– Вы представляете, что будет, если младшая из рода Хранителя погибнет? Знаете, что начнется?! Представляете, как нам всем попадет?? – небольшого роста мальчишка хватался за голову, приставая попеременно к каждому с этими вопросами. Маленький паникер переживал за свою шкурку. Зирон тоже очень сильно переживал. И тоже о себе. Он переживал что оказался таким слабохарактерным, что сдал, что упал и начал плакать от страха, а бесстрашная Милания побежала дальше… “Она теперь не то, что заговорить, она смотреть на меня не захочет!“– В отчаянии думал он.
Дети организовались в поисковую группу. Настроенные серьезно, и все же искренне тревожащиеся судьбой Малакинии (просто не так сильно, как о своих судьбах), но уже уверенные в ее трагическом конце. Они шли вдоль реки, напряженно вглядываясь в воду и осматривая прибрежные части суши и валуны, одновременно испытывая и любопытство, и страх перед тем, что могут увидеть.
– Вон они!! – Мальчуган-паникер заметил девочек первым. – Вон на траве!
Сначала все замерли в нерешительности. Зирон первым зашагал в сторону Малакинии и Милании. Крик мальчишки разбудил сестер, они встали и принялись радостно обниматься, не обращая внимания ни на подошедшего Зирона, ни на остальных лисят в стороне. Увидев движение девочек, заробевшие дети осмелели и поторопились следом за Зироном.
Обрадованные тем, что все оказались живы и здоровы, лисята направились по домам. Не сговариваясь, каждый счел очевидным, что будет лучше не рассказывать о происшествии взрослым. В свою очередь Малакиния решила не говорить другим лисятам о спасшей ее таинственной беловолосой фее.
– Мне удалось схватиться за торчащий куст, и я выбралась… – Так она пояснила свое спасение.
Над рекой, в том месте и правда нависал большой ракитовый куст. Упругие побеги молодого растения, под тяжестью зелени и гроздей желтых цветков, склонялись к самой воде, разливая вокруг себя медовый запах и зазывая насекомых. Где-то в глубине куста, у его корней, громко пищали птенцы оляпки, пока оба их родителя, пролетая тут же рядом, ныряли в бурную реку, вылавливая личинок и мальков рыб, на ужин своему потомству. Объяснение удовлетворило всех, кроме Милании. Но она решила не расспрашивать сестру. Она даже не считала, что имеет право. Солнце начало заходить за горизонт, девочки опаздывали домой. Рубаха Малакинии была порвана в тех местах, где зацепилась за камни, но это бы вряд ли вызвало подозрения у мамы. Как и ссадины на коленке, локте и виске. Милания крепко держала Малакинию за руку всю дорогу, и старательно отводила глаза. Ей так много хотелось сказать сестренке. Извиняться, обнимать, обещать никогда больше не оставлять ее одну. Но слова застряли в груди и не могли никак начать свой путь наружу. Чем дольше затягивалось молчание, тем сложнее было начать говорить. Милании казалось, младшая сестра смотрит на нее с обидой и укором. Злосчастный шнурок, она бережно сложила в карман, чтобы с ним ничего больше не приключилось. Малакиния, в свою очередь, думала, что Милания сердится на ее глупый порыв, на то, что она чуть не создала страшную проблему и заставила всех поволноваться, что помешала ее флирту с Зироном. То, что сестра больше не подпоясывалась ее подарком, лиска тоже истолковала по-своему. Она ужасно сильно хотела рассказать сестре про неизвестную загадочную спасительницу. Но боялась заговорить, чувствуя себя страшно виноватой. В итоге домой шли молча.
После происшествия на реке, старшие дети не звали Малакинию присоединяться к их играм. Милания тоже, погруженная в свое чувство вины, предпочитала ее избегать. Поначалу она искала предлоги оставить Малакинию играть в саду возле дома, но со временем привыкла просто уходить к друзьям в Чащный Лес без нее, ничего не объясняя.
Малакиния пробовала извиняться, обещала никогда больше даже с места не двигаться, без разрешения старшей сестры, но это только усугубляло состояние Милании. Проводить как можно меньше времени рядом с младшей – казалось ей единственным решением. Видя, что ее компания сильно тяготит сестру, Малакиния больше не навязывалась.
Лакония и Мудрый Лис заметили резкий разлад в общении дочерей. Но на их вопросы девочки внятно не отвечали.
