— Что такое «утюг»? — спросила Октябрина и пояснила: — Ты сказал «из каждого утюга», так что это такое?

Чуть подумав, я признался: — Не знаю, но так говорили дед Алексей и дед Максим. Наверное, какое-то передающее устройство, если по нему можно передавать слова.

— Неверно, — поправила Октябрина, после чего показала мне как выглядит этот проклятый утюг и рассказала про его назначение.

Забавно как в нашей памяти порой намертво застревают куски абсолютно бесполезной информации. Но, с другой стороны, вряд ли кто-то из моих товарищей с ходу, без поиска в базе знаний, сможет рассказать, что такое утюг и для чего он может быть применён. А я могу. Знание об «утюге» — маленькая часть того, что отличает меня от моих товарищей и выделяет меня среди них.

Став старше, где-то в возрасте с десяти лет и дальше мы в тех же коридорах играли в «зарницу». Это такая игра, когда бегаешь в полной выкладке с лазерным ружьём по весу даже раза в полтора тяжелее настоящего, но стреляющим безобидным лучом. Играющие обычно делятся на две команды: штурмовиков и защитников. Задачи понятны из названия. Вообще-то «зарница» тоже часть обучения, но иначе чем игру её никто никогда не воспринимал. Серьёзные десятилетние граждане лунной республики в специальных утяжеляющих костюмах бросают друг в друга имитаторы гранат и палят очередями световых вспышек. Казалось бы, баловство, но баловство полезное. Также как компьютерные симуляторы где ты управляешь тяжёлым танком в максимально приближенной к реальности обстановке. Или корректируешь огонь батареи самоходных артиллерийских установок.

Нет, были, конечно, и другие игры. Например, симуляторы горнопроходческого комбайна, или работ на гидропатической и мясной ферме, или какая-нибудь научная игра, где для набора уровней необходимо решать в уме всё боле сложные системы уравнений за всё более короткое время. Однако уравнений хватало на продолжающихся уроках, а пройти практику по работе на фермах или вождению горнопроходческого комбайна можно и даже должно в реальности и поэтому далеко не так интересно.

Если кого-то хотели наказать, то его временно лишали доступа к военным симуляторам. А главным наказанием являлось отлучение от участия в «зарнице», ведь следующая будет проводиться только через несколько месяцев. Но такое страшное наказание мог присудить лишь товарищеский суд, ни один наставник из взрослых не был в праве назначить его.

Вот такой была наша жизнь.

Моя жизнь.

Я — Клим Ворошилов[2], гражданин Лунной Советской Социалистической Республики — последнего и единственного оплота человечества, наследника прекрасной, но уничтоженной земли, ответственно заявляю, что жил и продолжать жить хорошей жизнью. Можете обвинить меня в некоторой пристрастности, ведь другой жизни мне видеть не довелось. Разве только её обрывки в фильмах, книгах, песнях, картинах и в лекциях по современной истории накануне катастрофы вторжения. Но всё равно я останусь стоять на своём и в сотый раз скажу: мы жили, а не выживали. Это была довольно неплохая жизнь. Полноценная и полнокровная. Вы можете с полным доверием относиться к моим словам, ведь я рождён в третьем поколении, мой порядковый номер 3-Н1354-КВ, мне целых семнадцать лет.

Семнадцать лет.

Это довольно весомая цифра. В обществе где возраст взросления и принятия полной ответственности за себя и свои действия установлен в двенадцать лет. В обществе, которое на шестьдесят процентов состоит из ребят и девчонок от шестнадцати до двадцати четырёх, то есть из второго и третьего поколения. Ещё тридцать, с лишним, процентов приходится на детей от одного года до двенадцати, другими словами на четвёртое и пятое поколения. И последние десять процентов составляют «взрослые» — те кто ещё помнил проигравшую в войне вторжения Землю. Помнил шелест ветра в листве. Помнил тепло нагретой солнцем травы. Помнил вкус настоящего, не искусственно синтезированного, коровьего молока и, заодно, вкус хорошенько прожаренного стейка, котлет по-киевски и мороженного в шоколаде марки «красная Москва». Все они, плюс те, немногие, кто родился «естественным путём» уже на Луне, в первые, самые сложные, десятилетия после бегства, ещё до того, как программа клонирования и автоматического выращивания человеческих эмбрионов заработала в полную силу. Всех их, скопом, определяют в категорию «взрослые» или же «старики». Их возраст разнится от тридцати с лишним лет до семидесяти или даже восьмидесяти. Это — первое поколение, и их не более десяти процентов от общего количества населения лунной республики на данный момент.

