— Замолчи! — Лорд ситхов почти перешёл на визг. — Это ты допустила ошибку в анбонде! Из-за тебя, всё из-за тебя! Если бы ты не начала убиваться по своему мёртвому тви’леку, ничего этого не было бы!

— Не смей, — она угрожающе сделала шаг вперёд, чувствуя, как от желания метнуть молнию кончики пальцев начинает покалывать даже через плотную кожу перчаток. — Не смей приплетать сюда моего Мастера.

Эти слова как-то странно подействовали на него. Ацесэтиш внезапно ощутил опустошённость и бесконечную усталость. На его худом лице заходили желваки, а губы сжались в тонкую линию. Инфида чувствовала, как исходившие от его ауры гневные всполохи возникали всё реже, слабее и быстро гасли. Его рука безвольно опустилась. И она ощутила, как бурлившая внутри неё ярость начинает отступать. Инфида почувствовала спокойствие, но оно принадлежало не ей — это к Ацесэтишу вернулось самообладание. Прошло несколько минут, прежде чем человек заговорил.

— Мой Мастер, Инфида, — произнёс он едва заметно дрогнувшим голосом. — Мешал меня с грязью. Твой ценил тебя. Он сделал для тебя так много за те восемь лет. Твои слезы здесь абсолютно неуместны. Твои страдания преувеличены.

— Это не так, — глухо возразила Леди-Ситх.

«Он сам не знает, о чём говорит».

— Я знаю, — отозвался соперник. А, да, точно. Он же слышал все её мысли, хотела она того или нет. — Я прожил с тобой всё это. Разделил все твои чувства. Твою боль и радость. Так отчётливо, — в Силе от человека повеяло чем-то странным, чем-то напоминающим… горечь? — Словно Лла’атас был моим наставником.

При упоминании имени Мастера Инфида ощутила, как события этого утра начали всплывать в памяти. От её ауры повеяло тоской и подавленностью, и Ацесэтиш понял, что допустил ошибку. Ошибку, которая была чревата для него новыми эмоциональными качелями. Если он сейчас с этим ничего не сделает, то опять окажется в до ужаса унизительном положении. Только теперь на это ещё будет смотреть его соперница.

— Инфида, не надо, — человек старался, чтобы его слова звучали спокойно и убедительно. — Ты была с ним счастлива. У тебя нет причин скорбеть.

— Но он ушёл. А мог бы жить, — здесь её голос надломился. Ацесэтиш не сразу нашёлся, что на это ответить. Его предыдущий аргумент казался ему логичным, этого должно было быть достаточно… но не для Инфиды. Возможно, её стоило утешать как-то иначе. Только вот он не умел.

— Все Мастера рано или поздно уходят, — ровно произнёс он. — Ты тоже когда-нибудь уйдёшь, и твоя ученица останется. Смерть — это естественное положение ве…

— Нет! — резко вскричала Леди-Ситх. Так не будет. Она не оставит Кату, как оставил её саму Лла’атас. Никогда. — А ты заткнись! — в груди разрасталась боль от потери, перемешанная с ненавистью к стоявшему перед ней человеку, и она не знала, что из этого было сильнее. — Только хуже всё делаешь!

— Вот как, — Ацесэтиш скрестил руки на груди в недовольном жесте. — Отвергаешь мою помощь и выбираешь продолжить упиваться жалостью к себе?

— Я выбираю не принимать так называемую «помощь» от того, у кого вместо сердца внутри каменный булыжник, — ядовито процедила Инфида. — Хотя нет. Скорее даже кусок льда!

— Были бы ещё реальные основания у твоих претензий, — покачал головой Лорд ситхов. Соперница выбрала не самое удачное время, чтобы упражняться в остроумии.

Светло-голубые глаза правительницы Амаргуры сузились.

— Дай мне повод, — с вызовом произнесла она. Ацесэтиш взглянул на Инфиду недоумённо.

— Поясни.

— Ты копался в моих воспоминаниях, — Леди-Ситх растянула подкрашенные чёрным губы в хищной усмешке. — Теперь моя очередь.

***

— Нет! Убирайтесь! Оставьте нас в покое!

В щель между дверцами шкафа не было видно почти ничего, но прятавшийся в нём десятилетний мальчик знал, что выходить нельзя. Так сказали старшие. И он сидел тихо. Даже несмотря на то, что женщина, которая кричала снаружи, была его матерью.

— Прочь! Идите прочь! У моего сына нет никаких способно… — фраза оборвалась. А затем послышался глухой звук, словно что-то рухнуло на пол. Раздались приближающиеся шаги. Кто-то приоткрыл дверцы шкафа, мальчик зажался глубже, но это ему не помогло: крупная рука схватила его за предплечье и выволокла наружу.

