И вот восемнадцатилетнему Заломову приснилось, будто он стоит, склонившись над Колей, и перебирает пинцетом его мышцы предплечья. Вдруг громадный препарат вздрагивает, легко соскакивает с мраморного стола и заключает Заломова в свои объятья. Владиславу трудно дышать, ибо липкая, отвратительно пахнущая плоть трупа прижата к его лицу. Под его руками лишь поясничный отдел Колиного позвоночника. Он нащупывает отходящие к ногам толстые нервные пучки и остервенело рвёт их, почему-то крича: «Кончай этот маскарад!». Лишённые иннервации ноги гиганта подкашиваются, и он, как мешок, повисает на Заломове. Тот не выдерживает тяжести Коли, и они оба падают на холодный цементный пол. Однако руки монстра продолжают действовать, и его страшные жёлтые ногти вонзаются в кожу на горле Заломова. «Надо добраться до грудного отдела», – вот главная мысль, которая бьётся в угасающем сознании несчастного студента. Изнемогая от удушья и усталости, он скользит ладонями вдоль позвоночника пустотелого трупа и наконец натыкается на нервы, приводящие в движение мышцы рук. Он разрывает липкие пучки – и Коля разжимает свои страшные кисти. Теперь Владислав может свободно дышать, но его сознание всё ещё мутится от смрада, источаемого проформалиненной плотью анатомического препарата.

Этот врезавшийся в память сон чётко показал Заломову, насколько продвинулось его атеистическое мировоззрение. Ведь в этом сне, столкнувшись вроде бы с несомненно сверхъестественным явлением, он действовал так, будто за странное поведение монстра несли ответственность какие-то ему неизвестные, но, безусловно, материальные факторы.

Утром (это была суббота) Заломов проснулся с тяжёлой головой и плохим настроением. После двух чашек крепкого чая голова слегка прояснилась, но обычное для него хорошее настроение упорно не приходило. Идти на работу не хотелось, и он решил прогуляться по лесу вдоль ручья, слегка похожего на речку его школьных лет. Через какие-нибудь пятнадцать минут Заломов уже шагал по лесной дорожке, усыпанной сосновой хвоей. Глаза его машинально сканировали окружающий мир, но он не видел ни красоты, ни смысла в этом нагромождении форм и красок, ибо мозг его продолжал нудно мусолить тему, поднятую во вчерашнем разговоре с шефом.

– Почему и зачем затеял Драганов тот разговор о Боге? Что он проверял? Или, может быть, шефа гложут сомнения в верности официальной идеологии? И он искал помощи у неопытного юнца? – Заломов задумался: – А мог бы я сам ответить на вопрос, что такое Бог? и откуда взялось у людей это странное понятие? Едва ли боги пришли к нам из мира абстрактных рассуждений. Да и как могли дикари конца каменного века строго рассуждать, если в их языке, фактически, отсутствовали абстрактные понятия? И всё-таки именно этим охотникам за мамонтами и небрезгливым собирателям всего, что съедобно, принадлежит слава изобретения духов и богов. Чудеса, да и только! Быть может, в те времена боги были зримыми и вполне осязаемыми человекоподобными существами, жившими неподалёку от людей? – Заломов засмеялся и… наконец-то узрел ликующую вокруг природу.

Прошло больше месяца после его последней экскурсии в эти места. Весна стремительно переходила в лето. Знакомый склон долины ручья теперь был оранжевым от бесчисленных огоньков – цветов с множеством лепестков, свёрнутых в ярко-оранжевые шарики. Заломов развернул несколько таких шариков и в каждом обнаружил миниатюрного жёлтого жучка с чёрными поперечными полосками на надкрыльях и с необыкновенно длинными членистыми усиками. Усачок сидел на рыльце пестика и явно питался цветочной пыльцой. Заломова охватило чувство восторга перед красотой и сложноустроенностью мира и, пренебрегая опасностью подцепить энцефалитных клещей, он лёг прямо на оранжевый цветочный ковёр. Небо было бездонным и совершенно голубым. Оно было выше и голубее, чем над задымлённым Ленинградом. Заломову было сладко смотреть в это голубое окно, обрамлённое светло-зелёными кронами берёз. Внезапно закуковала кукушка, суля молодому человеку долгую жизнь. Так начиналось его первое сибирское лето. На календаре было 13 июня.