– Думаешь они так сильно поссорились? – спросила Лакония Вознеженного, протягивая ему кружку ароматного черного чая. От переживания, ее роскошный длинный хвост раскинулся на всю светлую, и размеренно бил из стороны в сторону. Редкая Особо Длиннохвостая Лиса – такой была Натура ее Духа.
– Не знаю, вроде бы дома они все так же общаются, без агрессии, просто меньше… Каждая больше уделяет внимания своим делам… – Он задумался, глядя на поднимающийся из кружки пар. – А может это сказывается разница в возрасте? Разные интересы… Милания готовится к Донитию и поступлению в Университет… С Зироном там этим своим гуляет. – На этих словах Хранитель покривился и неодобрительно отхлебнул чай. – А Малакиния еще ни о будущем, ни о мальчишках не думает… – Он не скрывал своей радости по этому поводу. Как и большинство отцов, мысль о появлении у дочерей ухажеров пугала и расстраивала Мудрого Лиса. Но он все же старался сильно этого не показывать.
Это забавляло Лаконию. Она больше была готова принять факт постепенного взросления своих детей. Она видела, что дело не только в разных интересах, и всячески старалась узнать причину перемены в отношениях своих дочерей, но при этом, сделать это ненавязчиво. Успехом ее попытки не увенчались. Постепенно проблемы с урожаем вытесняли из внимания Хранителя и Лаконии домашние недомолвки со стороны девочек.
А ближе к началу сезона сбора урожая, когда стало понятно, что дела совсем плохи, Лаконии и Мудрому Лису стало совсем не до того. Надо было договариваться с Цкенодом о дополнительных поставках продовольствия, и о кредитовании, иначе в Деревне Лисоборотней наступит голодная зима.
– И главное, большая часть Долины оказалась на грани голода, а этот новый Придворный Маг, представь, затеял стройку! Громадину такую заложили, какую-то а-ре-ну. Вот на собрании читали его постановление. Возрождение древних традиционных игрищ териантропов. Цестус, вроде бы, называются… В упор ничего такого в традициях наших предков не припомню. Ну да, у них-то во дворце и Фрикайленде библиотеки пообширнее будут, кто знает… – Мудрый Лис негодующе крутил кончик бороды, жалуясь Лаконии. – Говорят, он вертит Королем Диверием, как ему вздумается… Я раньше и не верил, ну Маг и Маг. Ну завел себе король магического советника, прям уже никогда такого не было, что ли? Но этот Цестус устраивать, когда надо думать о пропитании народа…
– И в чем суть этих игрищ? – Недоумевала Лакония.
– Да я сам не понял… Вроде просто териантропы будут силами меряться. Ну, за награду. На арене этой, на публику… Не просто, конечно, драться, а возъеденившись с Духом. Ну и странно это, сама подумай: так ли много обычных териантропов сможет себя в обличии живного долго держать? А Хранители в такую аферу ввязываться не станут. Не хватало еще, заняться что ли нечем? Толпу веселить мордобоем… Варварство какое-то.
– Так чего ты ворчишь, пусть себе король и его Маг забавляются как вздумается.
– Вот, я бы и не ворчал, так нас на собрании обязали от каждой деревни на пробы послать по два бойца! В обязательном порядке. А мне и в деревне сильный молодые лисы пригодятся. Ведь оглашу – так сразу двинет за легкой наживой больше двух! Десяток, дюжина… А тут каждая пара рук на счету. Тьху! – Хранитель махнул рукой и потянулся к чашке.
Поглощенные своими взрослыми проблемами родители, оставили детей без внимания, и случившийся между сестрами раскол только увеличивался.
Жизнерадостная и веселая Малакиния постепенно выглядела все грустнее. Целыми днями играть дома или в саду в одиночестве – не самое веселое времяпрепровождение. На помощь приходила ее способность говорить с живными. Со временем, Малакиния завела друзей из Чащного Леса: тот самый олень, которого они с отцом и сестрой как-то повстречали, прогуливаясь в лесу, однажды забрел в их сад. Тогда, в лесу, он был совсем молоденьким, с худенькими рожками. Сейчас же он вырос в крупного и сильного самца, его рога стали роскошными, мощными и крепкими. Оленихи в округе были от него без ума, но он никак не мог выбрать себе спутницу. Он мечтал о Большом Чувстве. Еще он любил грецкие орехи, которые ему лущила лисенка.
