— Что происходит?.. — медленно сев и положив ладошку поверх лба, так как голова полнилась болью, спросила султанша.

— Искандер-ага принес вас на руках к карете и велел отвезти во дворец, чтобы вас осмотрели лекари. Мы так испугались за вас, султанша! Дай Аллах, с ребенком ничего не случилось. Вы потеряли сознание, когда увидели упавшего с лошади шехзаде Сулеймана. Так нам сказал конюх.

— О, Аллах! — вспомнив недавние события, ужаснулась Михримах Султан, и глаза ее заволокло пеленой слез. — Бедный мальчик… До сих пор перед глазами стоит он, лежащий на земле со сломанной шейкой. Гюльшан, я едва рассудка не лишилась! Страшно подумать, что теперь будет… Такое горе для нашей династии! Повелитель, верно, еще не знает. Трудно представить, что с ним станется, когда он узнает о смерти сына.

— Поверить не могу… — потрясенно выдохнула Гюльшан-калфа. — Как же так вышло, что шехзаде остались без присмотра, да еще верхом?

— С ними был Серхат Бей. Он проводил занятие по верховой езде, и вдруг… Мы с Искандером услышали конское ржание и его возглас, позвавший шехзаде, а после… Увидели то, о чем я рассказала. Его казнят, Гюльшан?

— Сомневаюсь, что после такого его оставят в живых, — мрачно ответила калфа. — Он виновен в смерти шехзаде. Повелитель будет вне себя от гнева. А представьте горе матери мальчика, султанша. Бедная…

Михримах Султан стушевалась при упоминании Эмине Султан. Конечно, даже она со своим светлым и добрым сердцем на дух ее не выносила из-за чувств мужа к ней, да и в силу ее неприятного характера. Но никому, даже Эмине Султан, она бы не пожелала пережить такое горе, как смерть ребенка. Ее невольно наполнила жалость к ней.

— Султанша, вы, надеюсь, в порядке? Вам ведь нельзя волноваться… Паша жизни меня лишит, когда узнает о случившемся с вами.

— Со мной все хорошо, Гюльшан, — неуверенно улыбнулась Михримах Султан и погладила живот. — Вроде обошлось. Паше не стоит знать, что я теряла сознание, иначе он будет разгневан. Хорошо?

— Как вам угодно.

Спустя некоторое время…

Топкапы. Покои Бельгин-хатун.

С возвращением аппетита и силы наполнили ее. Бельгин больше не лежала в постели с видом умирающей, хотя нездоровая бледность и худоба никуда не делись. Она уже могла покидать ложе, чтобы пройтись по покоям и даже выглянуть на балкон, что теперь был в ее распоряжении. Девушка любила любоваться открывающимся с него видом на дворцовый сад, который в эту пору цвел и благоухал.

Там ее и нашла Айнель-хатун, когда зашла проведать фаворитку. Бельгин стояла у перил и, обернувшись, мило ей улыбнулась, но насторожилась, когда хазнедар не ответила ей привычной улыбкой.

— Что такое, Айнель?

— Я зашла, чтобы сообщить… Большое горе во дворце, Бельгин. Сын повелителя, шехзаде Сулейман, утром упал с лошади и сломал шею.

Та растерялась и широко распахнула голубые глаза, а после вдруг нетвердо покачнулась. Испугавшись, Айнель-хатун поспешила подхватить ее под локоть.

— Тише, Бельгин, — она осторожно повела ее обратно в покои, чтобы уложить в постель. — Тебе нельзя волноваться.

— Аллах… Как же так вышло, Айнель?.. А где… где повелитель? — тревожно лепетала Бельгин, часто дыша, как от нехватки воздуха.

— Мальчика отнесли в лазарет, и султан там, скорбит над его телом, как мне сказали. Идрис-ага шепнул, что наш господин не сдержал слез, когда увидел сына мертвым. Обнимал его и плакал.

Бельгин овладел страх за душевное состояние повелителя вместе с глубоким сочувствием к его горю.

— Могу ли я пойти туда? — неуверенно спросила она.

— Не стоит, — покачала черноволосой головой Айнель-хатун, присев рядом с ней, уже лежащей в постели. — Тем более, в твоем состоянии не стоит покидать покои. Ты только стала поправляться.

— Как я могу думать о себе, когда повелитель нуждается в поддержке? — возмутилась девушка, подорвавшись с подушек. — Его должен кто-то утешить, Айнель! Помочь пережить утрату.

