И она засмеялась. Хохотала прямо ему в лицо и смех этот был с привкусом страха и истерики. В бессильной ярости Майкл намотал светлые волосы на кулак и потряс её как куклу.

– Заткнись! Заткнись, Ди, иначе… Клянусь богом, я…

К горлу подкатил отвратительный ком желчи и он едва не захлебнулся. Пришлось отпустить её и сблевать в раковину.

– Я же говорила, Майкл. Ты омерзителен.

Диана ушла. И это было хорошо, потому что он действительно ничего не мог ей сделать. Он не хотел её бить. Он не хотел делать ей больно. Возможно, он хотел трахнуть Ди, разложив на столешнице между салфетницей и солонкой, но сказать наверняка было трудно. Его нижний этаж давненько не подавал признаков жизни, тут она верно всё сказала.

В тот вечер Майкл сел на пол и заплакал впервые за свою сознательную взрослую жизнь. После он залез в шкаф, в коробку из-под кроссовок, и выпил спрятанную там половину мистера Бима3. Это помогло. Это всегда помогало.

Через месяц Диана собрала свои вещи, вынесла всё, включая корм для Дори, их золотой рыбки, почившей с год назад. Майкл восхитился её предусмотрительностью: Диана даже сменила простыни, чтобы не оставить ему ни частички своего ДНК. Вот как он ей опротивел. Это был провал и успех года одновременно.

Майкл не расстроился: когда-то они хотели завести собаку, большой дом в пригороде, двоих симпатичных малышей. Он собирался пойти учиться дальше, стать дипломированным врачом, спасать жизни. Диана хотела открыть свою маленькую клининговую компанию, порядок был её страстью. Все эти американские мечты сначала помогали Майклу цепляться за здравый смысл, но после потерялись где-то на пути к пабу Дэна. Он оплакал их давным-давно в гордом одиночестве, сидя за полированной барной стойкой.

Диана была права: он всем опротивел. На работе ему пригрозили увольнением, но ввиду чрезвычайного положения оставили в штате. Толку с этого было мало: с ним соглашался ездить только старый Дэйв, которому вообще было наплевать, с кем кататься, лишь бы он не был "грёбаным янки". Майкл сомневался, что Дэйв знал, кто такие янки, но был рад, что оказался на них не похож. Дэйва он считал не самым плохим попутчиком на пути к концу своей карьеры.

– Вот увидишь, однажды какой-нибудь педик пожалуется на тебя, Майки. Ты воняешь хуже свиньи в помойной куче.

– Заводи, Дэйв. Надо ехать. Учительнице из Шорвуд Хилс нечем дышать.

– Они пожалуются на тебя, Майки, они это любят. Им только дай возможность поиметь твою задницу, так они ж сразу по локоть вставят.

– Господи, Дэйв, да какого хрена ты несёшь?! Как насчёт сменить тему? Может, нам стоит обсудить твой судебный запрет на приближение к собственным детям? Что ты сделал, кстати? Едва не переехал младшенького на своём Плимуте?

– Я не видел его, понятно?! – зарычал Дэйв. – Закрой пасть и не трепи, чего не знаешь!

В машине воцарилась благословенная тишина.

– Так-то лучше, – кивнул Майкл.

Дэйв не ответил. Он не особо любил людей, но парнишку жалел. Помнил, как сам падал в пучину алкоголизма, забывая лица жены и пацанят. Их у него было трое, фото Дэйв хранил в бумажнике и демонстрировал всем при каждом удобном случае. Они пожелтели от времени, новых жена ему не высылала. Каждый раз глядя на заломы детских снимков, он думал о Майки. Но не сегодня.

Утром Дэйв проснулся с температурой и отёкшей гортанью. Ему не нужно было объяснять. что это значит. И он не сообщил о своём состоянии в больницу. Зачем? Они уже никого не принимали, даже тяжёлых больных. Вот и приехали.

Умирать ему не страшно. Дэйв видел это много раз: недостаточное кровообращение, остановка дыхания и пишите письма. Лёгкие, конечно, будут гореть огнём, мышцы диафрагмы работать на полную, но воздуха ему не получить. Потом начнутся конвульсии, агония. Он неизбежно обделается: дерьмо полезет со всех сторон. Так со всеми бывает. Главное, что он к этому моменту уже будет далеко и мокрые штаны будут последней из его забот. Подводя итог, можно сказать, что его ждут четыре минуты боли и ужаса, а это Дэйв сможет перетерпеть, уж будьте уверены.

