Волков не стал долго размышлять, и уже к концу недели обзавёлся таблетками для медикаментозного аборта. Никаких шансов, никаких раздумий, никаких угрызений совести. Оставалось только дождаться удобного момента и подсунуть жёнушке пилюли. Сделать это оказалось непросто. Елизавета повернулась на почве беременности. Здоровое питание, гимнастика, йога, отказ от всех таблеток.

Своим счастьем Лиза бесила Артура ещё больше, вынуждая проводить больше времени вне дома. Она выживала его своей болтовнёй, обсуждением будущего ребёнка и глупыми капризами. Почему он должен был заезжать по дороге в магазин, чтобы купить этой придурочной козий сыр или мороженое? Почему он должен вставать ночью и бежать за водой с апельсинами? Он уже готов был запихать ей эти таблетки в глотку, только ситуация разрешилась сама, положив начало самым лучшим годам в его жизни, наполненным сладким экстазом страха.

– Мне удалось достать копию завещания Лемохова, – ворвался в кабинет Стас, тряся пачкой бумаг. – Получить быстро компанию и деньги не получится. Тухманов, сука, постарался.

Артур перечитал документ, потом ещё раз и ещё. По всему выходило, что всё наследовала Карина в восемнадцать лет, а опекунство до этого срока строго прописывало всего двоих человек – Елизавету и самого Тухманова Романа Аристарховича.

– Ну давай, будущий юрист, объясняй, что получается? Должна же быть какая-то польза от моей оплаты твоего обучения, – уставился на Стаса Артур.

– Херня, Артур, получается, – потёр Стас виски. – Стоит убрать твою жёнушку, сразу появится Тухманов, и ты останешься в пролёте. Придётся тебе Лизку терпеть до совершеннолетия падчерицы, а за это время добиться удочерения, чтобы остаться её единственным родственником.

В этот вечер Волковы хорошо выпили. Все думали, что они отмечают приезд Стаса, а они глушили свой просранный план. Карина уже крепко спала, когда Елизавета решила разогнать загулявших мужиков по комнатам. Это стало её ошибкой…

Артур схватил зарвавшуюся жену за волосы и приложил лицом о стену. От шока и ужаса Лиза онемела, застыла и смотрела на любимого мужа остекленелыми глазами. Как он посмел поднять на неё руку? В эти секунды она не знала, что удар о стену являлся всего лишь прелюдией к дальнейшему развлечению на троих.

В эту ночь Волковы избивали её, насиловали по одному и вместе, подвешивали измождённое тело за руки к турнику, секли, опять насиловали, и так до бесконечности, пока Лиза не отключилась от нестерпимой боли. Следы побоев и выкидыш замаскировали падением с лестницы, отправив в клинику к нечистому на руку доктору. В дальнейшем этот горе-врач несколько лет прикрывал развлечения Волковых, получая хорошее вознаграждение на лапу.

Елизавета очнулась на больничной койке, утыканная датчиками и капельницами. Она до сих пор не могла поверить, что вышла замуж за чудовище, но боль в теле, пустота в животе и протяжный сигнал кардиомонитора доказывали обратное.

– Я с тобой развожусь, – прошептала Артуру, как только он появился с наглой улыбкой в дверях палаты.

– Только попробуй, сука. Твоя дочь будет хорошо крутиться на моём члене. Уверена, что она переживёт такую ночку, как была у тебя?

У Лизы было время обдумать своё положение, пока она зализывала раны в больнице. Единственный человек, который мог ей помочь, был Тухманов, с которым она попыталась связаться, когда вернулась домой. Романа Аристарховича не оказалось в стране, зато за попытку Елизавета получила урок. На выходные Волковы забрали Карину в поход, сделав последнее предупреждение матери.

Лиза ползала в ногах мужа, умоляя не трогать дочь, и обещая быть послушной. В тот день она отдала себя в многолетнее рабство двум садистам, похоронив себя в боли и унижениях. Лишь бы с Кариночкой всё было нормально. Лишь бы у неё было время, а Елизавета что-нибудь придумает.

