– А вы со мной пойдете в Выселки? Там у Миши Спиноза и Петуля. Это мои друзья. Они вас тоже знают.

– Пожалуй, – согласился поэт. – Не пренебрегать же такими поклонниками. К тому же надо как-то в Москву воротиться… А далеко твои Выселки? Куда нас нынче занесло?

– На Аллею Каменных Баб, – тоном экскурсовода сообщила Катя. – Только… я их не знаю.

– Смотри-ка! – Пушкин прошёлся вдоль женщин и выяснилось, что со многими он познакомился раньше, чем с Гераклом. – Артемида, Ника, Екатерина, Венера Милосская…

– Не понимаю, – поделилась с ним девочка своими наблюдениями, – зачем здесь понаставили всякие обломки? Вот, например, этот, – она хлопнула по мраморной ноге. – Хоть бы имя написали, отчество, фамилию… Чья, например, эта часть и где остальная женщина?

– Какой подъём! – восхитился Пушкин. – Какое колено! По-моему, это Истомина.

– Вот так бы и написали, – предложила Катя. – А то очень неудобно: женщины в одном месте, а таблички – в другом. Вы ещё не знаете, Александр Сергеевич, что сделали с вашим «Лукоморьем». Вот вы, например, про эту вашу знакомую Истомину в произведении не писали, а её ногу здесь почему-то поставили. А про кого вы писали, например, про кота, того не поставили. Я вам сейчас покажу. Сами убедитесь.

Она потянула Пушкина за ограду и повела по парку. Александр Сергеевич почему-то не расстраивался, читая таблички, а наоборот, смеялся.

– Что тут смешного? – рассердилась Геракл. – Это же наизусть учат! Ой, вот, Александр Сергеевич, фонтан, – и Катя красиво, как учительница, протянула руку к орлу. – Здесь вода из Мёртвого моря, не знаете такого? От неё все царапины заживают! У вас, кстати, случайно нет никакой раны?

Поэт бросил взгляд на свой бронзовый живот и невесело усмехнулся.

– А тут, – девочка еще красивее простёрла другую руку, – в рыбе, другой фонтан. С живой водой. Очень бодрит. Попробуйте. Я даже домой набрала.

И она игриво побрызгала памятник лечебными водами.

– Очень мило, – Александр Сергеевич стряхнул капли с бронзовой пелерины.

– А здесь «Королевич»… Где «Королевич»? – обомлела Катя. – Только что был!

Беседки с этой табличкой на месте не оказалось. Посыпанные песком дорожки упирались в каменное сооружение с надписью «ГРОТЪ». Чуть ниже на листке бумаги было нацарапано от руки: «ВЫХОД».

– Ничего не понимаю! – сдвинула брови Геракл. – Когда успели поменять? И где тут вход?

– С другой стороны, – подсказал внутренний голос.

– Это ж надо… Александр Сергеевич, вход, оказывается, в Выселках, – обрадовалась Катя. – Полеземте в дырку. Только согнитесь, чтоб шляпой не треснуться.

Девочка и поэт вошли в грот и растворились в темноте.

– Подул! Подул! – заорал снаружи Петуля, которого поставили наблюдать за ветряком. – Крутится!

Чурки в горшке запрыгали. Спинозин телоразложитель затарахтел. Задергалась станина. Михайлова скамья затряслась.

– Работает! Работает! – обрадовались учёные. – Починили!

Верёвки, которые вели наружу, сильно натянулись и зазвенели. И вдруг лопнули все одновременно. Пружины под обшивкой жалобно застонали. Поднятая половинка дивана рухнула вниз. Горшок покатился по полу.

– Что такое? Только что излучал… – Михайла выглянул во двор. Ветер дул, ветряк крутился. По небу с невероятной быстротой неслись тучи. Блеснула молния.

– Электричество, – догадался Носоломов.

– Короткое замыкание, – пояснил Спиноза, огорчённо глядя на разорванные верёвки. – Придётся заменить проводку.

Михайла покачал головой:

– Да где её взять, пеньку-то? В Нижнюю Мгу нужно ехать, а это все тридцать верст.

– Мы доберёмся, – пообещал Спиноза. – Ты только скажи, в какую сторону и на чём.

– На чём? – Михайла безуспешно пытался связать проводники. – Не на чем. Батька на промысел уехал, другой лошади нет.

Витя почувствовал себя неловко.

– В принципе, – деликатно сказал он, – мы можем добраться на попутных э-э-э… перекладных. Или нанять на почте… э-э-э…тройку.

