Парадигматический сдвиг произведен, но это транспозиция города в язык социологической теории практик, а не урбанистики. Для социолога практики – куда более прочное онтологическое основание объяснительной модели, чем городская среда. Сегодня – даже более прочное, чем сообщества.
Три стратегии ревитализации
Задача комментария, по существу, никогда не может быть выполнена до конца. И все-таки комментарий целиком обращен к загадочной, неясно выраженной части, скрывающейся в комментируемой речи.
М. Фуко
Если «городская среда» оказалась слишком размытой и неконсистентной концептуализацией, чтобы занять достойное место в списке первичных (объясняющих) факторов, то ситуация с «сообществом» – прямо противоположная. Оно так долго использовалось в качестве универсального объяснения, что со временем утратило свою силу. Значит ли это, что сообщество как понятие должно уйти, пополнив длинный ряд вымерших социологических концептов? Одна из возможных альтернатив – переосмысление сообщества, включение его в другую понятийную схему. Далее мы рассмотрим три стратегии такой ревитализации.
Точки сборки: «третьи места» Рэя Ольденбурга
Город Саванна, штат Джорджия, стал первым городом с регулярной планировкой в американских колониях британской короны. Заложивший его в 1733 году генерал Джеймс Оглторп заслужил славу посредственного военного, хитроумного дипломата, щедрого филантропа и человека прогрессивных взглядов. Он верил, что правильная городская планировка позволит создать новую форму человеческого общежития, основанного на взаимопомощи и поддержке. Широкие улицы Саванны изначально проектировались как пространства для совместных прогулок, а двадцать четыре тенистых сквера (по тем временам невиданное расточительство земельных ресурсов) – как места встреч и ведения переговоров. В конце Гражданской войны генерал Шерман, совершив свой знаменитый «марш к морю», захватил Саванну. Пораженный ее планировкой, разумностью устройства и мудростью градостроителей, Шерман отдал должное стараниям Оглторпа: Саванна оказалась единственным городом, уцелевшим после шермановского марша. Двадцать четыре тенистых сквера спасли ее от разрушения. Во всяком случае, такова версия истории, рассказанная Рэем Ольденбургом, автором трактата «Третье место: кафе, кофейни, книжные магазины, бары, салоны красоты и другие места „тусовок“ как фундамент сообщества» [Ольденбург 2014: 66]22.
Ольденбург – яростный защитник всех перечисленных в названии его книги «третьих мест» от пабов до парикмахерских. Классики чикагской школы видели в увеселительных заведениях притоны, разрушающие устойчивые социальные связи, современные критики чаще указывают на то, как в «третьих местах» воспроизводится классовая, гендерная и этническая сегрегация [Grazian 2009]23, но Рэй Ольденбург непреклонен: нет баров – нет сообществ.
Ход, который предлагает нам Ольденбург, предельно операционален: сообщества не являются фундаментом городской жизни. Напротив, это весьма хрупкие образования, сами нуждающиеся в фундаменте – конкретных физических местах, «точках сборки» локальной солидарности. Пабы, таверны и кофейни создают возможности для ее формирования. Вместо того, чтобы начинать с всегда-уже-существующих и несомненных-в-своей-явленности городских сообществ, мы должны проанализировать процессы их сборки, не отходя от кассы. Точнее, от барной стойки:
В компанейской атмосфере третьих мест люди получают возможность узнать друг друга, проникнуться приязнью, а впоследствии – заботиться друг о друге [там же: 25–26].
Кажется, это слишком оптимистический взгляд на природу человеческой социальности. Вряд ли автор полагает, что устойчивые социальные связи просто вырастают на «третьих местах» как грибы на трухлявом пне? Однако Ольденбург полагает именно так:
Количество, качество и доступность друзей зависит от того, где с ними можно встречаться, – это факт социальной жизни [там же: 115].
Данный тезис автор называет «друзья в комплекте»:
В результате регулярного общения в третьем месте человек становится другом практически сразу всей компании, которая там собирается [там же: 421].
И нет, Ольденбург не оговаривается в пылу полемики, идея «друзей в комплекте» проходит красной нитью практически через всю книгу:
Третьи места – это форма принадлежности, и дружат в них целыми компаниями. Среди тех, кто хранит верность третьему месту, завсегдатаи обычно являются друзьями. Исключения немногочисленны, ибо компания создает гармонию среди всех собравшихся во имя общения; кроме того, источники социального разделения «оставлены снаружи». Каждый является другом каждого, и требования к участию чрезвычайно скромные. Это означает, что у индивида, у которого есть третье место, есть и группа друзей, не ограниченная узостью личного выбора [там же: 119].
Ольденбург – явно не поклонник Томаса Гоббса24.
Почему же в таком случае дружелюбные по своей природе и стремящиеся к «непринужденному общению в неформальной обстановке» горожане проявляют все меньше интереса к жизни локальных сообществ и не поддерживают устойчивых социальных связей [Putnam 2000]? На это Ольденбург отвечает словами старого советского анекдота: им просто негде. Современная градостроительная политика в США лишила их возможностей для проявления «естественной» солидарности:
Сильные ураганы и другие катаклизмы часто требуют собрания и мобилизации местных жителей для помощи друг другу. Но где? Не так давно после шествия урагана «Эндрю» по югу Флориды многие люди выбирались из-под развалин, чувствуя потребность увидеться с другими, чтобы узнать о степени разрушений и масштабах ущерба; узнать, что уже делается; как они могут помочь или получить помощь, – однако у большинства из них не было мест для собрания. Старательное зонирование лишило этих людей их «третьих мест»! [Ольденбург 2014: 22].
Ольденбург предлагает остроумное решение для концептуализации общественного пространства, о которой мы писали в предыдущей главе: «третьи места» проектируются как «гофмановские», но неизбежно эволюционируют в «арендтовские»; сообщество идет в комплекте с местом. Главное – правильное зонирование.
Есть старая урбанистическая легенда, иллюстрирующая тезис о первичности «точек сборки» сообщества по отношению к самому сообществу. При расселении нью-йоркских гетто в благоустроенные муниципальные новостройки возникла непредвиденная сложность: стремительный рост уровня преступности в новых районах. В гетто все за всеми «присматривали», плотность социальных связей заменяла механизмы формального контроля. При переезде эта механика оказалась разрушена. Проектировщики предложили оборудовать в подвалах новых домов бесплатные прачечные. Оставить там белье на время стирки нельзя: его тут же украдут. Поэтому жильцы были вынуждены стоять около стиральных машин, убивая время разговором. Так завязывались отношения с соседями, плотность социальных связей росла, а со временем упал и уровень преступности.
Эта легенда – равно как и концепция Ольденбурга – порождение Великого Нарратива Планировщиков [Бристоль 2014]: в правильных местах формируются правильные отношения. Кто знает, пощадил бы генерал Шерман Саванну, если бы генерал Оглторп запланировал в ней не двадцать четыре, а двадцать три тенистых сквера?
Стратегия Ольденбурга – это стратегия конкретизации и рефокусировки. Мы уже видели подобный ход в предыдущей главе: один из концептов первой орбиты – в данном случае место – наделяется привилегированным статусом и из ингредиента сообщества становится условием его возможности. «Точки сборки» – в отличие от самих сообществ – легко операционализируются: вместо абстрактного разговора о социальной морфологии мы начинаем говорить о пространственной организации конкретных публичных мест. Платой за спасение сообщества становится утрата им статуса первичной реальности.