Моя Катя совсем не умеет танцевать, поэтому на танцпол выпускаю Карину, позволяя ей полностью завладеть пространством и отдаться на волю пульсирующим битам. Ловлю волну за волной, сливаясь с общей, бушующей истерией, веду бедром, прогибаюсь в спине, впитывая наркотическую эйфорию. Как давно не позволяла себя отпустить, выбросить всё из головы, перестать контролировать каждое движение, каждое слово, каждую мысль. Сейчас я в полёте. Позволяю чьим-то рукам коснуться талии, скользнуть на живот, прижаться к спине, повторить контуры, вывести общую восьмёрку, выдохнуть крепкое дыхание в волосы.

– Тимур, – слышу шёпот, щекочущий шею.

– Карина.

Непроизвольно произношу запретное имя, но, не успевая осознать оплошность, захлёбываюсь от возмущения. По плечу проходит горячая влажность чужих губ, вызывая непонятную реакцию. Вернувшись домой, спрятавшись под одеяло, я обязательно разложу свои ощущения по полочкам, как привыкла анализировать каждый день своей новой жизни, но не сейчас.

– Руки убрал! И губы тоже, если не хочешь лишиться ненужных частей тела! – со злостью выплёвываю, развернув голову в сторону нахала.

– Какая горячая и колючая девочка, – дыхание смещается к другому плечу и касается открытого участка шеи.

Его руки ещё на мне, и я вспоминаю приёмы самообороны, наступая с силой каблуком на ногу и резко толкая филейной частью назад. Надо отдать должное моему наглому партнёру по танцам – хватка у него мощная, как и реакция на выпад. Он за пару секунд скручивает мои руки, переворачивает к себе и вбивает в тело, обездвиживая и лишая возможности пошевелиться.

Начинает накрывать паника, сдавливая виски, рассеивая зрение, увеличивая ритм сердца и раскачивая нарушившуюся подачу воздуха. Непереносимость долгих касаний, тесноты объятий, близкого контакта с тестостероном вызывает удушливость, тошноту и потемнение в глазах. Меня затягивает в трясину беспомощности, забивая вязкой субстанцией рот и нос.

– Карина! Дыши! Дыши, девочка! Вдох-выдох! Давай! Вдох-выдох!

Требовательный голос вперемешку со шлепками по щекам выдёргивает из панического болота, и вечерняя свежесть наполняет лёгкие, расправляя и возвращая дыхательную функцию. Запахов сигарет, спиртного и пота больше нет. Меня обволакивает морская свежесть с нотками цитруса и хвойных смол.

Только уравновесив своё состояние, могу рассмотреть мужчину, ставшего причиной позорного обморока. Лет тридцать, плюс минус два года, высокий, а по сравнению с моими метр с кепкой просто гора каменных мышц, внушающих, если не уважение, то уж точно неконтролируемый спазм в пятой точке. Чёрные волосы, коротко стриженные на висках и затылке, но с длинной модной чёлкой, смягчающей чрезмерную мужскую жёсткость на лице. Высокие скулы, прямые брови, чёткий контур полноватых губ и пронзительные глаза, цвета крепкого кофе. Красив чёрт и притягателен своими горячими восточными корнями.

– Тимур, если вдруг забыла, – представляется, выпуская из своих рук, но не расслабляясь, оставаясь в готовности поймать моё качающееся тело.

– Катерина, – исправляю свою оплошность, уверенно смотря в кофейные глаза.

– Мне показалось, в первом варианте звучало Карина, – прищуривается и кривится в хищном оскале.

– Тебе показалось, – стою на своём. – Музыка громко играла.

– Хорошо. Показалось, так показалось, – соглашается, хотя всем видом показывает, что первый вариант принимает за истину. – И что же с тобой случилось, Катерина?

– Непереносимость чужих объятий. Не люблю, когда меня трогают без моего разрешения, – раскрываю свою маленькую особенность первый раз постороннему человеку. Удивительно, но ему почему-то легко об этом говорить. Что-то есть в нём, вызывающее доверие.

– Фобия? – сводит брови и заинтересованно смотрит на меня.

– Вроде того, – киваю, несколькими кадрами вспоминая, чем вызвана эта фобия. Мне нужно полностью доверять человеку, чтобы не биться в панике, когда он касается меня. Алиске тоже пришлось столкнуться с моей реакцией, затем втираться в доверие и постепенно приучать меня к своим обнимашкам.