— И его утешат, — терпеливо отозвалась та. — Прошу, Бельгин, раз о себе не думаешь, вспомни о ребенке. Лекари запретили тебе много двигаться и волноваться. Оставайся в покоях, а повелитель, если пожелает, сам придет к тебе за утешением.

— Скажи, как есть: мне там сейчас не место, — удрученно улыбнулась Бельгин и по тому, как посмотрела на нее хазнедар, поняла, что оказалась права. — Раз так, я не посмею тревожить повелителя и его семью в момент скорби. А как… как Эмине Султан? Представить трудно, что она сейчас переживает.

— Она не знает ни о чем.

— Возможно ли, чтобы ей не сообщили? — ошеломилась Бельгин.

— Ты не знаешь? — удивилась поначалу Айнель-хатун, а после опомнилась: — Впрочем, откуда тебе знать? Я ни о чем тебе не говорила, чтобы не тревожить.

— Не говорила о чем?

— Эмине Султан, как оказалось, причастна к смерти Валиде Султан. Хафса Султан выяснила, что это она ее отравила, но делала это понемногу, чтобы все подумали, будто валиде умерла от болезни. Этим утром повелитель в гневе велел заключить ее в темницу. Она все еще там, и завтра должна была решиться ее судьба, но теперь… Один Аллах ведает, что с ней будет. Может, из скорби по их сыну султан помилует ее? Сейчас, после случившегося с шехзаде, о ней все позабыли. Так и томится в темнице.

Бельгин вовсе растерялась от услышанного и не знала, как на это реагировать. Она побаивалась Эмине Султан и не понаслышке знала, что человек она скверный. Султанша грозилась расправиться с ней, когда она стала фавориткой, и унижала ее. Но сейчас Бельгин питала к ней жалость.

— Надеюсь, ее все же помилуют.

— По мне так лучше бы ее после всего этого выслали из дворца. Повелитель, я уверена, никогда не удостоит Эмине Султан своим прощением. Известно, он боготворил свою матушку. Ее правление закончилось.

— И началось правление Хафсы Султан, — безрадостно заключила Бельгин.

— Именно. Нам нужно быть настороже. Кто знает, какие еще коварные планы роятся в ее голове?

Бельгин вздохнула, понимая, что Хафса Султан даже более опасна, чем попавшая в опалу жена султана. От Эмине Султан хотя бы было известно, чего ожидать, а вот Хафсу Султан так просто не разгадаешь. В один день она могла быть рядом в своих целях, а в другой — равнодушно избавиться от тебя ради тех же целей.

Топкапы. Гарем.

Разочарование сильно ранило гордую Нефизе. Она всю ночь провела в слезах, сознавая, что не смогла очаровать повелителя, как самоуверенно полагала, и что ей не суждено стать султаншей, так как Хафса Султан велела, чтобы она пила отвар, который не позволит ей забеременеть. От обиды она озлобилась, и в ней заполыхало желание добиться своей мечты вопреки всему. Она найдет способ, как обхитрить Хафсу Султан, и попытается очаровать повелителя, когда ее отправят к нему в другой раз. Сделает все возможное, пойдет на любую хитрость, но добьется своего и превратится в госпожу.

Чтобы не поставить под сомнение свой авторитет в гареме, Нефизе большую часть дня старательно приводила себя в порядок, став еще более красивой, чем обычно. Изящно уложила свои длинные темные волосы, ярко подвела краской глаза, нарядилась в атласное синее платье, которое ей принесли евнухи в числе других милостивых даров султана своей новой фаворитке. Постояла еще немного перед зеркалом, заставляя себя улыбаться, а когда улыбка стала казаться более-менее искренней, вышла из комнаты, в которую ее переселили утром.

Подойдя к деревянным перилам этажа фавориток, она высокомерно поглядела вниз и махнула рукой наложницам, которые посмотрели на нее кто с завистью, а кто с восхищением. Изображая счастье и довольство, она спустилась по лестнице вниз и сразу же оказалась в окружении подруг, которые наперебой расспрашивали ее о султане и изумлялись ее новому наряду.

— Вы представить себе не можете, какой у султана взгляд, когда вы с ним наедине, — наслаждаясь всеобщим вниманием, рассказывала Нефизе, сидя на тахте в кругу любопытных наложниц, мечтающих оказаться на ее месте.

Афсун вышла из своей комнаты и нахмурилась, когда услышала ее голос. Подойдя к перилам, она прислушалась.