Настя еще хотела что-то сказать. Но не смогла. Слова в ней словно застыли. Она взглянула на Рубахина с таким страшным остервенением, что ему сделалось не по себе. Настя привыкла добиваться своего. Отказывать другим. Но чтобы ей отказали, это уже что-то вон выходящее. Поманила пальчиком, и он твой. Положила денежки, и связи налажены. Все ей давалось легко, кроме покорения личных амбиций. Чье-то непослушание ее бесило. А злость вытесняла все ее остальные чувства. Последнее слово должно было всегда оставаться за ней. Других вариантов она не видела. Однако так вышло, что Рубахин не строил планы жить за счет богатой дамы. Со временем она все равно выставила бы ультиматум. Это Рубахину было известно по опыту других. Он хотел иметь личные доходы и хотел сам обеспечивать любимую женщину. Но к этому он был еще не готов. Хотя свято в это верил. Его неспокойная душа требовала новых встреч, путешествий, праздников. Он был исследователем и туда, где уже все изучено, не возвращался.
Настя насквозь пронзила его ненавидящим взглядом и выскочила во двор, напоследок громко хлопнув дверью.
– Это правда, что ты уедешь, покинув меня навсегда? – спросила Лена сразу после ухода подруги.
– Да. Это правда, – подтвердил Рубахин уверенным голосом.
С этого момента Лену словно подменили. То она ластилась кошкой, то рычала леопардом. Однако Рубахина уже ничего не беспокоило. Он принял окончательное и бесповоротное решение.
Глава 7
Куда же ты все несешься? Почему тебе нет на земле места? Неужели так сложно определиться? Найти себе достойное занятие и принести пользу окружающим тебя людям? Ты считаешь, что жить спокойно не твое предназначение? Или думаешь, что в другом месте тебе будет лучше? Но сам-то ты не меняешься. А чтобы измениться, необходимо изменить свою жизнь. Место проживания жизнь не меняет. Где бы ты ни находился, твоя жизнь остается такой же. Но ведь об этом ты даже и не задумываешься. Считаешь, что должен измениться не ты, а мир по твоему подобию. А ведь ты его не вращаешь. Вращает он тебя. Вот и думай, кто должен поменяться: ты или он?
Самодельный скоростной катер с водометной установкой и двигателем от Москвича-412 поднимался вверх по реке Лене. До самой весны Гриня Рубахин жил у Лены. А теперь, за рулем личного маломерного судна, он мчался на всех парусах к родному Островграду.
Вода еще до конца не спала, и по реке несло всякий хлам, который нет-нет да приходилось объезжать. С берегов навеивало приятными запахами распустившейся листвы на деревьях.
Каким образом он завладел катером для всех осталось тайной, известной лишь ему и бывшему владельцу.
Лена и не мечтала, что Гриня свяжет с ней свою жизнь. Она ждала освобождения отца своего сына.
Рубахин до самого ледохода занимался поисками себя. Но что тот, кого он ищет, находится в нем, в его голову как-то не приходило. Знания он приобрел колоссальные, а вот воспользоваться ими не умел. Он не мог понять, что знать – это одно, а воплотить знания в жизнь – совершенно другое. Он оставался на прежнем уровне духовного развития. Рамки, огородившие его разум в «клинике» общего режима, были словно изготовлены из метала неизвестного происхождения. Возможно, они бы и смогли расплавиться, но для этого необходимо иметь внутреннее зрение. Эти рамки влияли на его восприятие окружающего мира. Мир, который он внутренне отталкивал, отталкивал его взаимно. «Этого нельзя», «это стремно». Кто придумал правила для определенной категории людей? Для чего их прививают искусственно этим людям? Для того, чтобы они, выходя из кандальной «клиники» не смогли найти точный ориентир? Для того, чтобы, обретя свободу, они снова осознанно совершали неверные поступки и возвращались туда, откуда совсем недавно ушли? Иначе это объяснить невозможно. Одураченный Гриня находился в потустороннем мире, непонятном миллионам людей. Да и сам-то он осмыслить его до конца не мог. Душой хочется жить в мире и согласии. Но мозг навязывает агрессию и сопротивление.
