5/февр/1920 н. ст. «Помогите…» Помогите Назвали чужИм Именем Ычка дуДЫчка пруНЯсма СъЕл пою голову Хо́рам чАвкал но В ПортсиГАре мне скучно Я не юрИст <1920.9.VI> «по древесной цене…» по древесной цене продаётся Каюк Заграничная лодка Босая г Без колен Вся в рюмках С приложением плиткИ Безличного Счастья ЯРАхи Купите аршин не хотите не надо Другие проглотят ε <1920.9.VI> «Белые колпаки, на них повязки…» Белые колпаки, на них повязки. Один за другим мелькают в пляске, Блестя ножами и пёстрым нарядом, Шестнадцать курдов сплочённым рядом. В землянке темно. Дымит полено. В бубен ударяет мальчишка пленный. У музыканта, наверное, лопнет щека. В открытую дверь шуршит река. «Гей! Гоп!», – кричат. «Гей!», – кричит. «Гоп!», – кричит старший, Ногой топает. Платком машет. Один шаг налево. Два шага вправо. Вокруг землянки идёт орава. Обходят землянку под визг дудука. А за дверью дьяволы без шума, без стука Собрались и смотрят, как в пёстрых платьях Танцуют ночью их земные братья. «Гей! Гоп!», – кричат. «Гей!», – кричит. «Гоп!», – кричит старший. Словно голодные, стучат патронташи. Один за другим мелькают в пляске Белые колпаки, а на них повязки. Тифлис 13/VI/1920 «Я сафьянные надену ноговицы…» Я сафьянные надену ноговицы, Подвяжу я голенища ремешком. Словно суслик мягколапый, словно птица, Подкрадусь к тебе сегодня вечерком. Я усядусь, будто барин, на постели, Буду стаскивать нагайку я с руки И спокойно буду ждать, чтоб заблестели В глубине твоих глазёнок огоньки. Буду губ я ждать покорных, нежных, пряных. Буду ласки ждать, крутя упрямо ус. И тогда, забыв о лесе и полянах, Я в уста твои безвольные вопьюсь. Ну так жди меня, души моей царица, Подведи свои ресницы угольком, Я сафьянные надену ноговицы И приду к тебе сегодня вечерком. Нар лето 1920 «Волки, мыши, гиены…»
Волки, мыши, гиены, Собаки болотные, медведи, Красные лебеди, шакалы — Все, от червяка до верблюда, Потянулись на мою свадьбу На опушку пихтового леса. А там собрались уже гости: Чёрные рабы-нубийцы И рабы из долины Пуну, Охотники, одетые в шкуры, Приморские воры и убийцы И голодные бродяги без одежды. Были там певцы и певицы, Музыканты, искусные танцоры, И длинноволосый чужеземец Привёз учёную обезьяну Владыки подземного мира. Были чёрные мохнатые люди, Ангелы, пророки, святые — Словом, всё, что живёт и дышит Или что когда-нибудь дышало. Всё было на моей свадьбе, Всем я роздал по подарку, А тебе, моя невеста, у меня ничего не осталось. Авчалы 28/VII/1920 «Когда я услышу звенящие струны…» Когда я услышу звенящие струны Застольных песен Свободных греков И клич их военный Услышу когда я? Когда услышу у рек Вавилона О милой отчизне Пленённых евреев И нощно и денно Когда я услышу со стогн Ирана Гибкие переливы Хафиза, Руде́ки Их мерную душу Услышу когда я? Когда я услышу свой собственный голос Своё дыханье В раскатах хора Где Они хористы Услышу когда я? Тифлис 13/IX/1920 «На двадцать седьмой ступени…» На двадцать седьмой ступени Я вспомнил, что Ты еси. Непонятные и неясные тени Помаячили передо мной в выси. Отвори мне, Владыка, двери, Чтоб тебя я увидеть смог. Я не верил, но теперь я верю В смирении у твоих ног. От грехов в нарывах моя кожа. Омерзительней меня нет. Но ты смилуйся надо мной, Боже, Открой передо мной свет. Чтоб я смог к Тебе возвратиться, Слышать Тебя, Тебя вдыхать, Видеть снова все Твои лица, Возлюбленная моя Мать. Я был Князем ночи И твоим невольником был. Ты сам закрыл мои очи, И я всё забыл. Дай мне, Господи, мерзкому, дай мне Вечную память о тебе на час, Чтоб я ангелом или камнем Славословил Тебя в нас. Воскр. 3 октября / Тифлис 1920 «Люблю я, люблю очень…» Люблю я, люблю очень, Я очень её люблю. Днём люблю её, ночью. И ночью её люблю. Она лежала со мной на солнце, Слушала шум реки. Она глядела в оконце В ответ на мои свистки. На улице, дома, в трамвае, Я всюду её любил. Жил я, всюду её ожидая. Каждый шаг её был мне мил. И теперь, когда я её не вижу, Когда, брошенный, думаю о ней, Я вижу, мне никого нет ближе, Я никого не любил нежней. Ах, люблю я, люблю очень, Её я очень люблю. Днём люблю её. Днём и ночью. И ночью её люблю. |
