Но переведя дух, она всё же решилась зайти на кухню, сделать себе чай, но прежде всего – выпить успокоительное. Закинув в рот пару капсул, Джесс сделала несколько глотков воды, клацнув по чайнику.

– Нервничаешь? – раздалось рядом.

– А ты уже начал получать острые ощущения? – бросила она на него быстрый взгляд. – Расскажешь мне что тут и к чему? Хочу, чтобы ты чётко обрисовал мои обязанности.

– Конечно, – его взгляды были долгими, протяжными, пробирающими, как сквозняки. – Продукты можешь покупать сама или заказывать по телефону, вкусовые предпочтения у меня не изменились. Где кухня, я смотрю, не забыла. Значит, помнишь, где рубашки, мой рабочий кабинет и всё остальное. Собаку нужно выгуливать трижды в день, я даю ему сухой корм, он на полке в первой кладовой, ещё нужно следить, чтобы у него всегда была чистая вода. У него есть своё место, поэтому спать на диванах и хозяйской кровати ему строго запрещается. Я просыпаюсь в пять утра, завтракаю и уезжаю. Важно проследить, чтобы я проснулся, потому что я часто откладываю будильник и могу проспать. Иногда я работаю дома, поэтому могу ещё и обедать. Тебе озвучить размер зарплаты?

– Я бы хотела, чтобы ты озвучил мне свои мысли, но ты этого не сделаешь.

– Как они тебя отпустили?

– С боем и скандалом. Но я сказала, что в свои сорок три года я вполне могу принимать взвешенные самостоятельные решения. …Хочешь чаю?

Дэвид смотрел на неё и не отвечал. Его дыхание учащалось, немигающие глаза налились кровью, тело начало медленно выгибаться.

– О, нет, нет, Дэвид! – Джесс испуганно коснулась его груди, положа вторую руку ему на живот. – Тебе нужно успокоиться, не стоит обращаться здесь и сейчас. Слушай мой голос, вдыхай через грудь и выдыхай через живот. Ну, же, Дэвид, прошу, приди в себя!

…Его дыхание постепенно выровнялось, и Джесс быстро отдёрнула руки.

– Тебе хотелось меня убить? – осторожно спросила она, когда его глаза приняли обычный цвет.

– Нет, спасибо, я не хочу чаю. До завтра, – холодно выдавил он, отправившись в свою комнату.

Уснуть в этом доме после стольких лет и событий было нереально, не сегодня. Поэтому где-то далеко за полночь, Джесс позвонила дочери, из-за разницы во времени, в Англии как раз ужинали.

– Привет, солнышко! Как у тебя дела?

– Всё хорошо! – звонко ответила Кэсси, а у Джесс по щекам покатились слёзы. Она почему-то больше не могла слышать эту фразу. – А у вас? Когда мне можно вернуться, мам?

– У нас тоже всё нормально. Очень скучаем по тебе. Думаю, через пару недель тебе стоит вернуться домой. Аарон к тебе хорошо относится? Не обижает тебя?

– Он напыщенный дурак! – заявила Кэсси. – Мне двенадцать, а ему уже двадцать, у него есть подружки и он ругается со своим отцом без конца.

– Я поговорю с Эверетом, чтобы он отправил тебя как можно быстрее.

– Это будет здорово, мам!

– Тогда целую тебя, моя милая! Созвонимся!

Отключившись, Джесс обхватила подушку, зарывшись в неё лицом, и позволила себе от души порыдать. Она бы ревела и дальше, если бы в комнате не зажёгся свет. Дэвид демонстративно поставил на тумбочку стакан с водой и положил рядом с ним начатую упаковку успокоительных.

– Я тебя разбудила? – выдавила Джесс.

– А ты думаешь, я усну? – многозначительно произнёс он.

– Зачем ты тогда себя мучаешь? Зачем придумал это дурацкое условие?

Дэвид провёл рукой по её волосам, убрав их на одну сторону.

– Боль стала острее, но почему-то стало и легче, – коснулся он пальцами её шеи, проведя ими к самому плечу. – Мне хотелось убить тебя, Джесс, за то, что ты не смогла меня полюбить, и одновременно с этим мне хотелось содрать с тебя одежду и заставить тебя шептать моё имя, если бы пришлось – заставить силой. Но я знаю, что это не поможет и поэтому злюсь.

Повернувшись, Джесс несколько минут внимательно смотрела на него:

– Дэвид, присядь. Пожалуйста, – коснулась она места рядом с собой. Немного поколебавшись, он всё-таки сел. Потянувшись к нему, Джесс погладила его по щеке. – Ты не просто меня ненавидишь, у тебя остались чувства ко мне? И это настолько смешалось в тебе, что ты не чувствуешь разницы?