«Это все влияние, оказанное извне», – находишь ты себе оправдание. На самом деле оглянись и увидишь причину, толкающую тебя на безумные поступки. Эта причина – ты. Даже тебе самому твои собственные правила чужды. Зачем же тогда ты живешь ими? Пока не ответишь на этот вопрос, твоя жизнь нигде не поменяется. Еще один вопрос. А стоит ли вообще что-то менять, если тебя все устраивает? Главное, не докучать другим. Но твои правила приносят лишь разруху. Кто тебе сказал, что ты лучше других? Что к тебе необходим особенный подход? Что тебе требуется больше внимания, чем остальным? Когда поймешь, что ты такой же, как и все, получишь награду, как ты говоришь – «извне».
Топливные баки Гриня дозаправил два раза на встречных судах, уходящих на север с грузами. Следующей ночью показались долгожданные огни Островграда. Рубахин сбавил скорость и, как заправский моряк после долгого плаванья, прибыл в порт приписки, и на малых оборотах прошел вдоль берега. Еще раз развернулся и зашел на лодочную станцию. Познакомился со сторожем. Поинтересовался, куда пришвартовать катер. Тот показал. Гриня заплатил за охрану и удалился.
Недалеко от лодочной станции, на берегу реки, отдыхала компания молодых людей. Рубахин, проходя мимо них, ни с того ни с сего с ними заговорил.
– Оттопыриваетесь? – сам удивился, что произнес слово, которое до этого момента не использовал в своей речи.
– Если хочешь, оттопырься вместе с нами, – предложил молодой человек, скорее всего, лидер компании.
Время было позднее. Будить родителей не хотелось. А здесь гитара, костер, девчонки. Рубахин внес вклад деньгами и присоединился. Огни ночного города и стоящих на рейде кораблей красиво отражались в бегущих волнах, как бы рассыпаясь мелкими горящими осколками. Звуки гитары ударялись о камни и разливались приятной акустикой. Трех – и пятиаккордный круг знал и Гриня.
– А ну-ка, – обратился он к музыканту, – разреши? – молодой человек, только что закончивший исполнение дембельской песни, передал инструмент.
– Прошу, – сказал он.
Рубахин взял гитару. Брякнул по струнам и с ре мажор заиграл арестантский романс на стихи известного нам автора.
Ты поверь мне, браток,
Нет условий, что мы не осилим.
Пусть заложен замок
И железо на стенках висит,
Это только предлог
Для создания внутренней силы,
Был свободы глоток,
А Господь нам дороги простит.
Мы проходим тюрьму,
Лагеря и этапы со звоном,
Не сказав никому,
Как на волю охота порой.
Нам печаль ни к чему,
Пусть она нарисуется фоном,
Золотую кайму
Мы у жизни не ищем с тобой.
Знаю, хочешь любить,
Знаю, тайно мечтаешь о встрече,
Просыпаться в лучах и объятьях любимой жены,
Но приходится жить,
Иногда потушив свои свечи,
Лишь душой не скривить,
И зажгутся, братишка, огни.
– Эх! – махнул рукой Рубахин, закончив песню. – Гулять, так гулять! – произнес он с оптимизмом и бросил в круг собравшихся еще несколько купюр. – Кто пойдет за пойлом?
Желающий определился сию секунду и минут через сорок дежурный стаканчик, играющий роль «ковша мира», на землю не опускался. Его раз за разом передавали то в одни, то в другие руки. Гринина душа ликовала. Он уже не помнил, для чего вообще вернулся в родные края.
– А можно еще романс послушать? – обратился к Рубахину гитарист по имени Леха.
– Почему бы и нет! – улыбнулся Гриня. – Легко, – и, брякнув по струнам, начал петь.