Что любопытно, при такой рефокусировке Ольденбург пытается сохранить всю традиционную повестку дня и весь спектр тем, связанных с изучением локальных сообществ: эмоциональные связи, идентичность, доверие, солидарность etc. (Слово «дружба» и его производные в тексте встречаются восемьдесят пять раз.) Но теперь эти концепты атрибутируются не сообществу, а месту.
Трагедия в Твин-Лейкс и Великий Нарратив Планировщиков
Убийство Трейвона Мартина в феврале 2012 года произвело в американских медиа эффект разорвавшейся бомбы. Чернокожий подросток, шедший вечером через закрытый поселок Твин-Лейкс (Флорида), был в упор застрелен командиром добровольческой дружины Джорджем Циммерманом. Оправдательное решение суда вызвало массовые протесты и уличные беспорядки.
Телевизионные комментаторы, политические активисты и университетские профессора вступили в схватку за объяснение произошедшего, номинируя различные феномены – от расизма и виджилантизма до толстовок с капюшонами – в качестве «подлинной причины трагедии». Но для сторонников Великого Нарратива Планировщиков ответ был очевиден: всему виной книга Оскара Ньюмена «Защищенные пространства» [Newman 1972].
Лео Холлис пишет:
События, случившиеся в тот день, нельзя отделить от места, где они произошли. Дело вот в чем: не все места одинаковы, и это сильно влияет на наше поведение, маршруты передвижения и ощущение города. В 1973 году американский архитектор и градостроитель Оскар Ньюмен в книге «Защищенные пространства: люди и дизайн в опасном городе» изложил концепцию закрытого поселка. По его мнению, когда ваше поселение охраняется, у жителей усиливается чувство собственности или «территориальности»… Ньюмен утверждал: людям нужно защищенное пространство, в котором можно укрыться. Эта идея приобрела огромную популярность по всему миру, ведь она сулила безопасность, общность и избранность одновременно [Холлис 2015: 176].
Закрытые сообщества (gated communities) – излюбленная мишень левого урбанизма. Они представляют собой прямую противоположность «третьим местам» Ольденбурга. Но модель мышления здесь ровно та же: место формирует отношения. Если «точки сборки» создают условия для образования социальных связей, возникновения доверительных отношений и новых форм идентичности, то закрытые сообщества – это «контейнеры недоверия»:
Зачастую заборы строятся в ответ на рост преступности или из желания его предотвратить. И хоть они дают ощущение защищенности жителям, но в целом делают город более опасным и менее демократичным. Они создают психологические пространства, вызывающие тревогу у Джорджа Циммермана, который кроется в каждом из нас, а также отсекают поселок с его частными охранниками и частным управлением от города [там же: 177].
Отсюда поражающий своей прямотой вывод:
Если бы Трейвон Мартин шел по обычной улице, а не по закрытому поселку… Юноша остался бы жив [там же: 177].
Многое может быть сказано о теоретической и исследовательской несостоятельности Великого Нарратива Планировщиков, но одно несомненно: у него есть своя стратегия реабилитации концепта «сообщество». Проблема лишь в том, что теперь вместо сообществ нам предлагается изучать места их кристаллизации и распада. Ольденбург начинает свое исследование с цитаты из Макса Лернера:
В некоторых недавно опубликованных работах об американском обществе указывается, что ностальгию по маленькому городку не следует понимать как направленную на городок как таковой; скорее она представляет собой «поиск сообщества» (говоря словами Роберта Нисбета) – ностальгию по понятной и цельной жилой среде. Главный вопрос поэтому состоит не в том, можно ли возродить маленький городок со всеми его прежними преимуществами (ведь очевидно, что нет), а в том, сможет ли американская жизнь породить какой-то тип интегрированного сообщества ему на замену [Ольденбург 2014: 41].
Но в модели Ольденбурга мы не найдем ни концептуализации «интегрированного сообщества», ни ответа на вопрос о том, что же сегодня делает сообщество интегрированным. Только рассказы о «Великих Хороших Местах», где такие сообщества могли бы потенциально возникнуть.
Далее мы рассмотрим другую теоретическую стратегию спасения этого концепта, предложенную в теории социального капитала.
Г. Ганс и М. Грановеттер: сетевая архитектура сообщества
В конце 1950‐х годов Герберт Ганс, представитель последнего поколения Чикагской школы, провел серию исследований в бостонском пригороде Уэст-Энд.
Нас благожелательно приняли одни из наших соседей, которые стали нашими друзьями. В результате они часто приглашали нас на свои вечеринки и представили нас другим соседям, родственникам и друзьям… Со временем… другие жители Уэст-Энда… познакомили меня с родственниками и друзьями, хотя большинство из этих дружеских встреч, в которых я принимал участие, устраивались нашими первыми знакомыми и их окружением [Gans 1962: 340–341; цит. по Грановеттер 2009: 44].
Хотя самого Ганса больше интересовала локальная культура италоамериканского населения Уэст-Энда и его способность к политической самоорганизации, он оставил подробные описания того, как жители пригорода проводят свое время – кто к кому ходит в гости, как поддерживаются дружеские связи, сколько времени тратится на непринужденное общение. Это впоследствии позволило Марку Грановеттеру, автору эпохальной статьи «О силе слабых связей», перевести классическую идею сообщества на язык сетевого анализа.
Грановеттер пишет:
Рассмотрим двух произвольно взятых индивидов, назовем их А и B, – и множество S = C, D, E… состоящее из всех людей, которые имеют связи с одним из них или сразу с обоими. Мы можем соотнести диадические связи с более крупными структурами при помощи следующей гипотезы: чем сильнее связь между А и В, тем выше доля людей в множестве S, с которыми оба человека будут связаны, то есть будут иметь слабую либо сильную связь. Предполагается, что пересечение их дружеских кругов будет наименьшим, когда между ними нет связи; наибольшим, когда связь между ними сильная; средним, когда она слабая [Грановеттер 2009: 33].
Сильные связи – это связи дружеские; слабые предполагают приятельские отношения или простое знакомство. По сути, тезис Грановеттера означает следующее: если вы (индивид А) близко дружите с двумя людьми (индивидами B и C), то вероятность того, что два этих человека незнакомы друг с другом и в принципе не состоят ни в каких отношениях, стремится к нулю:
Чтобы выяснить последствия сделанного утверждения, я в дальнейшем усилю его и буду исходить из того, что такая триада не встречается никогда, то есть если две другие связи являются сильными, связь В – С существует всегда (не имеет значения, слабая она или сильная) [там же: 33].
Что из этого следует? Как минимум то, что теперь мы можем картографировать пространство социальных связей в городе как пространство сетевое. Сообщества – суть сети слабых и сильных связей. Это означает, что каждый индивид занимает положение одновременно в двух пространствах: в физическом (где он локализован как тело) и в сетевом (где он является узлом сети отношений с другими индивидами). Но вернемся к несуществующей триаде Грановеттера:
Значимость отсутствия этой триады в жизни может быть продемонстрирована при помощи понятия «мост»; под «мостом» понимается ребро в сети, которое обеспечивает единственный путь между двумя точками [Harary, Norman, Cartwright 1965: 198]. Поскольку в целом у каждого человека огромное множество контактов, то «мост» между А и В обеспечивает единственный путь, по которому проходит информация или распространяется влияние от любого контакта индивида А к любому контакту индивида В, а следовательно, от любого человека, опосредованно связанного с А, к любому человеку, опосредованно связанному с В [Грановеттер 2009: 35].
