В первый раз этот утренний ритуал кончился травмирующе для нас обоих. В самый разгар этих предварительных ласк мой будильник взвыл нечеловеческим голосом Мэнсона "бэбл бэбл бич бич", отчего кот стартовал прямо в космос и прямо с места (а место, напоминаю, было на моей спине), сопровождая свой полет саундтреком утюга с отпаривателем. И даже "поехали" не сказал предварительно. Когда я впоследствии демонстрировал свою спину Яну, он даже дар речи потерял на несколько секунд, а потом проблеял что-то типа "шрамирование нынче в моде", после чего я переименовал Вонючку в Гагарина и пообещал в следующий раз модно разукрасить его шрамами под хохлому, мол, мама не возражает.

– Чего это я мама? – возмутился Ян.

– А разве нет? Принес мне, понимаешь, в подоле…

Впоследствии мы эту проблему решили – каждый со своей стороны, я сменил будильник, а Гагарин научился лишь вздрагивать от мелодичных звуков флейты Джетро Тала. Обычно я спал на животе или на боку "во избежание разных там инцестов", но если вдруг в процессе утреннего… хм… совокупления я оказывался на спине, то каждый раз пугался пристального взгляда желтых глазюк, почему-то они у кота были не традиционные зеленые, а мультяшно-желтые, и я со сна не очень понимал, куда бежать спасаться. И только по воскресеньям, когда будильник был отключен… Впрочем, об этом я уже упоминал.

Что-то долго я про кота. "В моих соцсетях уж год сплошной беспрерывный кот". Наверное, я тоже к такому иду. А вообще-то про душ хотел рассказать. Примерно недели через две после нашей встречи у пухты Ян приперся с "подарочком". Отправил меня на кухню ставить чай, а сам заперся в ванной. Потом позвал меня весь такой гордый и продемонстрировал прекрасно подающую воду душевую лейку. Но, видимо, мой печальный вздох или удрученный вид навели его на какие-то мысли.

– Я сделал что-то не так?

И как вот его не обидеть теперь? Он же от чистого сердца…

– Ты серьезно думаешь, что я не в состоянии поменять шланг?

– Ну… я не знаю… – он смутился. – Я вообще как-то не формулировал, почему ты этого не делаешь. Мало ли, может, просто лень… Ты хочешь сказать, что этому есть какое-то логичное объяснение?

Логичное, как мне казалось, объяснение я предоставил, рассказав, что таким образом избавлялся от постоянного присутствия Светки в моей квартире и особенно в ванной. Ян смотрел на меня как на придурка.

– Влад, ты серьезно? Тебе жалко ванны для твоей девушки? Она должна от тебя уходить вся потная и в сперме?

– Господи, нет, конечно! Не делай из меня чудовище. Просто она душ принимала раз пять в день, не меньше. До секса – в душ, после секса – в душ, перед сном, после сна, перед выходом в свет, после выхода в свет. Представь себе постоянно мокрую ванну и зеркало, и коврик, и пол вокруг, и даже унитаз, и без обуви лучше не входить, все носки мокрые, полотенцесушитель укутан полотенцами в три ряда… Между прочим, твой Гагарин туда усы засунуть бы даже побрезговал, не то что сесть в горшок, в котором уже кто-то до него сделал лужу… И это в том случае, если ему вообще удалось бы туда прорваться. При этом по квартире постоянно шляется полуголая девица в полотенце. Знаешь, даже не возбуждает.

Я не обладаю особым красноречием. И в передаче чувств и эмоций тоже не силен. Поэтому, наверное, мои сбивчивые объяснения не казались хоть сколько-то убедительными.

– Так ты специально, что ли, его сломал? – сделал вывод Ян. Нет, ну он нормальный вообще?

– Мне прямо интересно, каким монстром ты меня видишь. Возвращаясь из универа, топчу пару-тройку бездомных котят, прихожу домой и в порыве ярости вырываю с корнем душевые шланги, потом выкидываю из дома полуодетых девчонок на мороз, так, что ли? На что еще я по-твоему способен? Нет, не специально. Ломал не специально. Да и не я ломал. У любой вещи есть запас прочности, если ей пользоваться пять раз вместо одного, она придет в негодность быстрее. А вот не чинил – да, сознательно. Мне это не критично, я ванну предпочитаю, а не душ. Зато в квартире стало на порядок суше, да и Светка перестала торчать тут целыми днями.

Вывел он меня на эмоции все-таки. И, конечно, со свойственным ему скиллом делать неправильные выводы, он опять попал пальцем в небо.

– Ты просто привык жить один, вот и не можешь подстроиться под другого человека рядом. А этому придется когда-нибудь учиться, появится семья, дети, может, и с родителями придется жить, уживаться нужно будет не только с одной девушкой. Тебе не хватает умения находить компромиссы. А иногда и просто терпения.

Я прямо снисходительно заухмылялся, настолько он был далек от истины.

– Эх, Яник, ничего-то ты обо мне не знаешь. Но рассуждаешь с умным видом и даешь советы. А вдруг все не так, как ты себе представляешь?

– А как все? Расскажи.

