Так или иначе, мяч теперь у него, и в запасе остался один-единственный бросок, так что до наступления темноты придется что-нибудь придумать.

Холодный осенний ветер леденил кожу. Фэллоу поощрял закаливание, но разгуливать почти нагишом зимой – это вам не простое обливание холодной водой. Лемодволл сиял свежим снегом. Пики на севере казались выше, чем любые, виденные им до сих пор в Соседстве. Горы на юге пониже, однако за ними лежал Таргвейл.

Этого перевала, о котором говорил Колган, может и не существовать вовсе или его могут охранять; в любом случае без теплых одежд и крепкой обуви его не одолеть. Нагианцы обречены, если только их псих-командующий не исполнит то, что имел неосторожность пообещать. Да и джоалийцы, возможно, тоже.

Подойдя к границе лагеря, он обнаружил, что за ним идут – конечно же, Дош Прислужник, ныне официально Дош Вестовой, хотя никто, кроме Эдварда, не звал его так. Эдвард махнул, чтобы тот приблизился, и пошел дальше. Секундой спустя юнец уже шагал с ним рядом, вполне пристойно одетый – в синюю джоалийскую куртку, желтые бриджи и пару крепких башмаков. Где и как он их раздобыл, оставалось загадкой. Конечно, он мог их украсть. Если же он купил их, Эдвард предпочитал не думать, каким образом он расплачивался.

Если не было никаких поручений, Дош старался держаться поближе к Эдварду. Никто из воинов не хотел иметь с ним дела, чтобы друзья не заподозрили их в недостойных мужчины желаниях. Он не мог даже рассчитывать на обед или место у огня, если только не был с Военачальником. Нагианцы не трогали его, повинуясь приказу Д’варда, но джоалийские забияки избивали его по меньшей мере дважды. Возможно, жизнь Доша никогда не была легкой. Во всяком случае, сейчас ее уж никак нельзя было назвать легкой, хотя он никогда и не жаловался.

Должно быть, он был старше, чем казался. Он никогда не называл своего возраста, да и вообще предпочитал о себе ничего не говорить. Он был невысок, но хорошо сложен. Лицо у него было красивым, как у херувимчика, до тех пор, пока Тарион не поработал над ним своим кинжалом. Теперь его покрывали пересекающиеся красные линии, до странного напоминавшие железнодорожные линии на военных картах, правда, это сходство мог заметить только один человек во всей армии. Со времени назначения посыльным он отращивал бороду, но на расстоянии ее не было видно. Вблизи же он казался мальчишкой, баловавшимся с краской. В зависимости от обстоятельств он мог быть слащавым, подобострастным или едко-остроумным. Но под профессионально-мягкой внешностью он был крепок, как и положено шлюхе, – по крайней мере Эдварду казалось, что шлюхе положено быть такой, хоть встречаться со шлюхами ему еще не приходилось. Он не сомневался, что маленький славный Дош не уступает крутостью характера любому забияке в его армии и что доверять ему можно меньше, чем тарантулу.

– Сколько тебе потребуется, чтобы собрать всех сотников на совет? – спросил Эдвард.

– Час. Полчаса, если ты позволишь мне за некоторыми послать еще кого-нибудь.

– Командиры отрядов фуражиров вернулись?

– Нет. Заместителей звать?

– Да. Впрочем, погоди немного. У меня проблема.

Они спустились к самому узкому месту перешейка. С обеих сторон текла река, и земля здесь только немного возвышалась над уровнем воды. Прямо перед ними земля круто поднималась к городским воротам. Джоалийские солдаты рыли траншеи и хлопотали над осадными машинами вне пределов выстрела из лука. Эдвард остановился и издали посмотрел на их возню.

Если бы он оборонял город, он приготовился бы к новой вылазке, чтобы поджечь эти осадные башни. Возможно, они еще не просохли после дождя, чтобы хорошо гореть. На то, чтобы вырыть траншеи до самых ворот, понадобится еще не одна неделя. А на носу зима. Завтра Колган собирается уходить.

Он переключил внимание на сам город, на высокие стены и высокие здания за ними. Иззубренная стена охватывала весь город, что казалось совершенно излишним: зачем строить стены на совершенно отвесных утесах? Неужели они действительно опасаются нападения с флангов или же это просто художественные изыски?

