– Ну в баню поедем на следующие выходные, раз уж сегодня не сложилось, все расскажешь в деталях, может, помогу его найти, раз такое дело. Дядю Сэма возьму с собой, батин еще остался, у него степень очистки, как у только что исповедавшегося.

– Лишь бы ты опять не начал потом, как в тот раз, с прокурорскими бегать по улицам с голой жопой и по фонарям шмалять, – Полкан скоропостижно невесело улыбнулся.

– Было дело. Бухой был.

Алекс хитро улыбнулся возможностям власти, создающим для теплого и удобного душевного убежища его торжествующего «Я» идеальные условия существования – бегло влитый внутрь алкоголь напомнил о банном угаре двухнедельной давности, где Алекс крепко пил с конторскими, а припозднившийся дядя Толя застал группу молодых людей вместо фиговых листьев прикрытых лучезарными ксивами и навскидку палящих из табельного по безоружным электрическим факелам.

Полковник, шаркая, уперся взглядом в белый снег.

– Только теперь проблема нарисовалась. Проблема посерьезнее. Мне теперь стало как-то пусто на душе, понимаешь. Так был какой-то нерв, была какая-то предельная конкретика – нужно искать ответы. Теперь ответы есть. И стало пусто, глухо. А я думал, стану счастливее. Дурак. Вот и забухал. И так уже месяц. Я получил, что хотел, и завял. Теперь поливаю себя бухлом, думая опять зацвести, зная, что этого уже не будет. Медиум сделал хорошее дело, но и сломал меня. Никогда бы не подумал, что так будет. Никогда бы…

– Дела… – Алекс чокнулся с полковником бутылками. – Все еще будет.

– У вас будет, малой, у молодых. Не у меня. Да мне и не нужно уже… «Я ведь помню их, рваных и седых, все ищу ответ. Я за тех парней, тех, кто кормит вшей в восемнадцать лет. Бьется мысль о мысль, вдруг сорвался вниз… Рикошет…» – смахнув скупую слезу, тихо напел сквозь вихрь воспоминаний о войне неисправимо испорченный властью полковник и, унесенный этим вихрем к боевым товарищам, становящийся вновь настоящим офицером.

Компания вышла к трассе, размазывая застывающую снежную слякоть об асфальт. Семка, боязливо озираясь и боясь лишний раз вдохнуть, чистил сапоги об отбойник. Алена стояла поодаль с бесконечно недовольным лицом, глубоко кутаясь в безразмерную шубу и ненавидя зиму в каждой мелочи. У Алекса зазвонил телефон.

– Да. Ага. Ну. Так. Так. Че?! В смысле?! Это как так?! – голос его менялся от «приветдруг» до «сукаещеразсюдапозвонишь». – Что значит «не получается»?! Ты же сам кричал, что это терпила терпилой? Ага. Да я уже понял, как ты все разрулишь. Ага, давай, блядь.

– Нужна помощь? – спросил облокотившийся на отбойник полковник с явственной угрозой в голосе для не справившихся с задачей.

– Посмотрим. Может быть. Мальцев твой не так хорош оказался, как ты обещал. На лоха не смог повесить тот кипиш, – цедил злость сквозь зубы Алекс.

– Странно. Он таких уже с десяток закрыл. Ну да хер с ним, придумаем что-нибудь. Пора ловить попутку!

Полкан выпил оставшуюся половину бутылки императорскими глотками, не моргнув и глазом, сделал развалистый шаг на промерзшую дорогу и поднял руку с опустевшей поллитровкой – сигнал водителям, есть желающие прокатиться до города с ветерком.

Сделав шаг, полковник, конечно, не знал, что этот шаг станет последним шагом в его жизни. За мгновение до этого груженая фура пошла в занос. Полковника снесло как пушинку. Только что он стоял здесь, а теперь его нет. И как будто не было вовсе. Алена, Алекс и Семка застыли в оцепенении холода пронесшейся рядом смерти.

Незаметно минула половина года. Весна потушила мосты, а лето ветром перемен одело мир в зеленое. В свежее и прекрасное. В новое и непорочное. В сочное и желанное. Мир летом – кровь с молоком.

Вова шагал по улице энергичной походкой, заложив руки в карманы, под мышкой – кипа рабочих бумаг, зудящих и требовавших подписи.