– Могу и рассказать. Только это будет очень долгая история, – предупредил я.

– Ничего. Я не тороплюсь.

Он нажал кнопку на чайнике, которым мы так и не успели воспользоваться за всеми этими выяснениями, и приготовился слушать.

– Короче, – начал я. – С самого своего рождения и до семнадцати лет я жил в одной комнате с двумя сестрами. И если старшая – вполне адекватная девочка, к тому же редко бывает дома, то младшая явилась прямиком из преисподней, чтобы подготовить меня к последующему попаданию в ад. После десяти лет в одной комнате с ней сам в этот ад попросишься. Она всегда делала все, чтобы моя жизнь стала хоть чуточку хуже. Если я включал музыку, она просила выключить. Если открывал окно, требовала закрыть. Если включал свет, его немедленно нужно было выключить. И так двадцать четыре на семь. Когда она пошла в школу, у нее начался нейродермит, от любых переживаний она покрывалась пятнами и начинала чесаться. Довольно быстро она просекла, что с помощью этой чудесной особенности можно очень эффективно управлять людьми. Достаточно просто слегка повысить голос и наполнить глазки слезами, чтобы все бросили свои дела и начали заниматься ее проблемами. Да, представь себе, и я тоже, никому не понравится, когда расчесанные язвы на руках кровоточат, а обвиняют в этом тебя. И поверь, я приобрел большой опыт в искусстве терпения и компромиссов, так что теперь мне просто смешно выслушивать от тебя подобные обвинения. Вся моя жизнь была одним огромным компромиссом, который я научился терпеть.

– Ужас какой. А родители не думали как-то решить жилищную проблему? Втроем в одной комнате – это жесть какая-то. Как вы там помещались вообще?

– Трехъярусная кровать. На самом деле, пространство было довольно грамотно организовано, места хватало. Не хватало нервов. Но ты зришь в корень. Однажды нас отвели к психологу, чтобы посторонняя тетя каким-то чудесным образом разрулила наши с Машей накопившиеся проблемы. Тетя дала родителям хороший совет – разведите детей по разным комнатам. Пусть это будет каморка под лестницей или чулан для швабр, но чтобы у каждого свой угол. Родители прониклись и решили поменять нашу двушку на трешку с доплатой, начали копить деньги, даже обратились в какое-то агентство, но никак не получалось подобрать вариант, который бы всех устраивал по деньгам, по расположению и… вообще. Так прошел примерно год, а потом заболела бабушка, которая тогда жила вот в этой самой квартире. У нее диагностировали рак, и в принципе было понятно, что она долго не протянет. Зато потом можно будет обменять две квартиры в одном доме на одну большую. Бабушка протянула два года. Ты еще не устал слушать?

– Да ты пока ничего и не сказал почти.

– К тому времени Ольге уже исполнилось восемнадцать, и родители озаботились новой проблемой – а что если она внезапно выйдет замуж? Ведь ей тогда понадобится отдельное жилье. Ольга, надо сказать, замуж не торопилась, но через некоторое время переселилась к своему парню, и ей вообще была не нужна какая-то страшная однушка, пусть и в центре.

– А что страшного в этой однушке? – удивился Ян.

– Теперь уже ничего. Но ты не видел то убожество, которое здесь осталось после бабушки. Не догадался я сфотографировать для истории. Представь – на стене в комнате висел облезлый ковер, который в последний раз выбивали еще в Советском Союзе, у нас за домом специальные такие конструкции установлены для этой процедуры, на них обычно местные подростки пиво пьют. Под ковром стоял обоссанный диван, бабушкины памперсы иногда не справлялись, и все протекало. Механизм дивана не работал на моей памяти вообще никогда, складывать и раскладывать его нужно было вручную. Напротив стояли два продавленных кресла с облупившимися ручками. Телевизор устарел задолго до эпохи плоских экранов, но, сволочь, работал, и по этой причине его нельзя было заменить. Работал также и холодильник марки ЗИЛ, у него была такая смешная ручка, она нажималась, как у двери. Льда в нем было чуть меньше, чем в Арктике, но кто же позволит заменить работающий девайс? Паркет наполовину почернел, на вторую половину сгнил, вылетающие со своих мест паркетины бабушка возвращала на место с помощью клея "Момент". Вот таким здесь было все. Проще перечислить то, что было относительно приличным, потому что это были только окна. Бабушка отказывалась делать ремонт, потому что ей было некуда деться на это время, мы ведь и так впятером жили. Уболтать ее смогли только на новые окна. Потому что старые… Жаль, что никто не сложит о них песню, как о московских. Или хотя бы эпитафию. В них были щели в палец толщиной. И осенью полагалось проделывать некий бесовский ритуал – бабушка рвала на лоскутки поношенную одежду, которую мы с сестрами ей весь год сносили, и эти лоскутки она специальным ножом затыкивала в щели. А потом сверху заклеивала полосочками бумаги, которую тоже собирала весь год, а клей почему-то нельзя было брать готовый, полагалось варить в кастрюльке из какого-то крахмала. Весной все это проделывалось в обратном порядке. Ты спросишь, откуда я все это знаю в таких подробностях.