Тот же, там же, тогда же «Как у возлюбленной дверей…» Как у возлюбленной дверей В истомно-сладостном пианстве Я трепетал, узрев Быбрей Впервые после долгих странствий. Карету я остановил И, выйдя, стал с Олафом рядом. И всё, что только мог, ловил Своим влюблённо-жадным взглядом. «Дом Петухов» и ипподром, Отель «Златую Черепаху», «Запретных Удовольствий Дом», «Подвал Порочного Монаха». Объехав Индию, Китай, Сибирь, Россию всю и Польшу, Аравию из края в край, Ну, словом, Мир и даже больше, Я прошептал, слегка заплакав: «Всего прекрасней “Добрый Яков”. Грустя в пути, мой друг Олаф, Мне думается, был ты прав». 15/VI/1921 Тифлис «Выступай – Тяп Тяп…» Выступай – Тяп Тяп пустынЯ Третью – Епископ, тьфу мудштук одиночное обучение Гренландия – суппось Штаны – Паплас Монах – иску́яуй Быбы и кафы и – Гузгань. Бр. кп. т. I, стр 1283, изд. 917 г. Гузганьпа —– чик чик Приведут имен Тянь-А-фы и – Ай —— Шашлык – молоденце молоденце Пембонт цветочные горшки —— и на крэват И – Брыкфель — Zомба
Унтер – фелеоксоп — Тексты – переняжь <Тифлис 1921> «Выкрыва́ю брань Буха…» Выкрыва́ю брань Буха Кри́каю (пауза) переворо́ты Пусть прыгают по гарни́зу Государственных вы́лыбов Я всё придумаю Чтобы душой общества приятель нашего Дворника Лфиф <Тифлиc 1921> «По вечерам из ресторанов напомаженные дамы…» По вечерам из ресторанов напомаженные дамы Привозили меня в кэбе бесчувственного от любви. Родственники говорили: «Странно!» Они были упрямы, Они думали о хлебе, а я о любви. Ах, эти вечера, рестораны и дамы И кэбы, в которых так много любви, И слова иноземные, и яма, Куда я провалился пьяный от любви. Касторовые платья и шёлк панталонов, И сплетание твёрдости с мягкостью любви. О, как сладко любиться в тиши без поклонов, Как приятно пианство любви. 21/окт/ст. ст. 1921
Цихэ «Куѓы́х куѓы́х брак бзи бу…» Куѓы́х куѓы́х брак бзи бу Около 20/XI/1921 Цихэ «Всеблагой Лылыбай…» Всеблагой Лылыбай не забыл не покинул и снова Возник из Одессы Из бокала станюли Стальным пятаком в языке или горле повсюду Это жидкий экстаз Торопитесь немедля примите Он всё Вам покажет Даже то что не нужно Он вежлив Кулаками заботливо нежно Откроет неведомо-новое Он – Лылыбай <Цихэ 1921?> Смысл жизни (= Сумери́лья) Надеваю приличные брюки и даже без них Гуляю постольку поскольку приятно Вынимаю часы Чтоб отдать Без ручательства Сладким солёным и кислым и горьким Угощаю решительно всех Пусть завидует Пы́дло Пу́ки и Ба́ки ему Я его не касаюсь и отвечаю отнюдь за себя <1921?> «Я подъехал к харчевне, когда был полдень…» Я подъехал к харчевне, когда был полдень. На дворе Билль табаком харкал. Ночью, скажу Вам, здесь воздух холоден, Днём невыносимо жарко. – Здорово, – говорю, – Билль! Здравствуй, товарищ! Не проносил ли свою шляпу? Что жуёшь? Что, случаем, варишь? Одним словом, давай лапу. – Здравствуй, – говорит, – Джордж! Шляпа на месте. Жую табак. Варю мясо. Зайдём к Фрэду. Опрокинем вместе По кружке 100°-ного квасу. Я поставил под навес, где стояли кони, Свою лошадь, отпустил ей подпруги И пошёл в бар. Там сидел Джонни И Смис и кривой Хьюгги. Мы выпили все по большому стакану Сверкающей виски, оранжевой. Г-н негр играл на фортепиано, Другой изображал на банджо. Мы сидели, не знаю, час ли, три ли. Я напоил лошадь, дал ей корму. Мы, скажу Вам, столько тогда проглотили, Что, я думаю, желудки изменили форму. А виски всё лилось и лилось по стаканам. Стемнело, и оно стало лиловым. Я стал думать о той, что за океаном, Увижу ли её снова. Заплатил хозяину, поседлал лошадь, Выехал. Луна уже ползла выше. Я запел песнь о влюблённом Джоши. Может быть, она услышит. Нет, не услышит. Она за океаном. Не поглажу её рукой грубой. Не помянет она обо мне пьяном. Не поцелую пересохшим ртом губы. Господи, у меня никого нет ближе. Скажи мне, что она не забыла. Всё молчит. Птица трель на трель нижет, И гиена у пути завыла. |
