– Ну что, вспомним классику? – предложил мышам Флейтист и поднес инструмент к губам.

Однако эффект получился совершенно не классический. Заслышав звуки залихватской песенки, заплясали на столах босые сотрудницы, оскальзываясь на бумагах и расшвыривая канцтовары. Заплясала заглянувшая на шум уборщица, используя швабру как стриптизерский шест. Дверь в коридор она, разумеется, не закрыла; Флейтист поднажал – и из соседних помещений донесся понемногу нарастаюший топот. Вскоре уже плясало все здание – работники, уборщики, охранники, посетители, даже кошка с котятами, жившая на первом этаже в коробке из-под дамских сапог. Плясали прохожие на улице, голуби на ветках, бродячие собаки и бомжи, рывшиеся в мусорнике, даже полицейские, проезжавшие мимо на патрульной машине.

И только чертовы мыши как ни в чем ни бывало грызли провода и гадили на бумаги, не изъявляя ни малейшего желания заняться танцами.

Убедившись в полной резистентности вредителей к музыке, Флейтист задом попятился к двери, не переставая играть. Ему просто очень не хотелось идти на свидание с редакторшей, и он пытался так рассчитать время воздействия, чтоб дама забыла о нем – но не об объявлении. Известно ведь – чем дольше человек пляшет под колдовскую мелодию, тем сильнее ему отшибает память. Только выйдя из здания, парень решил, что, пожалуй, хватит с них – и опустил флейту.

– Что ж, я должен был попытаться, – сказал он себе, имея в виду мышей.

Разумеется, он уже понял, что с мышами дело нечисто. – Теперь возникают два вопроса: кто виноват и что делать. Хотя, впрочем, мне на это совершенно наплевать.

С этими словами он сунул флейту в карман и тотчас почувствовал, как острые зубки впились ему в мякоть большого пальца. Каким-то непостижимым образом лежавшая в кармане монетка превратилась обратно в мышь. Исполнив свое черное дело, она белым комочком шмякнулась на землю и мгновенно скрылась в ближайшей урне. Посасывая раненый палец, Флейтист подумал, что не так уж его это дело не касается.

А ближе к вечеру ему все-таки позвонила редакторша и слабым голосом сообщила, что свидание отменяется. Она, мол, заболела, лежит с высокой температурой и очень страдает. Флейтист проигнорировал тонко завуалированную просьбу приехать и поухаживать за больной, пообещал обязательно позвонить завтра и отключил телефон. Все равно номер с объявлением еще не вышел из печати.

А совсем уж вечером, на закате (в этих широтах темнеет поздно) парень решил прогуляться по городу и страшно удивился, выйдя на набережную. Он и не подозревал, что тут тоже есть море. Набережная щетинилась удочками, к которым прилагались рыбаки, сидевшие в медитативных позах на складных стульчиках. Флейтист подошел поближе, полюбовался на черных бычков, кишмя кишевших в зеленоватой воде, потом уселся прямо на прогретый солнцем асфальт и завел беседу с рыбаками. Сам он если и ловил когда-нибудь рыбу, то только на флейту, но разговор поддерживал умело и даже почти поверил истории об осьминоге, которого один из рыбаков выловил прошлым летом вот на этом самом месте. Зато другой рыбак, оказавшийся тетенькой лет шестидесяти (она выходила на рыбалку вместе с полосатой кошкой, которая сидела тут же с выжидающим видом), рассказал, вернее, рассказала, что нынче всех ее червей сожрали белые мыши, и ловить пришлось на хлебный мякиш. К тому же, добавила рыбачка, проклятая мышь тяпнула ее за ногу, и ей, рыбачке, целый день как-то неможется. Почуяв неладное, Флейтист спросил, как именно. Да вот голова что-то кружится, пожаловалась тетенька. Все кости ноют, будто с утра огород копала без передышки. И пить все время хочется. И вот тут че-то болит и как будто мешается (она похлопала себя в районе подмышки). И вообще у нее, похоже, температура. Надо еще пару бычков кошке поймать и домой идти, чаю горячего выпить с аспирином. Простыла, наверное, от морского ветра…

– Вам в больницу надо, тетенька, – сказал ей Флейтист. – Мыши, они, знаете, заразу разносят.