– Помнишь нашу одержимость? – вздохнул он. – У которой ноги тоже росли от ведьмовских шашней с кем-то кому это было выгодно? Так вот, та зависимость частично осталась и я не могу её изжить. Но ненависти во мне больше, потому что я ненавижу и тебя и себя за это. Но хуже ненависти – разочарование, оно было настолько сильным, что я днями не чувствовал вкуса пищи и разницы между днём и ночью. Я не могу тебе этого объяснить, … это действительно какое-то извращение, но сейчас мне нужно тебя видеть.

– И всё? – пристально всматривалась в него она.

– А если нет, ты готова меня утешить и утешиться сама? – с горьким сарказмом в голосе поинтересовался Дэвид.

– Нужно всё-таки лечь и попробовать заснуть, – Джесс снова погладила его по щеке, улыбнувшись с нежной грустью.

– Мне уйти? – не шевелился Дэвид.

– Как хочешь. Только здесь вдвоём будет тесно.

– Тогда я останусь, – лёг он под стенку. Джесс примостилась с краю. – Повернись ко мне, – через время прошептал Дэвид. Она повернулась, подползла ближе, обняла, уткнувшись ему в грудь, и стала слушать биение его сердца. Которое волей-неволей всё-таки её усыпило, а его заставило провалиться в сон её размеренное дыхание рядом с ним.

Когда она проснулась, за окном было явно не пять утра, а по меньшей мере восемь. Дэвид оставался лежать рядом, он не спал, но глаза его были закрыты и желваки ходили ходуном.

– Ничего не говори и не шевелись, – выдавил он сквозь зубы.

– А что будет если я пошевелюсь? – вопреки его требованию, потянулась Джесс. – Ты сорвёшься? Займёшься со мной сексом, а потом убьёшь от злости? Я не хочу, чтобы ты сдерживался, Дэвид.

– Поверь мне, будет только хуже. Я не хочу жить с мыслью, что моя бывшая жена дала мне из жалости и в память о прошлых чувствах.

– Тогда не думай. Ты ведь это затеял не ради овсянки на завтрак? У тебя ко мне одни многоточия, ты хочешь разобраться, чтобы найти покой. Так давай разберёмся, я не могу смотреть, как ты мучаешься, и жалость тут ни причём, – и Джесс поцеловала его в губы, смело скользнув языком ему в рот.

… Дэвид дал себе волю, что вылилось в страстное занятие любовью, которое растянулось на несколько часов, доведя Джесс до изнеможения и сломав старую кровать Вейна.

– Она держалась очень мужественно, – улыбаясь, выдавила Джесс.

– Ты тоже, – шумно дыша ей в ухо, прошептал Дэвид. – Я захочу это повторить.

– Не будем это обсуждать. Пусть всё идёт своим ходом. Ты не против? Что мне сделать вначале, выгулять пса или приготовить тебе завтрак? – вернула она себе беззаботный вид.

– Обед ты хотела сказать? С Бастером я погуляю сам, не уверен, что бедняга дотерпел. … Тебе ведь было хорошо со мной?

– Мне всегда было хорошо с тобой в постели, Дэвид. Но, кажется, мы договорились с тобой это не обсуждать.

Вечером это повторилось снова. И на следующий день тоже. До самого вечера пятницы. Дэвид покидал дом, только для того, чтобы выгулять собаку. Вечером она стала собираться, пока Дэвид не перегородил выход:

– Только не говори мне, что собралась домой.

– Я хотела проведать мальчиков и ты оговорил в условии только будние дни, – закусила губу Джесс, а Дэвид похоже затеял с ней игру в гляделки, кто кого пересмотрит.

– Брось, Джесс, – она конечно проиграла. – Я хочу, чтобы ты осталась. Эффект от терапии ещё очень слабый, ты не можешь уехать.

– Хорошо. Я не против.

Через четыре дня явился Уэс. Накинувшись на неё с вопросами, подгадав момент, когда Дэвид выпустит Бастера на улицу.

– Ты не приехала на выходные! Мы волнуемся! Что здесь происходит? Пара коротких слов по телефону меня не утраивает!

– За эти дни Дэвид ни разу не ездил на работу. Мы готовим еду, занимаемся любовью, много. Гуляем с псом и не говорим о чувствах. … Я думала, что он насытится и его отпустит, знаешь, что-то вроде прощального секса. Но, кажется, Дэвид лечит мной свои иссушенную душу. А я заполняю им свою пустоту. И нам вроде даже как очень хорошо. Можешь не комментировать.