Ему хотелось сбрить наголо копну ее карамельных волос. Морально раздавить. Уничтожить. Чтобы выла и умоляла о прощении.

– Внимание, первокурсники! – требовательно повторила женщина, стоя на каменной плитке.

Двое брезгливо разошлись в разные стороны, мысленно пообещав друг другу поквитаться…

И сдержали обещание.

– Первокурсники, внимание!

Профессор Горденгер у края лужайки терпеливо и слегка недовольно ожидала реакции детей.

Колесики чемодана противно стучали о камни, привлекая внимания больше, чем к профессору.

– Здравствуйте, профессор.

Странно. Вид строгой женщины подарил немного радости, а сдержанная улыбка даже вселила надежду, что, возможно, этот год будет не таким ужасным.

– Здравствуйте, мисс Фоукс. Вы опаздываете, – строго заметила она и переключилась на первокурсников. – Слушайте внимательно! Мистер Борд, для вас отдельное замечание…

Ее голос остался снаружи, а внутри школы, в широком каменном коридоре, царила тишина. Ровно до момента, пока дурацкие колесики чемодана не оказались на полу, гремя еще сильнее.

– Просьба неинициированных надеть кристаллы, – раздался над головой безучастный голос.

«Спасибо, что напомнили. Как будто можно забыть!»

Раздражение снова колыхнулось.

Стены давили глыбами, не доставляя никакой радости. Семь лет назад Феликса ломилась в школу, готовая сбить с ног каждого, лишь бы быстрее попасть в замок. Теперь – наоборот. Готова бежать, лишь бы оказаться подальше.

Из года в год одно и то же: заходить в большой зал с чемоданом, когда профессора давно ушли, а ученики успели забросить свои вещи по комнатам до первого в стенах школы обеда.

Половина набила желудки и ушла делиться впечатлениями от каникул, другая часть сыто и расслабленно болтала за столом.

Закрыла глаза, сделала вдох… Представляя, что все не так плохо и остался всего год. Один.

Не семь.

Не размыкая век, шагнула вперед, таща за собой треклятый чемодан. Всего шаг и лоб столкнулся с твердой поверхностью. В нос ударил запах весенней свежести с примесью миндаля, пропитанный обещанием чего-то нового после долгой зимы.

– Смотри куда прешь, отброс.

Презрительный голос, начищенные до тошнотворного блеска туфли…

Шам Дейвил с искривленными в неприязни губами смотрел сверху вниз.

Недолго.

Он резко, небрежно оттолкнул Феликсу в плечо, сдвигая с дороги.

Понадобилось немного времени прийти в себя. Учебный год по праву считается открытым.

– Катись к чертям, Дейвил.

Она всегда произносила его фамилию как нечто неприятное, отвратительное, адски ненавистное. И немного – очень – гордилась этим.

Он привык, что ее проговаривают со страхом и трепетом, выстанывают или восхваляют. Но когда озвучивала она, у него срывало крышу. Пусковой механизм начинал короткий отсчет до высвобождения эмоций. Иногда неконтролируемых.

Никто не смел так с ним разговаривать.

Никто и никогда.

– Потасканная Фоукс, – он развернулся, стукнув каблуками по каменному полу.

Есть в этих движениях некая театральность, наигранность, ведь ему прекрасно известно: взгляды всех присутствующих в зале прикованы к ним двоим.

– На автобус не хватило, пришлось идти пешком?

Свита Дейвила подоспела к эпической кульминации, и загоготала в поддержку идиотской шутки.

Толстый за семь лет стал еще толще и походил на жирную свинью, вечно пожирающую сэндвичи. Высокий вытянулся до двух метров, а лицо так и осталось с отпечатком интеллекта десятилетнего. В очках – единственный более-менее адекватный из всей компании. Он все больше молчал.

Наглый… не изменился. Все тот же Шам Дейвил: кретин и идиот в одном лице. Его ухмылка стала жестче, отточенная до безупречности на практике. Взгляд зеленых глаз – еще более холодный, острее прежнего, несмотря на теплоту цвета.

Пустой.

Когда-то они сверкали как капли дождя на первых листьях, теперь в них только злость и ненависть, презрение и брезгливость. И демонстрация. Силы, власти. Если бы мог, сам с собой бы сексом занимался, а так, бедолага, трахает шлюх из своей свиты.

