Джесс опешила, затем морщинки на нахмурившемся лбу разгладились, и в глазах засветилась надежда, что возможно он отпустит её.

– В смысле? До какого-то времени я могу быть свободной?

– В смысле мою территорию ты покинуть не можешь, за тобой будут присматривать, мы будем общаться, но тебе ещё нужно подрасти и набраться ума.

Джессика замерла, ощущая, как её нижняя челюсть медленно опускается вниз.

– То есть, ты хочешь сказать, что я ещё маленькая, чтобы рожать детей, что меня будут мариновать в этой колонии до какого-то определенного срока, а потом используют по назначению?! – выдавила она.

– Только не нужно всё омрачать и утрировать, ладно? Никто тебя здесь обижать не собирается. Я не хочу, чтобы мать моего ребёнка была малообразованной малолеткой. Я даю тебе время, чтобы ты поняла кто такие ликаны. Что они тоже умеют радоваться, увлекаться, любить, что они тоже могут чувствовать боль, могут грустить и надеяться. Что по большому счёты мы ничем не отличаемся от людей, потому что мы тоже люди. Ты будешь готова, когда будешь всё это знать и понимать, и когда будешь видеть своё будущее рядом с ликанами.

– И сколько, по-твоему, должно уйти на это времени? – шепотом произнесла Джесс, с ужасом думая о том, что жизнь, которую она вела раньше – уже больше никогда с ней не пересечется.

– Лет пять минимум.

Не шевелясь, она смотрела на него своими распахнутыми глазами, которые темнели с каждой секундой всё больше.

– Пять лет?! Ты будешь ставить надо мной эксперименты целых пять лет?! Знаешь что, может в мои почти девятнадцать мне мало что известно о ликанах, но моя интуиция подсказывает, что это не единственные названые тобой причины! Ты хочешь, чтобы я поняла ликанов, но тебе никогда не понять, что значит быть жертвой! Потому что я не хочу здесь быть сейчас, и не захочу потом!

– У тебя нет выбора.

Но Джесс уже неслась в комнату, в которой себя обнаружила, с гневом и отчаяньем хлопая за собой дверью. До самого рассвета, она сидела на полу перед камином и смотрела на огонь, пытаясь не выплеснуть наружу такое же бушевавшее пламя у неё внутри.

«Вот и всё. Это мой пожизненный срок. Я больше никогда не увижу маму, не поеду в Испанию, не смогу строить планов на будущее. Потому что … за меня его уже расписали. Ничего не совершив – я стала заключенной без права выбора. Я ненавижу этот ген альфы! … Я не смогу. … Он просто не знает, что я не смогу»

Его дом стоял на берегу озера. Слева начинался лес, а с двух других сторон участок укрывался за высоким забором. Из окна своей комнаты Джесс могла видеть озеро и небольшой причал. Видимо в теплое время года здесь пользовались лодками, чтобы перебраться на другой берег. Но сейчас озеро замерзло, сверкая на солнце, как огромное блюдо.

До неё донеслись голоса. Кажется, двое мужчин спорили, по очереди перекрикивая друг друга. На минуту Джесс задумалась, сколько же ликанов живет в этом доме вместе с Дэвидом, но потом желание знать это – бессильно оборвалось. Разницы было никакой. Потому что её положения это никак не меняло. Безнадежность положения стопудовым якорем висела у неё на груди, лишая всяких желаний. И вдруг, совершенно случайно Джесс вспомнила отца. … Ей было девять, на день рождения родители подарили ей роликовые коньки, которые она выпрашивала у них уже целый месяц. Потому что Линда и Розали умели кататься, а она сидела в стороне и скрипела зубами от зависти. Эти ролики уже снились ей ночами. И наконец, она их надела! Ноги непослушно разъезжались, папа смеясь, держал её за руку. А она злилась на дурацкие коньки, которые были не совместимы с её координацией. Потому что ей нужно было кататься сразу, а не терпеть эти мучительные неудачи и падения, потому что она всегда и везде хотела быть лучшей. Она психовала, и уже была готова почти сдаться, … тогда папа заглянув ей в глаза и встряхнув за плечи, серьёзно произнес – «Никогда не сдавайся, Джессика! Ты можешь! Наберись терпения и пробуй снова! Сдашься – перестанешь себя уважать! Чем сильнее воля – тем значимей поступки!» Отец привил ей волю к победе. Она научилась-таки кататься на роликах, но через полгода отца не стало. Он свой бой проиграл.

– Никогда не сдавайся, – прошептала она сама себе, и вышла из комнаты.