Впрочем, утесы были не совсем отвесные, а плато – неправильной формы. Кое-где земля выдавалась за пределы стен, хотя такие выступы, как правило, срезались, и склон в таких местах был положе. Там, где уровень земли понижался, стены, само собой, были выше. Конечно, армия не могла обойти город вдоль стен, но, возможно, ловкий воин, будь у него на то время и тяга к самоубийству, справился бы с этим. Отряд саперов мог бы найти место для подкопа под стены, но только как им остаться при этом незамеченными? Защитники города забросают их камнями. При веем-при том есть несколько мест, где человек мог даже отойти от стен на пару шагов, чтобы не смотреть на них, задрав голову. Или стрелять не вертикально вверх? Или?..

Он нутром чувствовал, что решение кроется где-то здесь, но никак не мог ухватить его. Должно быть, множество генералов уже перебирали до него все эти возможности. Лемод еще ни разу не брали штурмом.

– Наверняка можно обойти город вдоль основания стен, – сказал он, дрожа от холода.

– Если не заметят сверху. Пара ребят из Рареби утверждают, что делали это.

Эдвард пристально посмотрел в бесхитростные голубые глаза под длинными золотыми ресницами.

– Откуда тебе это известно?

– Подслушал.

Ну да, конечно. Никто не заговаривал с Дошем, если в этом не было жизненной необходимости.

– Приведи их тоже на совет.

– Хочешь, я узнаю, делал ли это кто-нибудь еще?

– Нет, – усмехнулся Эдвард. – С Тарионом ты тоже так говорил?

– Как?

– По-военному, четко и ясно.

– Нет.

– А как ты с ним говорил?

Дош на мгновение отвернулся, а когда снова посмотрел на Эдварда, на глазах его блестели слезы.

– Я люблю тебя… – Голос его прерывался. – Я все сделаю для тебя, все, чтобы ты был счастлив. – Все это звучало абсолютно искренне. – Я люблю тебя за твою улыбку, за прикосновение твоих…

– Спасибо, хватит! Я понял.

– Ты сам спросил.

– И зря. Я не хотел унизить тебя.

– Как можешь ты унизить меня? Ты не знаешь, что такое унижение.

– Нет, наверное, не знаю. Мне правда жаль.

– Не стоит, – сказал Дош. – «Жалость – пустая трата времени». Зеленое Писание, Стих четыреста семьдесят четвертый.

– Правда?

– Как знать! Кто читает такой хлам? – Он скорбно улыбнулся в ответ на смех Эдварда. – А в чем твоя проблема?

– Я могу тебе доверять?

– Если ты имеешь в виду, расскажу ли я всем в лагере то, что услышу от тебя, то нет. И потом, кто будет слушать?

– А с кем-либо за пределами лагеря ты можешь говорить?

Дош вздрогнул.

– Конечно, нет! – буркнул он.

Это подтверждало то, о чем Эдвард уже догадывался. Ветер пронизывал его до костей, и он, возможно, совсем посинел, но это было слишком важно.

– Ты шпионил за Тарионом, верно? На кого?

– Я не буду отвечать на этот вопрос!

– Ты не можешь отвечать на этот вопрос! Ты и ему не мог сказать этого! Вот почему он изрезал твое лицо!

– Ты считаешь меня героем?

– Нет, не считаю. Ты шпионишь не на смертного, да?

Красные шрамы у глаз Доша свело судорогой, возможно, болью.

– Не могу отвечать, – пробормотал он.

– Тогда и не пробуй. Если я назову имя, ты можешь…

– Не надо, господин! Прошу тебя!

– Ладно, – произнес Эдвард, так до конца и не уверенный, разыгрывает ли Дош спектакль или нет. – Кстати, будь у тебя такая возможность, ты вонзишь нож мне в спину?

Дош презрительно скривил свои ангельские губки:

– Тебя давно бы уже не было в живых.

– Да. Ясно. Спасибо. – Значит, не Зэц. – Ты никогда не носил в волосах золотой розы?

Дош уставился на него, потом кивнул. Между шрамами разлился мальчишеский румянец. Что нужно, чтобы заставить шлюху покраснеть?

Но ответ на этот вопрос единственный: Тион.

– Только подглядывал?

– Только подглядывал. Так в чем проблема?

Это был прирожденный шпион, любопытный к любой мелочи, словно кошка. Даже маленькой Элиэль было далеко до Доша по части любопытства. Про Элиэль Эдвард старался не вспоминать.