Лазурный полдень густо пах сиренью, поздно, впопыхах распустившейся. Летела одинокая, переливающаяся в лучах паутинка, совершенная, как …дцать первый летний день. Трава на клумбах была подробно усеяна мерцающими созвездиями повылуплявшихся одуванчиков, опаляемых строго вертикальным солнцем и служащих посадочной платформой для винтокрылых стрекоз. Спел цветов аромат. Струился цвет лета. Легкокрылый ветер прокатывался позолоченной волной по кончикам листьев. Пух кружил по спирали, взметался вверх, собирался в тончайшие ручейки у обитых бордюров. Пух требовал всем своим естеством поднесенной, как в детстве, спички, требовал ритуального очищающего огня, стремительно убегающего куда-то вдаль.

Вова подошел к нужному адресу. Возле одноэтажного офисного здания сверкал металлом пафосный красный красавец-мерседес. На его капоте, истоптанном пыльными лапами, сидели два кота, гибкие спины вопросительными знаками изогнув, и синхронно, точно на полотне Ренессанса, вылизывали один и тот же бок.

Вова, остановившись возле отделанного резным металлом крыльца, закурил, что-то почувствовав. В голове скользнула какая-то мысль, которую нужно поймать в паутину табачного дыма, обездвижить и тщательно продумать. Легкие разнонаправленно выдули тонкие волокна сизого смога через ноздри, но проворная мысль ускользнула, паутину миновав. Вова почувствовал стигматное жжение на ладонях – всмотрелся: линии судьбы вздыбились шрамами, крапивными ожогами, суля изменения, но какие? Судьба медленно и излишне неряшливо растолковывала свои намерения через свои же знаки.

Вова бросил недокуренную сигарету в изящную чугунную урну и шагнул, сняв с носа солнцезащитные очки, в мяукнувшую дверь, быстро вдохнув пение цветущей липы, раскинувшей крону совсем рядом со входом. Веснушчатая девушка с ресепшена, накрахмаленная тягучим офисным бездельем, хрустела орешками и, расстегнув еще одну пуговку светлой рубашки в крупную красную горошину и отодвинув пачку фиктивных сигарет как повод выйти из офиса, суетливо потянулась к трубке телефона – узнать у директора, подходящее ли сейчас для визита время.

– Чай? Кофе? – предложила Веснушка.

– А у вас есть яд? – обидно незаигрывающе ответил Вова.

Девушка одарила его поощрительным смешком. Директор тем временем дал утвердительный ответ, неожиданно выпрыгнувший из светло-кофейной трубки, плечом удерживаемой у уха Веснушкой.

– Здравствуйте, вы Алена Александровна? Генеральный директор? – с порога забасил Вова, приближаясь к огромному статному столу, во главе полированной глади которого сидела красивая, аккуратная девушка, согласно клишированным предубеждениям, никак на роль генерального не годившаяся.

Алена коротко утвердительно кивнула, быстро оценивающе пробежавшись по внешности визитера, – приемлемо рваные джинсы, футболка агатового цвета, темная джинсовая жилетка, подтянутый торс, черные, вороненые волосы подстрижены под «бокс», горящая хищная чернота темно-карих глаз с янтарной каймой, трехдневная щетина, высокие скулы, харизматичная челюсть, четко очерченное лицо, точно выточенное из гранита.

«Средний рост, средний вес, средний доход – средненький паренек, хоть и красавчик», – резюмировала Алена, тут же вспомнив голос Вовы, слишком низкий, не под стать комплекции – это запоминается.

– Меня зовут Владимир, я представитель группы компаний «Магистраль», я бы хотел подписать документацию, проект и сопроводительные акты. Вот эти с печатью в шапке – наши, их я заберу. А эти – ваши, они останутся у вас. Вот эти акты продублированы и подкреплены к проекту. С вас автограф и печать. И бабки.

– Лавандос по безналичному расчету вам достанется, – коротко, по-деловому улыбнулась Алена, бегло просматривая блеклую скуку бумаг.

Подпись, печать, подпись, печать. Почерк Алены, словно остроклювая колибри точечными движениями гибкой шеи наносила чернила – изящные пальцы в синергичном союзе с гелевой ручкой ловко загибали завитушки букв в цельный орнамент подписи: большая статная «В», за ней в два раза меньшая размером, полная изящества пионер алфавита «а», следом – изначально мягкая «л», сделавшаяся твердотелой, отесанно-колкой под натиском вспорхнувших из ее тела линий, слившихся, однако, в цельную, витиевато-понятную, женственно-утонченную композицию.