– Где она?
– Внизу, Ваша Честь, с моей соседкой, – ответил ему мистер Тодд, – Хвала небесам, моряк не тронул ее, – Джоанну невольно пробрал совершенно неуместный в такой ситуации смех, ведь, технически, тронул, – Хвала небесам и потому, что она осознала свои ошибки, – продолжал цирюльник.
– Да? – с надеждой, от которой девушку слегка затошнило, спросил отец.
– О, да, – подтвердил Тодд, – она лишь о Вас и говорит, надеясь на прощение.
– Если так, она его получит, – мягко произнес судья.
Так, что здесь происходит?! Джоанна на секунду прикрыла глаза, пытаясь осознать происходящее. Этот человек, которого Энтони называл другом, очевидно, предал их и позвал ее отца, собираясь сдать ее. Однако он почему-то уверен, что она внизу, хотя он не мог ее там видеть, ведь ее там нет. Так в чем же смысл его действий?
Снова открыв глаза, девушка обнаружила, что отец уже сидит в кресле и напевает что-то про красавиц, которые остаются даже тогда, когда уходят навек. Джоанна невольно пожалела о том, что отец так и не узнал: его Лили не покинула его, он просто ее не видел. Цирюльник подпевал, и нездоровый блеск в его глазах пугал Джоанну, нутром ощущавшую, что вот сейчас что-то стало уже откровенно не так.
– Нечасто можно встретить человека, разделяющего твои мысли и убеждения, – расслабленно произнес судья.
– И вкусы, особенно относительно женщин, – насмешливо ответил цирюльник.
– Что-что? – с недоумением переспросил судья.
– Несомненно, время меня изменило, – промурлыкал мужчина, – впрочем, надо полагать, что лицо цирюльника, жалкого узника, не более, не очень-то врезается в память.
Джоанна не видела взгляда, который обратил ее отец на цирюльника, но она вдруг поняла. Все поняла, когда в ушах ее зазвенели слова старой няни, и одновременно с ее голосом в голове девушки, судья пролепетал:
– Бенджамин Баркер!
– БЕНДЖАМИН БАРКЕР! – взревел цирюльник, занося бритву над судьей, и вонзил ее ему в горло, затем еще раз, и снова, и снова.
Джоанна не могла ничего, ни закричать, ни заплакать, ни даже пошевелиться, в шоковом состоянии она была абсолютно беспомощна. Она могла лишь смотреть на то, как кровь человека, вырастившего ее, заливает все вокруг.
Бенджамин Баркер еще раз полоснул бритвой по горлу судьи и снова нажал на педаль. Кресло откинулось, и тело судьи рухнуло вниз. В этот момент Джоанна невольно дернулась, и крышка сундука захлопнулась, чего, к счастью, не было слышно из-за скрипа шестеренок под креслом.
А потом все стихло, и эта мертвая тишина нарушалась лишь еле слышным голосом брадобрея, напевавшего что-то своей бритве. Движимая силой невесть откуда взявшегося в такой ситуации любопытства, Джоанна снова приподняла крышку… но в наступившей тишине ее скрип показался громким даже ей самой. Услышал его и цирюльник. Снова схватив бритву, которую он уже успел выпустить из рук, он подошел к сундуку и откинул крышку. Девушка инстинктивно схватилась за шапку, скрывавшую волосы, и натянула ее плотней.
– Зашел побриться, сынок? – нарочито спокойно поинтересовался Бенджамин Баркер, глядя сквозь нее.
– Н-нет, я… – только и смогла пролепетать Джоанна, с ужасом осознавая, что не может двинуться даже тогда, когда ее буквально волокут на казнь.
Цирюльник бросил ее в кресло и занес над ней бритву:
– Славно побриться никому не помешает, – прохрипел он. Джоанна не могла даже зажмуриться, не в силах отвести взгляд от заляпанного кровью лезвия бритвы.
А затем откуда-то снизу донесся дикий вопль, и цирюльник, услышав его, схватил ее и прошептал:
– Забудь мое лицо! – и выбежал вон.
Интересно бы еще узнать, как. Как ей теперь забыть это лицо, которое с единого взгляда впечаталось в ее память? Как ей забыть эти безумные темно-карие глаза и бледные щеки, залитые потеками крови ее приемного отца? Вот таков ее родной отец. Как ей теперь это забыть?