Джесс пошла на голоса и обнаружила в просторной гостиной троих. Двоих ругающихся парней и девушку, наблюдавшую за всем этим.

-О! Кто это к нам пожаловал! – воскликнула девушка, вскакивая с дивана. – Привет, я Тифани, а ты я знаю Джесс. Я ухаживала за тобой, когда ты болела.

У неё был пронзительно громкий голос, хотя она казалось приветливой, и даже её улыбка вполне была похожа на искреннюю. Но Джесс сдержалась от проявления эмоций.

– Сочувствую, что тебе пришлось это делать, – бросила она Тифани, искоса взглянув на притихших парней. – И много ликанов живёт в этом доме?

– А какая тебе разница? – один из них нахмурился. – Убежать не выйдет.

– Я просто хотела узнать на какое количество народа заказывать торт, – сквозь зубы процедила Джесс, смерив парня холодным взглядом. – Или может в меню ликанов входит что-нибудь другое? Что-нибудь эдакое, как кровь у вампиров, например?

– Входит, – второй, стоявший к ней в пол оборота молодой человек, медленно подошел к ней, окидывая девушку критическим взглядом больших карих глаз. – Мозги хорошеньких человечиков, – издевательски протянул он.

– Уэс шутит, – раздалось сзади. – В доме может находиться от пяти до восемнадцати человек. Это самые близкие мне. Остальные ликаны нашей стаи живут семьями на территории, которую мы ограничили.

Джесс обернулась, встретившись взглядом с альфой. И сразу же её напряжение оголилось у неё на лице, выдавая её с головой.

– Они все знают, что комнатную зверушку трогать нельзя, да? – сухая ирония, зато в зелёных глазах прыгали искры.

– Психоз лечиться, – сузив глаза, сердито бросил Дэвид. – Но в одном Уэс прав, мозги у хорошеньких кукол это большая редкость.

– Не поняла! – послышался ещё один шутливый женский голос, – Или я недостаточно хорошенькая, или у меня проблема с мозгами? – в гостиную вплыла Кэтрин, подставив Дэвиду губы для поцелуя.

– Ты просто исключение, – шепнул он ей.

– А вот и главная причина, – констатировала Джесс, будто соглашаясь сама с собой. – Интересно, а как эта причина относится к тому, что однажды её дружок переспит с другой?

Моментально на неё взглянуло женское лицо полное презрения. В голубых глазах Кэтрин застыл лёд. Зато в глазах Джесс плясали буйные огоньки, придавая её дерзкому выражению лица ещё больше вызова.

– Ой, наверное, мистер вожак что-нибудь придумает, – издеваясь, елейным голоском протянула Джесс. – Какое-нибудь искусственное оплодотворение или какой-нибудь другой способ с помощь волшебного порошка, – она одновременно согнула два пальца на обеих руках, обозначая сказанное кавычками. – Ты же не будешь его ни с кем делить, правда, милая? Если ты конечно, не извращенка. Кстати, что мне нужно ещё знать о ликанах, может, они ещё и извращенцы ко всему? Потому что я уже встречала нескольких.

– Хватит! – рявкнул Дэвид. – Не больше чем люди! – Его сердитый взгляд, будто пытался прожечь в ней дыру. – Прекрати Джесс разыгрывать здесь трагикомедию. Если придется – тебя накажут, как и любого взорвавшегося подростка в любой нормальной семье!

– Иногда домашнюю зверушку тычут носом в позорную лужу на полу, – с язвительной иронией шепнул ей Уэс, проходя мимо.

До конца дня она снова просидела в своей комнате, тлея от собственной злости. Но одно она выяснила точно – ликаны ревнивы. Как сказал бы Дэвид, как и все нормальные люди. Джесс видела, что Кэтрин не в восторге от её появления в этом доме, и она ревнует Дэвида. И вот на этом чувстве можно будет сыграть. Потому что сдаваться Джесс не собиралась.

Она распахнула шкаф. На полках лежало множество вещей, её размера, начиная от белья и заканчивая верхней одеждой.

– Надо же, какая забота! – пробормотала она сердито, натягивая теплую куртку. Сегодня Джесс намеревалась пройтись подышать воздухом, а заодно разведать окрестности. Она никого не встретила, и её никто не останавливал. Джесс свободно прошлась по протоптанной тропинке до озера. Затем обошла дом, изучив массивные ворота на автоматическом замке и забор, через который ей в жизни не перебраться, разве что подставить лестницу, но с другой стороны прыгать с трёхметровой высоты тоже не хотелось, потому что с переломанными ногами она вряд ли далеко уйдет. Оставался лес.