Но что-то меня сдержало. Возможно даже реакция моего глупого Мотылька, когда она вдруг перевела взгляд со своего отражения на моё, словно заметила или как-то почувствовала стороннее присутствие незваного гостя. После чего я тут же отпрянул обратно в смежную галерею, сделав это, скорее, на чистом рефлексе, а не по собственному на то желанию.

– Энн! Что такое? Ты куда?

А дальше, как говорится, больше. Или как в самых худших голливудских комедиях положения. Я, как тот конченный задрот, начинаю идти в самый конец галереи, ускоряя шаг и сворачивая в ближайший проём, который оказался очередным поворотом к лестнице на второй этаж. После чего уже приказал себе остановиться и прийти в себя.

Ощущения по этому поводу, надо сказать, я испытывал не самые воодушевляющие. Хотя на трусость это совершенно не тянуло. Скорее, на вынужденную меру оставаться в тени незамеченным до конца. Разве что чувства омерзения от подобного бреда меньше не становилось. Как и острейшего желания покончить с ним прямо сейчас, одним ударом, а не тянуть кота за яйца не пойми за каким хреном.

Но я не только сдержался, кое-как отдышавшись за несколько ближайших секунд, но и рискнул выглянуть из-за «угла», всё так же изображая из себя тупейшего шпиона из какой-нибудь не менее бредовой бондовской киноленты. И вскоре снова отпрянуть назад, едва увидел, как мой Мотылёк выпорхнула, словно в белокипенном облаке своего подвенечного платья, в центральный зал магазина и временно запнулась на месте, оглядываясь по сторонам и явно выискивая именно того, кого пыталась найти.

Пришлось даже выругаться сквозь зубы за собственный идиотизм и затаиться в своём временном убежище, мысленно отчитывая секунду за секундой с каждым твоим предполагаемым шагом или действием. Хотя, едва ли ты сейчас начнёшь бродить по всему салону. Скорей всего, постоишь в галерее, где-то с полминуты, пройдёшь немного в одну сторону, потом в другую, возможно даже к выходу, чтобы выглянуть на улицу. После чего вернёшься обратно в примерочную и потратишь там ещё несколько минут на объяснения с Сэл, а затем уже и на переодевание.

Я и сам рискнул выглянуть из своего укрытия где-то минуты через три-четыре, убедившись в своих предположениях и дождавшись, в конечном счете, твоего очередного появления. Но в этот раз уже не в свадебном тряпье, а в той одежде, в которой ты сюда приехала и при обязательном сопровождении своей бдительной подружки.

И снова пришлось прятаться «под лестницу», поскольку тебе опять приспичило обернуться в мою сторону, но хотя бы так и не решившись прогуляться до конца галереи. Тем не менее, было бы очень интересно, если бы ты это сделала, вопреки всем своим страхам и моим примитивным расчетам. Я даже представил, как ты появляешься передо мной и смотришь во все свои вытаращенные на меня очаровательные карие глазки, не зная, что делать дальше с данным фактом и что при этом говорить.

А может, я действительного этого ждал? Ждал, когда ты вынырнешь из-за угла и поставишь в этом фарсе жирную точку собственной рукой?

И, когда я услышал приближение чьих-то шагов, слегка напрягшись в ожидании неизбежного, бежать куда-то и прятаться снова не стал. Достоял в своём укрытии до последнего. До того момента, как передо мною показалась… Нет, не ты. Какая-то совершенно незнакомая девушка – симпатичная мулатка с длинными косичками, притормозившая резко на ходу, как только увидела меня на своём пути. Потом несдержанно и с явным облегчением заулыбалась и даже скосила взгляд с появившейся в глазах поволокой, когда принялась меня обходить. Из-за чего мне тоже пришлось выдавить ответную улыбку с нотками лёгкой иронии. А потом всё-таки выйти обратно в галерею и убедиться уже воочию, что моего Мотылька давно простыл здесь след.

Спешить куда-то дальше было уже явно бессмысленно. Продолжать слежку – тоже. Я и сам не могу толком объяснить, зачем всё это устроил и с какой конкретной целью. Скорее, ни с какой. От скуки ради. Или чтобы убедиться, что в моих намеченных планах ничего не изменилось. Я действительно этого хочу. Хочу воплотить их все до единого. А для этого я должен был встряхнуть свои чувства и проверить, насколько они соответствовали моим неуёмным хотелкам. По этой же причине я и вошёл вскоре в примерочную, очень быстро отыскав взглядом то самое платье, в котором не так давно красовался мой Мотылёк.

