– Задавака, – буркнул какой-то мальчишка ей вслед.
“Наверное, не следовало представляться Младшей из рода Хранителей, все и так это знают… Просто я растерялась…”– Малакиния сделала вид, что не услышала обидного слова, и села за парту. Все же, она смутилась и постеснялась осмотреть остальных детей и классную комнату, вместо этого она начала торопливо доставать и раскладывать письменные принадлежности.
Впопыхах, лиска дернула зацепившуюся за ткань тетрадь, и следом за ней, из узелка вылетел выскользнувший из бумаги бутерброд. Сделав живописную дугу в воздухе, он с громким шлепком шмякнулся на парту, только что обозвавшего ее мальчугана, прямо в его открытую новенькую тетрадь, создав огромную кляксу из малинового варенья и масла. Лицо мальчишки исказили попеременно шок, испуг, удивление, и, наконец, злость. Он повернулся к Малакинии, красный до корней волос. Весь класс залился громким хохотом. Прыснула даже профессорка Трысь. Малакиния же, так и застыла с тетрадью в руке и узелком на коленях.
– Прости, я случайно. Я очень неуклюжая. Я честно-причестно, я не нарочно. – Она искренне извинялась, но мальчишку это не волновало.
– Вы видели?! – Завопил он. – Вы все видели! Она злюка! Такое случайно не может случиться, он три парты пролетел! Она специально запустила в меня бутербродом! И это младшая из рода Хранителя!!!! Пффпфпфпфрр! – От негодования, мальчик даже зафыркал. Класс все еще смеялся, и имитировал звук шмякающегося бутерброда.
Видя негативную природу Духа этого мальчугана, Малакиния больше не извинялась, ей и жалко не было ни его, ни его тетрадку. А вот бутерброд, бутерброд было очень жалко. Подумав, что теперь она осталась без обеда, лисенка едва сдержала слезы, мгновенно наполнившие глаза. Подбородок задрожал, и она вздернула его повыше – может так никто не увидит. Но с голосом совладать не вышло, и он предательски дрогнул, выдавая плаксивые нотки:
– Хочешь, просто возьми мою тетрадь взамен, и забудем об этом. – Лиске показалось это правильным и мудрым решением в сложившейся ситуации.
– Что ж, это будет справедливо. Итак, обменяйтесь тетрадями и начнем урок. – Мягко подытожила, молчавшая ранее профессорка Трысь.
Малакиния гордо протянула свою тетрадь подошедшему мальчишке, и грустно уставилась на лежащие теперь на ее парте бутерброд и чужую тетрадь. Она подняла хлеб: большая часть вкусной намазки из сливочного масла и маминого варенья осталась на бумаге. Кое-как вымазав ее хлебом, она отправила его обратно в сверток, в узелок, ко второму кусочку, который так загадочно дал ускользнуть своему братцу. Потом слизала остатки варенья с листа, ибо сочла ужасным кощунством выбросить хоть капельку маминого варенья. Сладкий вкус малины, которую мама так умело консервировала, немного отдавал древесными стружками, но, в целом, был неплох, и настроение у лисенки улучшилось. Она вырвала испорченный листок, и перед ней оказалась чистая тетрадь. Мальчишка повернулся торжествующе ухмыляясь. Малакиния показала ему язык. Урок начался.
****
– Скорее, Милания, мы еще успеем застать папу и пойти с ним!
Ускоряя шаг, и подпрыгивая от нетерпения, маленькая Малакиния торопила сестру на пути домой. Ей очень хотелось успеть погулять с Мудрым Лисом в Чащном Лесу, во время его вечернего обхода, прежде чем отправиться спать.
Вечерний обход Хранителем, примыкающей к территории поселения, части Чащного Леса, был давней традицией. Она взяла начало, как необходимый дозор, в те времена, когда по Долине бродили страшные Вовколаки – жестокие ликантропы, чей Дух Волка был вне контроля, и находился целиком во власти Ярости. Когда-то давно, Темный Маг привел ликантропов в Долину из Другого Мира. В те жуткие времена, вокруг поселений устраивали круглосуточный дозор, чтобы уберечь жителей от опасности внезапного нападения ликантропа. С тех пор прошло много времен, и уже давным-давно никто не видел вовкулаков: то ли они ушли восвояси, то ли их истребили жители Долины, но традиция вечернего обхода осталась. В деревне Лисоборотней его совершал Хранитель. Мудрый Лис любил прогуляться по Лесу в часы закатного солнца, и часто брал с собой дочерей.
– А знаете, мои маленькие лисятки, ведь дерева растут всю свою долгую жизнь, – рассказывал девочкам Мудрый Лис. – В отличие от живных, которые выросли до своего размера, а потом к старости могут еще и уменьшиться. Дерева сколько живут, столько и растут, потому мы зовем их Растущим, а нас и зверей – Живными…
– Получается, чем больше дерево, тем старше оно? – уточнила внимательно слушающая Милания.