Ещё никогда человечество, в своей массе, не было настолько молодым.

И настолько малочисленным.

После того как в ходе войны вторжения Земля полностью перестала быть пригодной для жизни — начался отчёт времени нового мира. Новый мир — новые люди. И старого уже никогда не вернуть как не старайся.

Шёл шестьдесят шестой день как Клим Ворошилов нёс дежурство на низкоорбитальной станции «дозор-2». Как уже говорилось выше, всего таких станций имелось три штуки и этого количества вполне хватало для контроля над земной поверхностью.

Над поверхностью прекрасной, но уничтоженной земли — как почти всегда говорили, когда речь заходила о потерянной Родине.

Прекрасная, но уничтоженная.

Поруганный рай. Всё то, что они потеряли. Всё то, что они сохранили. И наконец всё то, за что они обещали когда-нибудь отомстить.

До окончания вахты оставалось ещё двадцать четыре дня. Вроде бы уже скоро, но готовиться и собираться ещё рано. Рано проводить генеральную уборку и проверку всех систем, перед передачей станции следующей смене — всё это дело последних десяти дней. А пока дни текут также спокойно и размерено как предыдущие пятьдесят суток, после того как они приняли вахту от предыдущей смены и восторг первых дней пошёл на убыль, а ощущение новизны сменилось рутиной.

Ведь на самом деле задача трёх станций серии «дозор» не наблюдать за поверхностью и быть готовыми первыми встать на защиту родной и любимой Луны. То есть станции сделаны именно для защиты и набиты разнообразным вооружением от киля и до удерживающих станцию баллонов. Но в том-то и дело, что присутствие человека для выполнения этой функции совсем не обязательно! Многочисленные сенсоры двадцать четыре часа в сутки, в непрерывном режиме, сканируют затянутую серой мглой поверхность. Каскады сложнейших нейронных сетей без устали отслеживают и классифицируют потенциальные угрозы и человек здесь, в общем-то, не особенно и нужен. То есть нужен, конечно, но, при желании, можно было бы обойтись и без него. Каждая из станций серии «дозор» способна нести свою вахту в полностью автоматическом режиме.

Однако здесь своё веское слово заявляет другая функция дозорных станций — социальная. Только-только подбирающиеся к своему двенадцатилетию, то есть к вступлению во взрослую жизнь, юные граждане лунной республики обязаны с честью вынести свой девяностодневный дозор. Они должны почувствовать себя настоящими защитниками, первой линией обороны горячо любимой Луны от опасностей, потенциально способных прийти с поверхности погибшей земли. Опять же это их первая, по-настоящему длительная, вахта так далеко от дома, почти в одиночестве, без друзей по отряду, только с одним наставником — старшим товарищем. Любой, кто собирается работать в космосе или на какой-нибудь отдалённой станции, на каком-нибудь потенциально вредном или опасном производстве, вынесенном подальше от главного города, должен проверить себя для начала в дозорной вахте. Без успешного прохождения подобной проверки запрещена длительная работа в одиночестве. Когда родится и живёшь в подземном городе, то к бескрайности пространства надо привыкать постепенно. Также, как и к возможному одиночеству после насыщенной социальной жизни внутри отряда.

Не подумайте лишнего. Первый раз, когда оказываешься на борту дозорной станции, всё вокруг страшно интересно.

Сначала ты учишься вычислять навигацию, определяя текущее положение станции и прокладывать путь, не полагаясь на умные компьютеры. Потом, с серьёзным и в меру решительным (как сам его понимаешь) выражением лица становишься за штурвал управления и сам, вручную, пусть и подстраховываемый системой, сам, лично, управляешь движением гигантского небесного левиафана. А надо сказать, что, при необходимости, станция может довольно быстро двигаться и хорошо слушаться руля, особенно если сначала снизиться на пару тысяч метров, окунувшись в густой бульон более низких атмосферных слоёв.