– Да завтра с утра схожу, – махнула рукой рыбачка и тут же скривилась .– Ох ты ж, ссабака, больно-то как… Пойду я домой, посплю, может, само пройдет…

Флейтисту вспомнились зловонные ямы, полные разлагающихся трупов. Целые улицы заколоченных домов. Клювастые маски врачей. Скрипучая повозка, подпрыгивающая на булыжниках, и хриплый крик: «Выносите трупы!». И как он сам сидел на этой повозке, болтая ногами и наигрывая на флейте, а позади среди груды мертвецов копошились полуживые тела в последней отчаянной попытке танцевать.

– Неа, не пройдет, – помотал он головой. – Вам бы лучше скорую вызвать, а то зараза по всему городу разойдется.

И заглянул проникновенно в покрасневшие глаза рыбачки.

– И правда, – пробормотала та. – Что-то мне с каждой минутой хужеет.

Тут она отвернулась, согнулась пополам, и ее вырвало прямо в море.

Флейтист успел вскочить и поймать ее за плечи, не то рыбачка бы неминуемо свалилась в воду. Другие рыбаки повставали с мест, кто-то уже вопил, что человеку плохо.

– Вызывайте. Скорую, – четко повторил Флейтист, глядя в глаза наименее растерявшемуся рыбаку, а затем, убедившись, что тот послушно набирает номер на мобильнике, скользнул сквозь образовавшуюся толпу и незаметно покинул набережную.

– Но какая же стерва до этого додумалась? – спросил себя парень, устроившись на скамейке в каком-то сквере и провожая глазами целых три машины скорой помощи, промчавшиеся мимо с надрывающим душу воем. – Хвала небесам, у меня иммунитет.

Иммунитет у него действительно имелся – эта же самая чума свалила его в возрасте пятнадцати лет, и, не встреться ему тогда пафосный тип в шлеме и с лютней, все могло бы закончиться куда печальнее. А впрочем, теперь человеческие болезни на него вообще на распространялись. Посидев еще и хорошенько поразмыслив, Флейтист пришел к выводу, что тут как пить дать замешана ведьма. И он даже знал, кто это. Ну, не знал, а так, догадывался. И догадался бы и раньше, да напрочь забыл о той пухляшке, которая проклятием остановила трактор. И у которой белая мышь сидела за пазухой. Вот только оставалось узнать, чем это горожане ей так насолили.

Немного поколебавшись – идти или не идти, – Флейтист уступил природному любопытству и решил все-таки пойти. Вернее, поехать – путь был неблизкий. Но сначала следовало завернуть в супермаркет – негоже к даме являться с пустыми руками. Ну и в подпитии все люди становятся разговорчивей.

В супермаркете он первым делом схватился за пиво, но потом решил, что коньяк будет вернее. Потом прихватил еще кое-что на кассе. Несмотря на мышь, декольте у ведьмы было впечатляющее.

Денег у него, естественно, не было, а у кассирши, как назло, оказалось все в порядке с личной жизнью. Ни друзей детства, ни бывших возлюбленных, ни даже любимого киноактера, за которого можно было схилять. Поэтому Флейтист просто взглянул ей в глаза и попросил напрямую. Когда он так делал, никто не мог ему отказать. Но он не любил этот метод – слишком сильно приходилось напрягаться, да и скучновато как-то. А за сегодня это был уже третий раз.

Куда точно ехать, он не знал, но был уверен, что ведьма сама подскажет. И верно: за садами, где дорога начинала петлять, подобравшая его попутка заглохла и ни с места. Флейтист поблагодарил и вышел. Водитель стал было орать, чтоб тот вернулся и помогал толкать машину, но тут последняя завелась, а Флейтист уже исчез в зарослях.

* * *

Ведьма сидела на краю обрыва, а внизу шумело и плескалось море. Двор у нее был небольшой, и ничего там не сушилось, только валялся всякий хлам и пышно колосился бурьян. Дом – одноэтажная халупа – стоял темный, только одно окно светилось голубым, и там прозаично бурчал телевизор.

– Кого это несет ко мне среди ночи? – вопросила ведьма, не оборачиваясь.

– Санэпидемстанция, – отозвался Флейтист, прикрывая за собой калитку.

Прошел через двор, споткнулся о лежащую лопату, обогнул цинковое корыто с водой и сел рядом с хозяйкой, свесив ножки.