Его подвесили чуть поодаль от остальных платьев на отдельную вешалку перед пустующими кабинками, и выглядело оно без тела своей новой хозяйки неприглядно обвисшим и будто брошенным в угол чьей-то жестокой рукой на произвол судьбы. Через какое-то время его должны проверить на наличие незамеченных дефектов, потом убрать паром случайно образовавшиеся на многослойной юбке складки, ну, а потом осторожно упаковать в большой кожаный мешок с логотипом магазина. После чего его отправят курьером по нужному адресу, где оно и станет дожидаться своего звёздного часа, схожего с короткой, но весьма яркой жизнью бабочки-однодневки.

Хотел ли я в эти минуты, чтобы с ним произошло именно то, что и должно было произойти в ближайшее время?

Откровенно говоря, немного затрудняюсь с ответом. На деле, мне было всё равно. Его участь волновала меня куда меньше, чем осознание того факта, что ещё несколько минут назад оно облегало женское живое тело, соприкасаясь с его кожей и вбирая в себя его обособленные ароматы. Именно этим оно меня сейчас и манило, как мощнейшим магнитом. Именно поэтому я не сумел не поддаться данному соблазну, не подойти к нему, не прикоснуться кончиками пальцев к прозрачному лифу с белой объёмной вышивкой из неживых цветов, и… не вдохнуть исходящее от него амбре из смешанных запахов, в которых так чётко прослеживался Твой, вместе с твоими любимыми духами…

– П-простите, сэр? Но это платье уже выкуплено. Если вы ищите что-то в подобном стиле, я могу вам порекомендовать…

– Не стоит… Не утруждайтесь. Я уже ухожу. То, что я искал – уже давно нашёл…

Его привезли где-то ближе к вечеру. Анна повесила его на дверцу шкафа в одной из гостевых комнат второго этажа их немаленькой квартирки на Бруклин-Хайтс, в которую Эдвард клятвенно пообещал не заходить, пока платье не перевезут в дом его родителей за пару дней до начала свадебного торжества. Хотя тебе было как-то всё равно, увидит ли его Эд до венчания или нет. В подобные приметы ты перестала верить уже давно. А сейчас… Сейчас ты едва ли понимала, что делаешь и что испытываешь в действительности, когда смотришь на эту восхитительную красоту, лишённую ценной практичности и какого-либо смысла в повседневной жизни. И то, что оно стоило двенадцать тысяч долларов, никак не желало убеждать тебя в том, что это его истинная цена, и она обязана приводить твой разум в состояние блаженного экстаза.

Только никакого экстаза не было и в помине. Его не было ни пару месяцев назад, ни сейчас. И едва ли он появится через ту же неделю перед брачным алтарём.

– Энн, ты где?..

Приглушённый голос Эдварда вывел тебя из прострации и пустого, почти неосознанного созерцания рукотворной красоты. Глаза мазнули по зеркалу дверцы шкафчика, зацепившись за чей-то размытый образ-отражение, стоявшего в дальнем углу комнаты «человека».

Анна тут же панически дёрнулась, резко обернувшись, но так и не успев закричать. Крик по ходу просто застрял где-то в горле, а ей пришлось убедиться в ближайшие секунды, что лицо, обрамлённое чёрной копной волос – всего лишь часть большой чёрно-белой фотографии, купленной ею и Эдом пару лет назад на блошином рынке как раз для оформления интерьера данной комнаты. Видимо, виной всему её редкие посещения этого места.

Правда, легче почему-то не стало. Поскольку в памяти тут же всплыл схожий случай, произошедший с ней не так давно этим же днём. Да, в свадебном салоне. Когда ей показалось, что она увидела в отражении одного из зеркал мужское лицо и высокую фигуру. Тогда она тоже не сумела закричать, как и поверить впоследствии, что ей всё привиделось. Одно дело, когда в людных местах постоянно ищешь во встречных прохожих знакомые черты конкретного человека и другое, когда не просто его видишь, но и чувствуешь воздействие его близости. Его треклятую токсичность, схожую с мощным радиационным излучением. Или же не менее сводящие с ума чувства, которые всегда испытывала рядом и испытываешь по сей день, как только позволяешь ему просыпаться в твоей памяти.