Петуля заржал:

– Так тебе почтальон и дал!

– Да кто ныне ездит? – Михайла тоже усмехнулся. – Страда. А до ямской станции вёрст шестьдесят.

– У вас что – одна лошадь в деревне? – подначил Бонифаций. – У соседей занять нельзя?

Михайла задумался.

– Сходить, что ль, к Емеле-то? Может, и даст… Или к Демьяну?.. Ладно, поищу, – решил он, – а вы тут отдохните, погуляйте. Не то в избу пойдите, щец похлебайте.

В сенях лежал телёнок. Он потянулся к Спинозе бархатным носом и почмокал губами. Витя вежливо улыбнулся животному и обошёл его стороной. Посреди избы стояла большая белая печь. При виде многочисленных горшков и плошек Петуля оживился:

– Хоть пожрать по-человечески!

– Да, пора возобновить ресурсы, – с энтузиазмом отозвался Спиноза.

Бонифаций загремел крышками. Но лишь в одном из горшков обнаружил густой суп.

– Это щи, – научный руководитель сунул в горшок палец и облизал его. – Типичное северное блюдо. Постные.

Петуля тоже попробовал ложку.

– Холодные. А где у них хлеб?

– Его пекут, – уверенно сказал Спиноза. – Перед обедом.

В большой кадке мальчики обнаружили тесто.

– Может, так сойдёт? – обнадежился бизнесмен.

– Ты что! Сырое тесто есть опасно! – заволновался Витя. – Заболеешь заворотом кишок! Нет, лучше выпечем хлеба, – Спиноза поправил очки. – Ты разведи огонь в очаге, а я сформую батоны.

Пока Петуля искал во дворе дрова, Спиноза потрудился на славу. Ему нравился простой крестьянский быт, и он с удовольствием занимался стряпнёй. Правда, тесто почему-то липло к рукам и не желало формоваться. Батоны получились не очень ровные, зато на каждом из них ребром ладони научный руководитель сделал насечки, как в магазине.

Наконец Бонифаций притащил охапку толстых поленьев:

– Куда их суют? Здесь столько дырок…

– В духовку, – подсказал Спиноза. – А сверху хлеб. На лопате. Ты, кстати, нигде её не видел?

– Валялась там одна, во дворе, – Петуля обошёл печь в поисках духовки и решил засунуть дрова в самую большую дыру.

Витя сбегал за лопатой. Она оказалась не очень чистой и пахла навозом.

– Бедный русский народ, – сокрушённо покачал головой учёный. – Век просвещения еще не наступил.

Он тщательно промыл лопату в колоде, из которой пили свиньи, вытер её полой белого халата и вернулся в избу.

– Чёрт! – ругался бизнесмен, бросая на дрова спичку за спичкой. – Хоть бы газета какая была. Так весь коробок уйдёт.

– Подуть надо, – подсказал Спиноза.

Они начали усиленно дуть в дырку. Огонь не разгорался. Витя порылся в карманах, вытащил оттуда блокнот, вырвал несколько чистых страничек и затолкал их между поленьями. В коробке оставалась последняя спичка. Но, к счастью, бумага загорелась, потом занялся завиток коры, и духовка заработала.

– По-моему, пора класть хлеба, – Спиноза плюхнул на лопату два липких батона и сунул их в духовку.

– Теперь закрывай, – подсказал ассистент. – А то тесто не поднимется.

– Но как? Там же лопата. Ручка мешает…

Бонифаций задумался.

– Ладно, не закрывай, – разрешил он. – Так сойдёт. Давай уж заодно и борщ подогреем.

– Разве суп ставят в духовку? – засомневался Витя. – Я что-то такого не припомню… Давай зажжём вторую конфорку.

– Какую? – Петуля поскрёб затылок. – Давай лучше сверху поставим.

По настоянию Спинозы он попытался использовать ухват. Но щи не ухватывались. Бизнесмен плюнул, встал на припечек и руками поднял горшок на лежанку.

– Интересно, сколько времени по технологии должны выпекаться хлеба? – задумался научный руководитель.

– Ну… минут десять-пятнадцать. Может, полчаса…

Они принялись ждать.

– Как неприятно пахнет! – поморщился Витя. – Может, тесто несвежее? Или дрова сырые?

Комната быстро наполнялась дымом.

– Как бы пожара не было, – забеспокоился Спиноза. – Давай лучше вытащим хлеба и потушим огонь в очаге.