- Снова в путь?

Рубик улыбнулся. Его разум порой вытворял такие штуки, что он взял себе за привычку не удивляться каким-либо из его проявлений. Это же – галлюцинация Аганима – появилось лет десять спустя после исчезновения его отца. И появлялось с тех пор только во снах Великого Мага.

- Да, - ответил он. – Вернусь домой. Уборку сделаю, может быть, наконец. Перезимую – и снова в путь.

- Решать тебе.

- А кому еще.

Сидящий на коленях рядом Аганим пожал плечами. Высокий, статный, ему было не дать больше пятидесяти. Идеальная осанка, парадная, с иголочки, мантия цвета ночного неба, волны длинных черных с приличной примесью серебра волос, бороды и усов стелются по груди, плечам и спине. Руки с длинными пальцами были сложены на коленях, а синие, словно ясное небо, глаза глядели из-за небольших очков, надежно держащихся золотой клипсой на переносице.

- Приятно снова тебя увидеть, - поделился Рубик. Раньше он пытался коснуться видения, обнять, но Аганим, точно отражение в воде, просто расплывался под руками. – Хоть ты и…

- Хоть я и - что? Так и скажи: призрак, морок, мираж.

- Тебя нет, - тихо сказал Рубик. – Тебя больше нет, и я это прекрасно знаю.

- Это, как раз, неправда. Я все еще существую. – Маг поднял взгляд, почуяв знакомый запах. В руках Аганима было несколько душистых листиков смородины. – В памяти тех, кто меня знал. В трудах, что я создал… в сыне, которому дал жизнь.

Аганим теперь смотрел прямо в глаза Рубика. Тот и прежде не мог держать взгляд отца, и сейчас болезненно зажмурился.

- Чего ты хочешь.

- Я хочу, чтобы ты жил.

- Пока не сдох.

- Ты существуешь. Ты не живешь. Что есть жизнь, если ее не с кем разделить?

Рубик засопел гневно, приподнялся на руках.

- Это слишком грязный прием. Даже для тебя.

Аганим усмехнулся.

- Да нет, в самый раз. Я рад, что у меня в скором времени появится компания.

- Что ты мелешь…

- Ты никогда не задумывался, почему ты меня видишь? Или не меня, а мой образ?

- Я понял, чего ты хочешь. Ты пришел в очередной раз доколупывать меня нравоучениями.

- Так почему?

- Не знаю, отстань.

- Знаешь. Поэтому я здесь. Поэтому скоро тут будет кое-кто еще.

- Я сказал, отстань.

- Разумеется. Сразу, как ты проснешься.

- Утром проснусь.

- Сейчас, Рубик.

- Нет…

- Рубик, просыпайся.

- Я…

- РУБИК!

Колдун чуть не подскочил, просыпаясь в реальном мире. Магический зеленый огонь потух, еще когда он уснул, и Рубик осторожно отодвинулся подальше под поваленный дуб, пытаясь собраться с мыслями. Что это было? Зачем призрак его разбудил? Что он должен был услы…

Пальцы на мху внезапно захрустели цепким инеем, и маг, покрепче закутавшись в свой плащ, замер. Холодно. Очень холодно. Знакомо холодно.

Он слышал взмахи тяжелых кожистых крыльев, слышал грузный шаг и фырканье крупной лошади, мерзкое хлюпанье змеистого тела по земле, топот множества паучьих лап, дробный стук панциря скарабея. Они шли, ползли, летели, бежали, причем целенаправленно. Они направлялись в битву. Туда, откуда он ушел.

Аганим говорил, что к нему кто-то присоединится. Не скоро, ох, не скоро.

Паучью орду первой заметила Лиралей, чьи лучники совершали импровизированный патруль вокруг деревеньки, пока остальной лагерь пытался немного поспать. Громко выругавшись, лучница ветра отправила в мерцающую лапами, жвалами и глазами тьму мощную золотистую стрелу, мгновенно разделившую море пауков, и, сунув пальцы в рот, оглушительно засвистела на всю округу, в то же время рукой с луком указывая своему отряду бежать в деревню. Сама же, подхваченная матерью-ветром, рванула за ними: плотоядно шипящий хаос снова сомкнулся и устремился на нее.

