандр.

Он уже пошел на выход, спустился вниз, а вода продолжала бежать. Остановился, вспомнив о ее состоянии.

О, воспоминания въелись самой ядовитой отравой в мозг. Ее всхлипы, слезы, подкашивающиеся ноги.

Скрипнув зубами на свою неизвестно откуда взявшуюся жалость, вернулся и постучался в ванну, просто чтобы услышать колкую фразу. Знать, что она в порядке.

Зачем? Он исчерпал годовой лимит добродетели. Фоукс не маленькая девочка, разберется сама. Но все же повторил стук более настойчиво.

Она злилась, когда он ее торопил. Он ждал подобной реакции.

Напор воды не уменьшился. Похоже, она не собиралась выходить, и молчанием доводила до стадии раздражения за миллисекунду.

Крошечный укол куда-то под ребра подтолкнул повернуть ручку и войти. Ему надо знать, что Фоукс в норме. Это стало болезненной необходимостью.

Волноваться за отброса – достижение, блять.

«Ненавижу сучку».

Чутье не подвело. Одного взгляда на посиневшую от холода девчонку хватило, чтобы дыхание выбило из легких. Плевать даже, что она голая, обнимает колени руками, будто закрывается от самой себя.

Ее слова в полубреду про Мими вызвали улыбку.

Пиздец.

У него ни разу не возникало желания улыбнуться Фоукс. Потому что это Фоукс, блять. Она не входит в круг достойных.

Он укутывал ее. Шам Дейвил! Смешно до тошноты. Он, тот, кто даже после секса не проявлял заботы. Ни мнимой, ни настоящей. Никакой.

Оставил двери открытыми, чтобы слышать.