Заломов вышел на дорожку и снял одежду для проверки на клещей. Клещей не оказалось. Спустился к ручью и пошёл вниз по его течению. Внезапно ручей разлился в живописный пруд, в его безупречном зеркале отражался противоположный берег, поросший молодым березняком. Над самой водой летали крупные стрекозы с коротким и широким брюшком, он знал с детства их красивое родовое имя – Libellula. Одна такая либелюла сидела на остром кончике листа осоки и методично пережёвывала комара.

С дамбы, запрудившей ручей, открылся вид на широкий безлесный косогор, уходящий высоко вверх к синему небу. Светло-зелёный склон был прорезан бурой дорогой, которая, судя по всему, вела в Городок. Не успел Заломов пройти и полусотни шагов по этой изъеденной талыми водами дороге, как на верху холма появился легковой автомобиль. Осторожно объезжая многочисленные рытвины, он стал медленно спускаться. Поравнявшись с Заломовым, Волга остановилась, и дама за рулём опустила боковое стекло. Изумлению Заломова не было границ: на него смотрела и улыбалась самая красивая женщина на свете.

– О, донна Анна! – вырвалось у него, – что вы тут делаете?

– Вероятно, то же, что и вы, Гуан, – дышу свежим воздухом.

– В автомобиле с закрытыми окнами?

– Влад, мне ужасно нравится местность, но совсем не нравятся комары.

Действительно, идиллия слегка нарушалась тоскливым комариным писком.

– Ну, да бог с ними, с этими комарами. Как поживаете, Влад? – в слегка расширенных глазах девушки читалось нечто большее, чем простое любопытство.

– Средне, Анна. Не так хорошо, как бы хотелось.

– Чего же вам недостаёт?

– Приятного общества.

– И что вам мешает его иметь?

– Работа и врождённая стеснительность.

– Первое понятно, второе – не очень.

– Анна, я бы с удовольствием поболтал с вами, но боюсь показаться навязчивым.

– Ну и зря. Я тоже не прочь поболтать, но только не в обществе этих занудно зудящих кровососов. Давайте поболтаем у меня, – и, видя непонимание в глазах молодого человека, добавила: – У меня дома. Хотите заодно и пообедать, я как раз затушила курицу?

– Не откажусь, – ответил он, искренне радуясь своему везению.

– Ну и славненько! Вас подвезти? – глаза Анны сузились, а полнокровные, не тронутые помадой губы напряглись, с трудом сдерживая улыбку.

В однокомнатной квартире Анны царила скромная, почти спартанская атмосфера. Мебель состояла из дешёвенького дивана, письменного стола, полированного журнального столика, пары полумягких кресел и стандартного книжного шкафа новоярского производства. Анна усадила гостя на диван и, предупредив его естественный вопрос, сказала:

– Видите ли, Влад, эту квартиру мне снимает мать. Она работает в одном ящике под Томском и неплохо зарабатывает. А машина перешла мне от отца. Пока я разогреваю обед, можете что-нибудь почитать.

Заломов подошёл к шкафу и стал рассматривать книги. По большей части это была русская и мировая классика. Естественно, были здесь и книги по биологии, а на краю нижней полки он заметил пособие по вязанию и изданную ещё в cталинские времена изрядно потрёпанную «Книгу о вкусной и здоровой пище».

Обед прошёл на высшем уровне. И курица, и салаты показались Заломову необыкновенно вкусными. В середине чаепития Анна сказала:

– Влад, у меня не выходит из головы ваша лекция моим ученикам. Помните, вы говорили, что чуть ли не девяносто процентов нашей ДНК – вовсе и не гены. Получается, что большая часть нашего наследственного вещества лишена наследственной информации. Вы не находите, что это звучит довольно странно?

– Нет, не нахожу. Ген – это отрезок молекулы ДНК, помогающий организму выживать в среде его обитания, а негенная ДНК – просто линейный полимер, полинуклеотид, и смысла в нём не больше, чем у какого-нибудь полиэтилена.