Что страшно, так это то, что свежих фото своих ребят ему уже не успеть получить. Его глаза закроются, так их и не увидев. Но жаловаться Дэйв не планировал, он ведь не какой-то там педик, правильно? Нет, сэр, никакого нытья сегодня и до тех пор, пока его мозг не превратится в желе.

И Дэйв работал до последнего. Через два дня он скончался за рулём своей Скорой. Красный огонёк на крыше окончательно погас, но Майкла устраивало и это. В любом случае машина уже была не нужна. Мэдисон опустел и попахивал разложением. И Майкла тошнило от этого запаха.

На стоянке у торгового центра, где они с Ди выбирали шторы после переезда (это было вечность назад), Майкл нашёл белоснежную Субару с ключом в замке зажигания и водителем, полным мужчиной сорока лет. Из вежливости (её правила несколько изменились за последние месяцы) Майкл сначала попытался прощупать пульс на раздувшейся шее. Ничего.

– Извини, мужик, – вздохнул Майкл. – Тебе она ни к чему, ты же понимаешь?

Мужчина молчал, продолжая сидеть, уткнувшись носом в руль. Поза его выражала полное смирение. Майкл оттащил его в тень ближайшего дерева. Пот заливал глаза, но он не стирал его до тех пор, пока не снял перчатки и не продезинфицировал руки. Спиртовыми салфетками Майкл протёр салон своего нового автомобиля, отнёс в мусорный бак страховку и права, лежавшие в бардачке, обёртки из фаст-фуда, спрятанные в боковых дверцах. Детское сиденье, закрепленное сзади, Майкл поставил справа от мужчины, создав для него своеобразное надгробие. Что ж, сегодня это лучшее, на что приходится рассчитывать.

В багажник он положил собранную в больнице аптечку: полный запас антибиотиков, бинты обычные и эластичные, одноразовые шприцы, пластырь, обеззараживающие средства для промывания ран, обезболивающие, антисептик, даже небольшой набор для операций. Немного постоял, глядя на красный чемоданчик, а затем перепрятал его под второе дно к запаске. Чутьё подсказывало Майклу, что его могут убить за такой шикарный стратегический запас.

Вместо аптечки он положил чемодан со своими немногочисленными вещами, сумку-холодильник с запасом еды на ближайшие две недели, несколько пятилитровых канистр с водой и патроны для Магнума. В салон отправились сигареты и ящики с виски. Самое главное должно быть под рукой, так?

Запах в салоне почти исчез. Майкл оглядел пустынную парковку в последний раз. Никого. Телефон громко взвизгнул в кармане, оповещая о подыхающим аккумуляторе. Электричество всё равно уже вырубилось, так что…

Майкл прикоснулся к сенсору для распознавания отпечатков, и экран загорелся таким знакомым, утешающим светом, что грудную клетку немедленно сдавили подступающие рыдания. На заставке была Ди, одна из лучших её фотографий по его скромному мнению.

Они дурачились, валяясь на кровати и он снял её: волосы растрепались после сна, серый топ обтягивал стройное тело, но лучше всего была её попка, упакованная в желтые трусики-шорты из Кей Марта. На фото была только эта её часть, но Майкл прекрасно помнил остальное.

– Это будет веселенькое путешествие, Ди, – прошептал Майкл, обращаясь к её заднице, ныне покоившейся на переполненном кладбище Мэдисона. – Я тебе обещаю.

Экран устал ждать его действий и снова погас, теперь уже насовсем. Ну что ж, пришло его время. Майкл бросил телефон на асфальт, захлопнул дверцу и завёл двигатель. Он намеревался проехать через весь штат и закончить свой путь в Милуоки, на великих озёрах.

И, возможно, он так и сделал. Месяцы его жизни скрылись в алкогольном тумане. Когда Майкл не мог больше вести автомобиль, он спал прямо в кабине. Когда спина начинала разрываться от боли из-за неудобной позы, он просто пил больше обычного.

Несколько раз ему везло и он встречал выживших, таких же потерянных как и сам Майкл. На шоссе номер 14, по которому он пробирался в направлении Джейнсвилла, ему встретилась нелюдимая пара с ребёнком.