– Все верно. – Отец ласково погладил ее по голове, и они втроем шли дальше. Он так же ласково гладил по шершавой коре дерева, мимо которых они шли, или аккуратно касался зеленой листвы. – А у гнезд грызливых белок всегда есть два выхода, они те еще хитрушки. – Вдруг сообщил Хранитель, возвращаясь из своих размышлений.
– Это чтобы убегать от опасности! – Добавила Малакиния, довольная тем, что сразу поняла в чем хитрость белок.
Она очень любила эти прогулки, очень любила Чащный Лес, в нем пахло хвоей и всегда было прохладно в тени раскидистых дерев.
– И все же, в нашей части леса дерева не такие большие, ведь мы берем их, чтобы строить дома. Наверняка в глубине, там дальше, дерева должны быть старше и боооольше… – Рассуждала Милания.
– И мудрее, – Лис улыбнулся и заговорчески наклонился поближе к дочерям, доверяя им секрет. – Говорят, стохитные тубы вырастают просто огромными, и даже обретают голоса, чтобы пересказывать то, что они успели навидаться и наслушаться за свои хиты. – Он многозначительно поднял брови, и лисицы ахнули от восторга.
– Так значит дерева могут говорить, как живные? – Малакиния искренне воодушевилась этой идеей, – Я хочу расспросить их обо всем – всем! Дерево, расскажи мне, что ты видело? – Тут же обратилась она к тоненькой березке, потянув за веточку, трепещущую на ветру листвой и налитыми сережками. В ответ дерево только осыпало ее маленькими золотистыми семенами.
– Думаю, эта березка еще не обрела своего голоса, малышка. – Мягко рассмеялся Хранитель, – тебе следует обратиться к дереву потолще и пораскидистей.
– Насколько потолще?
– Ну, например, настолько, чтобы вы с Миланией вдвоем не могли его обхватить руками. Такое должно быть достаточно старым… – Хранитель резко обернулся, за его спиной зашелестела трава и хрустнула ветка. Он инстинктивно закрыл девочек собой, из кустов показалась голова оленя, совсем молоденького, с большими черными глазами и худенькими рожками. Он медленно жевал, не отрывая взгляда от Лиса, но смотрел совсем не на него, а сквозь.
– Оу, Малакиния, извинись пожалуйста за нас перед этим чудесным живным, кажется, мы помешали ему ужинать. – Отступая в сторону, попросил Хранитель.
Малакиния послала оленю долгий взгляд в ответ, улыбнулась и кивнула. Олень еще раз осмотрел всех, мотнул головой и скрылся в кустах.
– Ну все, пора домой, ужинать и спать. – Лис взял дочерей за руки.
Малакиния всегда одной рукой держалась за папину ладонь, а второй теребила край широкого рукава его серебристого с голубым парчового халата, и пальчиками обводила выпуклый узор замысловатой вышивки. Она делала так, будучи еще младенцем, засыпая под баюканье Мудрого Лиса в его больших руках. Маленькая Малакиния очень любила этот халат. Мудрый Лис тоже очень любил это халат, и носил его поверх любой одежды все время, если только речь шла не о работе, которая могла его испортить или испачкать.
Ведь этот халат сшила и украсила узорами его Вознеженная Лакония, в то самое время, когда под ее сердцем рос и креп детеныш, рожденный ночью, при свете молний листопадьевого ливня… И этот халат был единственным свидетелем тайны Мудрого Лиса, и хранил ее вместе с ним. Хранитель тайны Хранителя.
За ужином, Малакиния любовалась своими родителями: отец заботливо отрезал лучшие кусочки и складывал в тарелку Вознеженной, внимательно подливал ей чай, умело предупреждая ее просьбы, подавал соус или картошеньку. Он ласково улыбался, глядя на Лаконию, и его бирюзовые глаза светились от переполняющего их обоих Большого Чувства. Лакония всегда старалась коснуться Мудрого Лиса, трепетно брала за руку во время разговора, или, проходя мимо с полотенцем, чтобы вытереть лужу супа возле Малакинии, вдруг целовала Вознеженного в макушку, едва касаясь губами серебряных волос. Звонкий счастливый мамин смех наполнял кухню и сердца домочадцев. Столько хит прошло со дня их знакомства, но Большое Чувство только росло с каждым днем, и все окружающие видели это. А их дочки-лисички, буквально чувствовали действие Магий Большого Чувства своих родителей на себе: весь дом, каждая комната, мебель и посуда, еда и вода впитывали в себя волшебство нежности и заботы, которую проявляли друг к другу Мудрый Лис и Лакония. Свечи горели ярче, пирог был ароматнее, каша была маслянистее и сытнее, песни были мелодичнее, а сны крепче и слаще. Малакиния не могла знать, что такое горе, печаль или потеря. Семья окружала ее такой заботой и теплом, что в своем абсолютном счастье, она и не представляла, что бывает иначе. Любознательная и пытливая лиска, тихонько играя в уголке комнаты деревянными фигурками живных, или делая уроки за письменным столом в светлой, то и дело, украдкой наблюдала за родителями.