Медленно, упрямо заставляя себя двигаться, Джоанна сползла с кресла и направилась к выходу. Осторожно спустившись по лестнице, она кинула взгляд на распахнутую дверь пекарни, и зашла. Зачем? Зачем она туда идет, она должна бежать и звать полицию! Однако ноги девушки упорно продолжали шагать в сторону подвала. Спустившись вниз и замерев у самого входа, она видела все, что происходит, оставаясь незамеченной.
Она видела, как окровавленный мужчина стоял на коленях перед убитой нищенкой, называя ее своей Люси, а стоящая рядом женщина пыталась в чем-то его убедить. Люси… Джоанна никогда не знала имени своей настоящей матери, Бетти не называла его, но все было слишком очевидно. И это тоже сделал он. Он убил ее, убил свою жену!
Едва отведя взгляд от изуродованного тела нищенки, она увидела, как цирюльник закружил женщину, видимо, свою подельницу, в безумном вальсе, а затем швырнул в открытую печь и захлопнул дверцу. Нечеловеческие крики сгорающей заживо женщины заставили Джоанну задрожать всем телом. Это было уже слишком, ее ледяная оболочка не могла такого выдержать.
Мужчина же вновь опустился на колени перед своей жертвой и осторожно приподнял, будто обнимая…
“Не прикасайся к ней!” – чуть не взвыла Джоанна, но голос по-прежнему не слушался ее.
Баркер снова начал что-то напевать, что-то про цирюльника и его молодую жену, но девушка уже не видела и не слышала этого. Чуть подавшись вперед, она смотрела на то, как канализационная решетка позади маньяка приподнялась, и из образовавшейся дыры вылез мальчик. Он медленно, стараясь не шуметь, приблизился к цирюльнику, подобрав оброненную им бритву, и встал позади него. С каким-то извращенным, тошнотворным удовлетворением Джоанна смотрела на то, как бритва скользнула по горлу своего хозяина. Мальчик меж тем сделал несколько шагов в сторону выхода и резко остановился, увидев ее.
Едва взглянув на него, Джоанна словно очнулась. Перед ней был ребенок, до крайности изможденный, озлобленный, только что отдавший свою душу ради того, чтобы уничтожить дьявола, поселившегося на Флит-Стрит. Несчастное дитя…
Девушка медленно, осторожно вытянула обе руки вперед.
– Не бойся, – произнесла она, сама удивляясь тому, насколько твердо и спокойно прозвучал ее голос, – я не причиню тебе вреда.
Она шагнула вперед, приближаясь к мальчику, и, чуть наклонившись, вдруг обняла его. Мальчик не сопротивлялся, сотворенное им во имя добра зло выпило из него все силы.
– Он убил ее! – всхлипнул он, прижимаясь к новому знакомцу, – Она так кричала! Он ее сжег! – и мальчик разрыдался, уткнувшись лицом Джоанне в грудь. Та лишь обняла его крепче, гладя по голове и пытаясь хоть немного успокоить.
– Как тебя зовут? – спросила она, когда всхлипы ребенка затихли.
– Тоби, – ответил он.
– Тоби, – кивнула девушка, – хорошо. А меня Джоанна.
Это немного привело его в чувство. Мальчик вскинул голову, разглядывая человека, в руках которого только что плакал.
– Ты девчонка! – изумленно воскликнул он.
– Есть такое, – слегка усмехнулась Джоанна, стягивая шапку, – вот что, Тоби. Давай мы с тобой сейчас пойдем и вызовем полицию и бидла Бэмфорда.
– Полицию можно, – поежившись, согласился мальчик, – а бидла чего звать, вон он лежит, – и он махнул рукой в сторону кучи трупов.
Джоанна вскрикнула. Мысли ее тут же закрутились вокруг ее друзей, которые теперь тоже остались без отца.
Молча она потянула Тоби к выходу, и они оба бегом бросились прочь из страшного дома. По счастью, полицейский участок находился недалеко, и дежурный полицейский, едва разобрав из их сумбурного рассказа, что погибли множество людей, в числе которых судья Терпин и его помощник, тут же поднял тревогу. Двухэтажный дом был почти мгновенно оцеплен, из дома был вызван начальник полиции, мистер Шервуд, который тут же узнал дочку Терпина и попытался увести ее. Джоанна отказалась, желая дать показания на месте. Тоби, которого она по-прежнему держала за руки, не выпуская ни на секунду, согласился, и они спустились в подвал, рассказывая, что произошло.
