Когда ветер, полный соленых брызг, начал хлестать его по лицу, на причале вдруг появилась белокурая Удриан. Она была слишком далеко, чтобы разглядеть ее лицо, но при виде знакомого силуэта сердце Луки мучительно сжалось, и он отвернулся.

– Будь я проклят, – сказал он сам себе, но больше одного раза проклятым не станешь.

Имя

Десятилетие Аслуа

Жизнь, признаться, довольно странная штука. Непредсказуемая и хаотичная. Кого-то она наставляет на путь приключений, отправляет в походы или за бескрайние моря. Лепит героев и воинов, затачивая их характер о сложности и острые скалы реальности, а кому-то просто дарит очаг, любимое увлечение и пару детишек в тихой гавани, что зовется семьей.

Но мне не повезло ни на одном из этих поприщ: героем стать по некоторым причинам не удалось, а для создания семьи, возможно, нужно больше самоотверженности, усидчивости и терпения, которыми богат не каждый – попытки не увенчались успехом. И работа моя ничуть не легче бакалейщика, лавочника, кузнеца или грузчика в порту. Я торгую сведениями и слухами, продаю чужие тайны, оберегая собственные. Это грязное дело, постыдное и темное, однако блеск золотых аланцев способен заставить тебя делать все что угодно. Поначалу это забавляло: любая информация – это власть, которая может открыть все нужные тебе двери. Но потом, спустя годы, это резко наскучило: истории стали повторяться, а денег за сведения платили все меньше. И если раньше мне доводилось работать на богатых лордов и приезжих воинов, у которых золотых монет было больше, чем у нынешнего наместника города, то теперь ко мне приходят либо расстроенные брошенные мужья, либо безутешные жены, желающие знать, с какой портовой шлюхой спит их спутник жизни.

Последние пять лет были подобны Пасти Бездны. Город ветшал и старел. Порт пустел, прилавки рынка становились все беднее, а рожи горожан – бледнее и грустнее. Было ли дело в том, что где-то на юге гремит война, никто не знал. Но мне-то довелось прознать, что нашему селению грядет конец и без войны. Ведь это вам не перепутье между торговыми островами. Это самый крайний город Стармора – Кайшен, откуда до ближайшего торгового тракта дней шесть галопом на кобыле без отдыха и сна.

Так мы и жили, несчастные кайшенцы: кто-то уезжал, бросая свои пожитки, кто-то прыгал на редкие проплывающие мимо корабли, мигом забывая про родных и домочадцев. Герои или безумцы?

И этот день, увы, также не отличался от всех предыдущих: подслушав все необходимое под дверью погрязшего в долгах торговца картинами и передав информацию заказчику, я нырнула в местную портовую таверну – единственное место для увеселения, оставшееся в Кайшене, где все еще подавали теплый хмельной мед.

Едва дверь открылась, с ног меня сразу сбила вонючая смесь пота, дешевого парфюма, мочи, табака и хмеля. К сожалению, к этому быстро привыкаешь. Вошла в полумрак, скинула капюшон куртки и, не осматриваясь по сторонам, уселась возле прилавка. Старый Сарос быстро признал меня и, молча улыбнувшись, плеснул мне медовухи.

– Все так, как ты любишь.

Мелкие морщинки собрались вокруг глаз старика, хозяина местной харчевни.

Я кивнула ему в ответ, притянув к себе кружку:

– Спасибо, дедуля. – И медный аланец упал ему в ладонь.

Невпопад играли местные музыканты, скрипела скрипка. Кто-то танцевал возле дальней стены, а кто-то спал на столе, хапнув лишку. Шум и гам, скрип половиц и топот ног, масляные лампы и расплывшиеся свечи. Проститутки и пьяные рыбаки, вернувшиеся в город с закатом солнца с уловом, который теперь разгружали где-то на складах. Кайшен – маленький город, и потому, поневоле, прожив не один десяток лет в его плену, начинаешь узнавать горожан в лицо. Вон там, где молодой парнишка заснул лицом в стол, расселся плотник Греймор, пригревший полуголую танцовщицу на своих коленях. Наверно, забыл, как его жена просила моей помощи пару лет назад. Чуть поодаль, слившись в танце, плясали Вилс и Кселла – кухарка при дворе наместника. Первый менял баб каждый вечер, вторая – решила пуститься во все тяжкие после того, как выяснилось, что муж спит с ее старшей дочерью.