Так он оказался перед большим плотным клатуинцем со страшной, испещрённой шрамами мордой и горящим красным мечом. А в неподвижной фигуре, лежавшей в неестественной позе на полу поодаль, мальчик с ужасом узнал мать. Её голова валялась отдельно от тела, одетого в пышное платье. Проследивший за его испуганным взглядом клатуинец мерзко ощерился.

— Как звать тебя? — рыкнул он.

— Люже́н, — тихо произнёс оцепеневший мальчик, не отводя глаз от трупа.

— Я — Лорд Од’док. Начиная с сейчас, Люжен, я — твой Мастер и господин. Надумаешь сбежать или перечить мне, — клатуинец вскинул руку, после чего отрубленная голова взлетела в воздух, и вмиг оказалась у него. Он держал её за длинные чёрные волосы, а она покачивалась из стороны в сторону. — Закончишь, как она, — тут Од’док швырнул её под ноги Люжену. — Вопросы?

Мальчик медленно наклонился и трясущимися руками поднял голову с пола. Пустые остекленевшие глаза матери были широко распахнуты, её рот открыт из-за отвисшей челюсти. Её лицо было мертвенно бледным. По щекам Люжена потекли слёзы, и он прижал голову к себе.

— Можно… — он всхлипнул. — Можно я заберу её?

— Так и быть, — милостиво разрешил Од’док. — Но, когда начнёт вонять, выкинешь эту мертвечину. Ты меня понял? — мальчик кивнул и прижал голову к себе сильнее. Его лицо исказилось от беззвучного плача.

***

— Чё? Чё ты там про меня вякнул, Люжен? А ну повтори! — прорычал клатуинец, нависая над худым темноглазым юношей. Его лицо в обрамлении крупных чёрных кудрей, немного не доходивших до плеч, оставалось спокойным.

— Я сказал, у ранкора морда краше, чем у вас. А ещё у вас изо рта помоями несёт, как от дианоги, Мастер. И у меня, если вас память подводит, уже есть ситхское имя.

От дерзких слов ученика Од’дока страшно перекосило. И Ацесэтишу это доставило невероятное удовольствие. И почему он не выбешивал клатуинца раньше? В конце концов, что он ему сделает? Лорд ситхов много и часто бил и пытал своих слуг или подданных, но ученика не тронул ни разу за все эти шесть лет. И Ацесэтиш привык считать, что из-за своего статуса обладает некоторой степенью неприкосновенности.

— Поумничай ещё, закончишь, как твоя мамашка, — злобно проговорил Од’док.

— Может, если бы вы меня учили, мне не приходилось бы умничать? — ехидно поинтересовался Ацесэтиш. — А то от вас уроков не дождёшься.

Это было правдой. Клатуинец вечно где-то пропадал. В основном у Лордов из соседних систем. Иногда пьянствовал. Иногда терроризировал подданных. Поэтому всё свободное время его молодой ученик проводил в библиотеке цитадели, впитывая основы Тёмной Стороны через древние трактаты и голокроны, что было занятием не из легких, но это было всё ещё лучше, чем дожидаться тех же знаний от наставника.

— Уроков хочешь? — оскалился Од’док.

— Было бы неплохо, — спасибо Тёмной Стороне, клатуинец, похоже, наконец-то его услышал. — Только не по древнеситхскому языку, его я уже знаю. И не по древнейшей истории ситхов. Я на днях читал один трактат, — припомнил Ацесэтиш. — И мне там кое-что непонятно. Вы мне объясните?

— Эти бумажки бесполезны. Начиная с сегодня, я буду учить тебя чему-то по-настоящему стоящему.

— Хорошо, Мастер, но че… — договорить он не успел. Крупный кулак клатуинца с размаху прилетел ему в челюсть. Ацесэтиш взвыл, зажал рукой пострадавшую часть лица и отшатнулся. Он не ожидал этого. Во рту появился солоноватый привкус.

— Уважать Мастера, — Од’док глумливо ухмыльнулся.

Всё ещё морщась от боли, юноша оторвал ладонь ото рта и, переведя на неё взгляд, оцепенел. Там лежали два окровавленных осколка зуба.

— Теперь извинись за свои слова, — потребовал Лорд ситхов. Ацесэтиш посмотрел на него с ненавистью. А через секунду смачно сплюнул кровь прямо под ноги Мастеру. И сразу же получил удар в живот, от чего, вскрикнув, согнулся напополам.