Он все ограждал ее от угрозы, но в решающий момент сдался. Неужели его так напугала разъярянная женщина? Женская агрессия. Существо из древних сказаний. Она пробивается сквозь асфальт. Хранительницы очага, шлюхи, тихони, настоящие женщины и нимфы – все они пали. Остались в рекламе порошка и на страницах женских романов. Новые женщины не приняли правила игры. Они впитали в себя всех и сразу. Теперь они сжимают сердца домохозяек, не пожелавших снять фартук. Они дергают за нити и приоткрывают путь тем, для кого быть женщиной не значит больше, чем иметь дыру между ног. Они агрессивны, дерзки, пылки. Они пьют и ругаются. Они управляют и разрушают. Они атомные бомбы.

А может, Арчи просто не успел натянуть штаны, не выронив то, что он прячет в заднем кармане. Можешь не прятать, я знаю, что это дурь.

Рюкзак собран. Последний взгляд на Руса, который закрыл лицо руками и не находит, что сказать. Его трясет от плача, он вытирает сопли руками – это больше не он. Ничего я не смогла доказать. Молчаливая сцена, еще одна попытка увидеть, если не одобрение, то хотя бы понимание. Нет. Ничего из этого. Ну что ж.

Дверь хостела закрылась и я оказалась в свежести прибрежного ночного города. Улицы украшены огоньками, которых раньше я и не замечала. Еще раз обернулась назад, туда, где все закончилось так бестолково. Горит одно единственное окно – того номера, в котором я была еще пару минут назад. Думаю, остальные постояльцы уже уснули, в том числе и гости зала йоги. Видимо, они разошлись в тот самый момент, как я отпустила голову Венеры из железной хватки. Это я запомнила точно. Крики Венеры прекратились вместе с ритмами скандинавской музыки наверху. Еще десять минут я собирала вещи и наблюдала за истерикой Руса, вот и выходит, что весь дом уснул как раз тогда, когда мой день по-настоящему только начался.

Самое тяжелое – сдержать руки. Не кинуться в объятия. Сдержать ноги. Не начать все заново. Этот корабль не развернуть, он слишком неповоротлив. Наблюдать за криками, стенаниями, страданиями Руса было невыносимо. Но и простить я, увы, не могу. Не измены физической, нет. Измены разума. Измены души. Ответом на мои мольбы стало молчание, тайна и просьба понять. Я не поняла. Прости.

Комок слез потихоньку рассасывается и падает в живот. Теперь он будет со мной вечно? Пусть это все будет сном, пожалуйста. Я так давно не спала. А теперь и не хочется. Еще пара мгновений, уставившись в окно. Обычно в окно смотрят изнутри, в направлении улицы. Теперь все наоборот. Тени снуют туда-сюда. Вот и продолжается жизнь. Но теперь без меня.

Меня ждет долгая дорога и я уже знаю, куда пойду – туда, где все началось.

Отыскать вокзал не доставило труда. В таких маленьких городках все находится на расстоянии вытянутой руки, а спроектированы они так, что даже, если захочешь потеряться, у тебя ничего не выйдет. Ноги сами вынесли меня на дорогу, освещенную лампочками, а впереди маячил яркий белый шар – фонарный столб, над которым светились буквы АВТВКЗЛ. Несколько букв почему-то отказывались гореть. Сочтем это изюминкой южного прибрежного города. Я взяла билет в один конец до города на границе с Украиной. Да, с пересадкой, но какая разница, когда спешить некуда? Я встречусь с тем, что называю домом. По-настоящему его уже давно у меня нет.

На экране телефона ни одного пропущенного. Рус еще не совладал с собой или, может, с облегчением выдохнул воспоминания обо мне в опухший рот Венеры? Если пропущенных так и не появится, все было зря. Кроме побега. Пожалуй, лучше оставаться в неведении. Экран Шредингера – вот мое спасение. Окно в автобусе открывается сверху, откидывается и обдает влажным холодом. Я слегка вытягиваю руку в открытую прорезь. Прощай. И телефон летит горящим экраном в густую темноту. Это было случайное нажатие или тот самый, последний звонок? Перед тем, как Рус услышит миллион гудков. Прости, больше он мне не нужен.

