— Император Рожеро справедлив. — Готов поспорить, что Паладин думал об одном, но произнёс другое.

— Император Рожеро слишком справедлив.

— Альтар…

Ильдариан никак не ожидал, что отвечу я.

Наши взгляды встретились. Всего на миг, но этого хватило, чтобы снова, в который раз, перед нами полыхнул Рекарн — наша общая память и общая кровоточащая рана.

… Две с четвертью оры. Ровно столько времени не хватило защитникам маленькой приграничной крепости, чтобы продержаться до переброски подкрепления. Эльфы, прорвавшие осаду, знали, что город им не удержать, и потому как могли, торопились, предавая огню и смерти всё, до чего успевали дотянуться…

Ильдариан, в числе первых шагнувший из портала прямо в сердце разверзнувшегося хаоса, своими глазами видел ту преисподнюю, в которую превратился за эти две с четвертью оры маленький приграничный городок, сопротивлявшийся до последнего…

А я, распятый чужой магией на замковых воротах — единственный из пятерых оборонявших город Карателей, непонятно как застрявший между жизнью и смертью — мгновение за мгновением наблюдал, как он в неё превращался…

Паладин отвернулся первым. Потянул к себе кружку с вином, отхлебнул, внимательно изучая зимний пейзаж за окном, где сумерки уже давно обратились в ночь. За столом повисла тишина, тяжёлая и сковывающая свободу, словно плащ, намокший под проливным дождём.

Остаток ужина прошёл в молчании. Только подозвали трактирщика, заказав добавку жаркого, да Эрджил потребовал себе ещё вина, чем заработал неодобрительный взгляд Паладина. Долго засиживаться не стали — наш путь длился уже без малого десять дней, и возможность провести ночь в тёплой постели выпадала за это время всего лишь второй раз. Такое следовало ценить.

Нам выделили две смежные комнаты на втором этаже — две койки в одной и три в другой. Эрджил тут же поспешил кинуть свой мешок на первую из двух кроватей; Ильдариан, мельком взглянув на меня, занял соседнюю. Мы с Верданом и Коримом расположились во второй комнате. В углу нас ждал небольшой бочонок с водой; мы быстро умылись с дороги и отправились спать. Вердан плюхнулся на свою койку первым и практически сразу же захрапел. Корим, напротив, долго ворочался с боку на бок — нервно, беспокойно — сон явно к нему не спешил. Но через какое-то время угомонился и он.

Я прикрыл глаза, привычно вслушиваясь в тишину и одновременно «ловя» окружающие меня звуки. В этот раз выбор был богат: сотрясающие стены «рулады» рыжеволосого Брата, гул голосов с нижнего этажа, на котором располагался трактир, завывания ветра под потолочными балками…  Я радовался им, как дорогому подарку. Звуки не мешали мне, а, напротив, помогали, удерживая на зыбкой грани дремоты и не давая «провалиться» в сон — настоящий, крепкий. Со сновидениями…

Чем это чревато, я хорошо знал.

Да, этой ночью я мог не опасаться, что засну, и потому позволил себе по-настоящему расслабиться, блаженно продремав до утра.

Когда кромешная тьма за окном поблекла и забрезжил скромный серенький зимний рассвет, я поднялся с постели, с наслаждением ощущая себя отдохнувшим. Вердан и Корим ещё спали. Однако в планах Ильдариана было выехать с первыми лучами солнца, и я догадывался, что общего подъёма оставалось недолго ждать.

Я умылся, собрался — быстро, но без спешки, и вышел за дверь, на ходу запахивая плащ.

В нешироком коридоре и на лестнице мне не встретилось ни души. Постояльцы, должно быть, продолжали видеть сны, но вот у слуг день уже начался. На первом этаже в дальнем конце пустующего зала усердно тёрла столешницу влажной тряпкой светловолосая девушка. Заприметив меня, она испуганной птичкой юркнула на кухню, дверь которой была широко открыта. Стряпуха, видимо, уже занималась завтраком — аппетитно пахло шкварками и жареным луком, лилась вода, то и дело гремела посуда…

Через мгновение из кухни выглянул толстяк-хозяин — интересно, а ложился ли он вообще? Упреждая расспросы, я покачал головой, давая понять, что ничего не нужно, и трактирщик, поклонившись, снова скрылся в святая святых заведения. Я пересёк комнату, минуя длинную череду лавок и столов, и, толкнув входную дверь, отправился на конюшню проведать Рио.