Но ночь скрывала в себе не только паучью реку. Мгновение, и Лиралей пришлось уворачиваться от ядовито-зеленого кома какой-то кислотной мерзости. Ком ударился об стену полусгнившей сторожки, ломая ее и разжижая, словно она была из сахара. Лиралей этого уже не видела, не видела и ударившиеся в землю у ее пяток куски льда и какой-то мерцающим алым энергии, она мчалась в деревню, снова сунув пальцы в рот и свистя что было мочи, чтобы товарищи проснулись, подняли тревогу и готовились к бою. Времени на все про все было плачевно мало.

В деревушке, впрочем, ее услышали. Стоящие на часах Тресдин и Рейгор обернулись в сторону отчаянного свиста, и Землетряс, помогая себе могучими руками, точно огромная горилла, помчался навстречу, а командующая Легионом сорвала со своего пояса отливающий бронзой горн и затрубила во всю мощь своих легких. Чистый, мощный зов горна эхом разнесся вокруг, пронзая стены домов и деревьев, поднимая спящих и вселяя в их сердца внимание и доблесть. Близилась битва!

И она закипела, заревела, завыла и зарычала, словно многоголовое, многоголосое хтоническое чудовище, по сравнению с которым даже свирепые мо’рокай казались домашними котятами. Паучья лавина ударила в самый центр несчастной деревушки, возглавляемая своей гигантской матерью Арахнией, безымянным ассасином Никс, рыцарем Хаоса Нессажем, зимней виверной Аурот и Веномантом Лесайлом Смертоносцем. Но атака не застала защитников Света врасплох, нет. С львиным ревом рванул в самую гущу кишащей мерзости со своим огромным мечом покрасневший от ярости и переполнявшей его мощи Свен. Непроницаемым шаром из твердых, как сталь, пластин вбился в пауков, с громким хрустом вминая в землю и шипящего служителя Никс, Донте. Отчаянно визжала, направляя отхаркивающего комья раскаленной лавы Мортимера на расплевывающегося крошечными ядовитыми змейками Лесайла, растрепанная Беатрикс. Тресдин, как и Свен, кидающаяся в драку, как в объятия родной матери, разрывала поле битвы возгласами горна Бронзового Легиона, кричала приказы Траксекс, Лиралей и ее лучникам, поливавшим паучьи волны стрелами, и успевала при всем этом парировать удары шипастой дубины Нессажа. Рейгор прорывался к Арахнии, ударами своего тотема давил ее жалобно пищащее потомство и вздымал шкуру своей сестрицы-земли по своему велению, обваливая ее тут и там или вскидывая противников и роняя их на острые камни. Неустанный Зин бил четко, резко и быстро, сжигал нечисть своим духовным пламенем. Бесстрашная Рилай расшвыривала тут и там ледяные взрывы, покрывая и без того изуродованную боем землю снегом и инеем, и они тут же таяли и смешивались с грязью. Ланайя прошивала своими псионическими клинками ряды рычащих от жажды крови гадов, и Юрнеро врубался в хлюпающую, скрипящую, скрежещущую их бездну.

Лишь Аурот не выбрала себе противников и кружила призрачно-голубым призраком над полем брани с ироничной, как это было возможно для драконицы, улыбкой на длинной крокодильей морде. О ней, казалось бы, и вовсе забыли в жестокой сече, но на самом деле паучье войско было так велико, что у лучников не было на нее времени и стрел. Огонь Зина и пылающая битва заставляли ее участников чуть ли не изнемогать от жары, но, хоть темп сражения ни на секунду не замедлился, по земле заскользил кусачий мороз. А когда грянуло ее заклинание, сковавшее льдом замершую в странной позе, словно играла в «море волнуется раз», Тресдин, сердца защитников Света наконец тронул страх. Командующая Легионом лишь успела прокричать «бегите!», как ее накрыла паучья гора, и начался хаос.

Обезглавленный, с подорванной моралью отряд был вынужден распасться по одному-двое по деревне и близлежащему лесу. Так повышались шансы исполнить последний приказ Тресдин и спастись: врагам пришлось также разделиться на группы, чтобы преследовать все свои жертвы. А расправившись с выделенной персонально тебе группой, можно было отправиться помочь товарищу.

В суматохе, крови, паучьей слизи, поту и влажно-ледяных хлопьях снега, вызванного безмятежно парящей в ночном небе Аурот, никто и не заметил, что к прислужникам Тьмы подоспело подкрепление. Так, Ланайю отрезали еще один всадник, на этот раз на могильно-сизой лошади, источавший ледяной туман, и не то бык, не то обезьяна с огромным цепом в руке, один удар которого отшвырнул храмовницу в деревья, но она встала и, облекая себя в прозрачную вуаль отражающего щита, ринулась на новых врагов.