В окне ничего не видно, сон по-прежнему не приходит. Наверное, адреналин подскочил слишком сильно и не даст мне уснуть еще долго. В автобусе находятся одни старики, которые тоже не смыкают глаз. Ну конечно, такое событие для тех, кому за 70 – ехать с курорта, ночью, в комфортабельном новеньком автобусе. У каждого из них есть дом. У стариков он всегда есть. Они проведут целую ночь в этом автобусе, а затем окажутся дома, среди родных. Их нежно обхватят за шею младшенькие, которым они подарят немного своего тепла и обдадут нафталиновым запахом, а затем упадут в объятия мягкой кровати и выспятся так, как высыпаются лишь старики. Да, можно сказать, я одна. Как долго мне этого хотелось.

Самое время вспомнить, кто я и оглядеть себя в отражении стекла, будто знакомясь. Вполне симпатичная молодая девушка, которой нет и тридцати. Крупные глаза, пышные волосы, острые скулы и выпирающие ключицы. Длинную шею стягивает кожаный чокер в стиле девяностых, макияж немного ярче, даже вульгарнее, чем требуется. Но меня устраивает. Я смотрю на тонкие губы и крупный нос, которые стали мне наследством от жителей гор и пустынь. Я никогда не трону их скальпелем или иглой.

Почему-то, находясь рядом с Венерой о себе забываешь. Кто я? Окажитесь вы рядом с ней, вам захочется спрятаться, скрыться. То ли от вульгарщины, то ли от запаха роз. Вам захочется сбавить уровень секса вокруг. Пусть даже ценой собственной привлекательности. Теперь я могу повернуться к себе лицом, а не задницей.

За размышлениями о балансе сексуальности в природе меня занесло в теории неземного происхождения нашей Венеры. Фурия, нимфа, Лилит, Аштарот[8]. Кто только не приходил ко мне с поклоном и просьбой включить их в южнорусскую историю, но каждую я отметала.

Простите, девочки, вы слишком прекрасны для сказания, в котором даже гласные буквы на вывеске не горят.

Все они развернулись и побрели назад, к себе в книжки с легендами. И только Фрейя[9] развернулась через плечо и пропела грубоватым голосом:

– Ну ты это, зови если че.

Я улыбаюсь, прокручивая альтернативную историю и мифологию в голове. Это занимает и я даже не заметила, как снаружи начали появляться первые лучи солнца. Мне стало зябко. Хорошо, что в рюкзаке есть все необходимое, даже пончо. Не помню, чтобы я клала его, но в любом случае, это удача. Утренняя морось покрыла стекло снаружи и норовит попасть внутрь. Я прислоняю голову к слегка влажному стеклу. Поразительно, как плавно ведет автобус водитель.

Нам повезло, за всю ночь мы остановились всего пару раз и в автобус садились все те же старушки да старики. С гигантскими баулами вещей, они рассаживались по салону и молча, не смыкая глаз ехали. Ехали. Ехали. И я вместе с ними. Ясное дело, кто еще будет ехать черт знает куда в четверг ночью? Отшельники и пенсионеры. А, стойте, уже пятница.

За окном было очень красиво, особенно, когда темнота рассеялась и стало видно горы, поля и зелень. То птичка пролетит мимо окна, то корова промелькнет на лугу, то покажется спящая деревня. Наблюдать было интересно и очень уютно, пока прямо на мое сидение не начали стекать струйки воды. Морось все таки просочилась сквозь стекло и крышу автобуса и теперь капает прямо на меня. Я не заметила, как стала достаточно мокрой, чтобы замерзнуть, но пересесть не решаюсь. Почти каждый ряд занят старушкой или стариком, а выслушивать их истории жизни желания нет. Предпочитаю укутаться в пончо получше и спрятаться от потопа, немного изогнувшись. В конце концов я просто легла на сидение, не зайдут же в автобус сразу 50 человек и не отнимут мою лежанку.

Полупустой автобус приезжает на вокзал большого города. Тот самый мегаполис счастья. До дома совсем немного. Но домой ли мне нужно? На узловом вокзале автобус объединяют с другим и рассаживают всех поплотнее. Теперь у меня есть попутчик и мне придется сидеть рядом с женщиной средних лет с короткой стрижкой и очень умными глазами. Всю дорогу она читает, не отрываясь от книги. Она ни разу не отвлеклась ни на телефон, ни на почесаться. Я все изворачиваюсь узнать, что такое захватывающее она читает. Оказалось, это невероятно сложная книга по математике. Теперь все стало понятно. У нее кровоизлияние в мозг и она просто не может достать телефон. И почесаться не может. Бедняжка. Я всегда боялась точных наук, а тем более людей, которые их понимают.