Грязь, грязь и еще раз грязь. Кайшен был очернен и проклят. Счастье здесь сомнительно, как и то, что в медовуху не добавляют ослиную мочу.

Где-то в темном углу проститутки окучивали Аслана, примерного семьянина, работягу и отца пятерых детей, а за столом, сидя в одиночестве, уже который вечер хмельным горем упивалась Минна, несчастная мать, потерявшая в море единственного сына.

– Тоска. – Оглянувшись, я облизнула потрескавшиеся губы и вновь прильнула к практически опустевшей кружке.

– И как вы вообще здесь живете? – поинтересовался голос из-за спины.

Я обернулась, и меня, признаться, несколько обескуражило совершенно незнакомое лицо. Кинув медный аланец на прилавок, незнакомец сел возле меня и жестом указал старику Саросу на бочонок с хмельной брагой.

– Редко к нам приплывают издалека, – заметила я, изучая взглядом драный серый камзол собеседника и его самого.

На вид мужчине было к тридцати годам. Может, больше. Темные волосы, свисающие на лицо, были просолены морской водой и потом. Хищные густые брови, длинный нос, жесткие скулы, заостренный подбородок и неровный ряд зубов, виднеющийся за натянутой неискренней улыбкой. Обветренная кожа, вся в оспинах, руки в заживающих язвах, и в довесок ко всему – тощее, высушенное тело. Явный «красавец» не первого сорта, и все же мне понравился сразу. Ясные глаза цвета талого льда затмевали все недостатки.

Я любила северян не меньше, чем презирала южан – выходцев из имперского сброда. Те, кто работал с ними, могли понять, что я имею в виду. Что можно увидеть, глядя в темные омуты глаз? Ничего. Темноту, в которой таится непостижимое. Тайны и помыслы, о которых ты узнаешь лишь тогда, когда нож уже будет торчать из твоей спины. А что до светлых глаз? Лед – это всегда лед, зачастую прозрачный, как гладь горного озера.

Моя матушка все детство твердила, что у южан «теплые» глаза, впитавшие в себя цвет солнца, но я была уверена в обратном – темные глаза у всех южан были цвета дерьма, являя окружающим подлинную сущность имперцев.

У меня были темные глаза. Пошла в мать-южанку, которая якшалась с безликим старморцем, что сбежал на торговом корабле, как только я научилась ходить. Храбрец, трус или безумец? Мне было бы впору ненавидеть его или позабыть вовсе, а я все восхваляла его тягу к жизни и свободе – то, чего мне не хватало в этом забытом богами городке.

Цвет глаз, к сожалению, предопределяет судьбу каждого – что в Старморе, что в других частях света: если ты светлоглазым приплывешь на Юг, то тебе будет дозволено меньше, чем остальным, темноглазым, но уж если тебе довелось родиться в Песках Аршаллы с глазами цвета льда, то, даже несмотря на цвет кожи, тебя на Севере примут как родного брата.

Таковы уж древние устои, и с этим как-то приходится мириться.

– Мы решили пополнить запасы, – ухмыльнулся светлоглазый чужеземец, отвлекая от размышлений. – Ну и заодно набрать новых ребят в команду.

– Сомневаюсь, что в Кайшене, на этой помойке, вы найдете достойных кандидатов к себе на борт.

– А что насчет тебя?

– Меня? – Я даже медовухой подавилась.

В душе всколыхнулась не то радость, не то раздражение, будто бы незнакомец сел возле прилавка лишь для того, чтобы поиздеваться надо мной.

– У нас осталось пара незанятых мест, – затараторил тот с явным заморским акцентом. И в голосе слышалась приятная прокуренная хрипота. – Нам нужны люди. Лорд требовал полную команду и ни человеком меньше. И все же… Если не хочешь, то я отдам это место во-о-он тому мужлану в дальнем углу или той мадам, что стоит чуть поодаль. Мне-то на самом деле наплевать.

Я скривилась и покачала головой. Слишком явный интерес со стороны незнакомца не предвещал ничего хорошего, но в конце концов, вот он – шанс на спасение из этой дыры, обрушившийся внезапно, как шторм на рыбацкую лодку. Легко ли отказаться от всего, к чему ты так привык?