Словно прочитав мысли, на горизонте появилась Мими. Глубокий вырез обтягивающего верха платья дал возможность всем желающим оценить внушительный бюст. Бордовые губы с толстым слоем помады вытянулись в притворной улыбке, голубые глаза яростно блеснули.

– Фе-еникс, – протянула девушка тонким кукольным голосом.

Дернулась, как от пощечины.

– Для тебя – Фоукс.

Бесцветный тон чуть подправил ухмылку Мими, но она удержала лицо.

Такое же кукольное, как семь лет назад. Милое личико давно перестало светиться живыми эмоциями, став изваянием для музея.

Теперь, с выдающейся грудью, длинными стройными ногами тонконогой лани, узкими упругими бедрами она все больше походила на Барби. А Дейвил…

Нет, не Кен.

Манекен.

– Глупо обижаться, Феникс, – Кукла акцентировалась на прозвище Феликсы, игнорируя замечание. – Научись принимать реальность. Каждый на своем месте.

Таким голосом комплименты говорят, расхваливают, вылизывают с головы до пят. Ей бы плохие новости рассказывать, чтобы вроде все хреново, но сладко так, аж зубы сводит.

– Упасть со своего места не боишься?

Беседа явно держала курс на столкновение миров. Отбросов и… остальных. Друзья – Феликса заметила краем глаза – начали выходить из-за стола.

Обычное дело. Непрекращающийся конфликт отбросов и высших.

Так было всегда. Еще до них. И останется после.

Неизменный порядок вещей.

– Отзови своих шавок, – рыкнул Дейвил, нанизывая Феликсу на острые мечи пронзающего взгляда.

Янтарь – твердый камень. Его на меч не насадишь. Он воспламенится от спички и не потушишь.

– Ты кого шавкой назвал, придурок? – Билл сжал плечо Феликсы, готовый в любой момент задвинуть подругу за спину.

Слева встали Тим и Ник, Фанни с Эмбер чуть позади настороженно наблюдали.

Если задернуть портьеры на огромных окнах, увидишь летающие искры, предупреждающие о скором пожаре.

– Скройся в яме, отброс, – толстяк Уоррингтон оскалился.

Без того маленькие глазки превратились в две щелочки в окружении щек.

– Свалили на хер! – натурально прорычал Дейвил, раздувая ноздри от злости.

Билл дернулся к нему, сжимая кулаки, но уперся в вытянутую поперек руку.

– Зря замараешься, – голос не дрогнул, хотя внутри Феликсы клокотала смесь страха и ненависти.

Дейвил умел нагонять жуть. Его глаза, почти безумная ухмылка, словно секунду назад он вышел из ада, отточенным движением стряхнул пепел с плеча и сказал: «Славное местечко!».

Сильнее всего грела ненависть к нему. С того самого первого дня, на протяжении семи лет взращиваемая на плодородной почве из желания взаимного уничтожения.

Зачем она остановила Билла? Пусть бы сделал из гуся паштет. Или хотя бы просто врезал. Раз. Может, два. Чтобы просто спустил себя с пьедестала на пару ступеней и увидел, что мир у его ног не заканчивается, и стоят они на одной земле.

Только это не поможет. Лишь проблемы появятся, не успел учебный год начаться.

Они никому не нужны, но высшие этого добиваются. Чтобы их всех вышвырнули из Дартмура и остались только они. Элита.

Обнажив зубы в яростном оскале, Дейвил резко развернулся и зашагал прочь. Толстяк Уоррингтон имитировал презрительный плевок под ноги, длинный Уайт по-идиотски усмехнулся, а Маккинни сохранил беспристрастное выражение на лице.

Эванс хмыкнула, послала издевательский воздушный поцелуй и побежала на каблуках за Дейвилом. Следом ушли и остальные.

– Ничего не меняется, – покачал головой Билл и закинул руку на плечо. – Рад снова тебя видеть!

Его улыбка ослабила натянутый узел напряжения.

Феликса тоже соскучилась. Стоило сказать всего несколько слов, он ведь лучший друг, но слова застряли в горле и не вылетели.

– Как прошли каникулы? – спросила вместо этого.