Нынешнее утро, похоже, вовсе не собиралось уступать вчерашнему вечеру. По-прежнему злобно исподтишка нападал и кусался ветер, щёки щипало от души, горячее дыхание рвалось кверху облаками пара, словно дым из ноздрей разъярённого дракона…  А вот снегопад прекратился, что не могло не радовать, хотя намести за ночь успело изрядно. Белоснежная пелерина плотно укрывала двор и дорогу, укутывала деревья, свешивалась с крыш. Часть дорожки у входа уже была расчищена — рядом с крыльцом в сугробе торчала лопата, в остальных же местах глубина снега кое-где была и по колено…

По счастью, длинный сарай, переоборудованный под конюшню, находился совсем рядом — за углом. Массивная створка ворот была сдвинута с места, и я шагнул в образовавшийся проём, попутно переступив через плетёную ручную корзину, валяющуюся отчего-то под ногами.

Рио, как и остальных наших лошадей, разместили в самые тёплые и удобные денники в дальнем конце конюшни. Я было ускорил шаг, уже доставая из кармана солидный ломоть хлеба, припасённый для него с вечера, как вдруг какая-то возня за спиной привлекла моё внимание, заставив мгновенно обернуться.

В укромном закутке сбоку от входа, забитом сбруей и каким-то инвентарём, мужчина прижимал к стенке женщину.

Её простенький овечий кожушок валялся на полу под ногами. Она застыла, как статуя — без движения, без единого крика, — в то время как его руки по-хозяйски блуждали по бёдрам, по груди, попутно беззастенчиво расправляясь с застёжками платья…  Тусклый серый свет из узкой щели окна под самым потолком без труда позволял различить слёзы, застывшие в тёмных, широко распахнутых глазах.

Лица мужчины я не видел — он стоял ко мне спиной, но вот плащ, который почти сполз с его плеч — чёрный плащ с алеющей на спине звездой — я узнал едва ли не раньше, чем темнокосую девушку, что вчера подавала нам ужин…

— Оставь её, Эрджил!

Он ощутимо вздрогнул — и плащ, наконец, с тихим шорохом соскользнул на землю. Шея и руки, не скрытые кожаной безрукавкой, взбугрились горами мышц.

— Иди, куда шёл, Альтар…  — не оборачиваясь, процедил он сквозь плотно сжатые зубы.

Я встал у него за спиной.

— Я сказал — оставь её. Сейчас же!

Бритый затылок Эрджила напрягся — так, что, казалось, лопнет кожа…  На скулах заиграли желваки.

Я ждал.

Медленно — очень медленно — он опустил руки, чуть-чуть подался назад…

Девушка, не сразу осознав, что свободна, ещё несколько мгновений стояла, не в силах сделать шаг, но потом, сдавленно всхлипнув, змейкой выскользнула из ослабевшего кольца объятий и, спотыкаясь, бегом исчезла за воротами. Забытый ею кожушок остался лежать на полу…

Эрджил, словно через силу, повернулся ко мне, с трудом сдерживая ярость. Лицо перекосила гримаса злобы, в глазах кипела ненависть.

— Можно подумать, к тебе в постель они добровольно прыгают…

Я всё-таки сумел сдержаться. Лишь сжал кулак так, что хрустнули пальцы, и сказал, выговаривая каждое слово:

— Ещё раз увижу — убью. Ясно?

Казалось, ещё миг — и он кинется на меня. И видят Боги-Братья, как же мне этого хотелось!…  Исход подобного был очевиден — и мне, и ему.

И Эрджил отступил — сначала на шаг. Потом ещё и ещё. Наклонился, подбирая плащ, но надевать не стал — просто перекинул через руку и потянул створку ворот на себя.

— Когда-нибудь…  — еле слышно обронил он, — … ты в очередной раз влезешь не в своё дело, Каратель…  И этот очередной раз окажется для тебя роковым.

Он вышел во двор, как и был — в безрукавке, так, словно не снег лежал за воротами, а вовсю зеленела летняя трава. И едва не столкнулся у входа с ещё одной фигурой в чёрном плаще.