ПРОЛОГ
Как-то пришлось мне по важному делу заехать в один городишко близ зачарованного леса. Ну как близ… С тем же успехом можно сказать, что и от столицы неподалеку… В общем, не суть. Так вот, в том городишке как раз проходила традиционная осенняя ярмарка – это такое действо, которое растягивается минимум на неделю, и где не столько торгуют, сколько пьют, танцуют и веселятся. Всюду крик, хохот, музыка, ржание, мычание, лай; на улицах не протолкнешься – музыканты, скоморохи, веселые девицы, пьяные крестьяне, да и рыцарей хватает. Не всегда и различишь их – после третьей бутылки все становятся на одно лицо.
Я вообще-то не любитель подобных сборищ. Но надо признать – есть в этом некое особое очарование… Ладно, обойдемся без лирики. В общем, зашел я там в трактир пообедать. Сел в уголке за столик, жду, пока еду принесут, а тем временем к народу приглядываюсь. Привычка. Сам я за годы конспирации научился быть незаметным, иной раз люди в упор на меня смотрят – и не видят. А за ними наблюдать интересно. И полезно иногда бывает. Я же Белый Всадник, в конце концов. Профессиональный альтруист и странствующий рыцарь…
Короче говоря, сижу, смотрю и вижу: сидит в самом центре компания. Все молодые, веселые, галдят, кружками чокаются. Вроде на первый взгляд обычные ребята. Но я-то мгновенно понял, что это за птицы. Таких команд полно было на той ярмарке. Соберутся кучками человек по восемь и соревнуются, кто больше дураков уловит. … Отличить их почти невозможно.
Только девчонки у них, хоть и симпатичные, чем-то на лесных зверьков смахивают. У одной зубки беличьи, у другой глаза лисьи… Я, конечно, никуда им там не заглядывал, Боже упаси, но готов биться об заклад, что и хвосты у них имеются. Просто под юбками не видно. А парни все в головных уборах. В помещении. Ранней осенью. У кого шляпа, у кого шлем, а один вообще в розовой шапочке с помпоном. Она у него на лоб все время съезжала.
Ну, я, конечно, насторожился и стал к разговору прислушиваться. Слышу, говорит один, в шлеме – они его звали Мэтр:
– Ну что, други? Неурожай нынче у нас, а ведь конкуренты не дремлют. Должно нам расстараться, ибо по своей лености в отстое останемся.
– Так у меня двое уже, – отвечает ему девочка-белочка.
Он на нее трагически так покосился и говорит:
– Увы, прелестное дитя! С прискорбием сообщаю, что, во хмелю не разобрав, что к чему, ты чары свои применила к членам конкурирующей группировки… Сие тебе, конечно, честь делает, но драгоценных баллов команде не добавляет. Ибо, как тебе известно, души их и так где надо пребывают.
Он бы, наверное, долго так разглагольствовал, но тут снаружи донесся такой дикий вопль, что все, в том числе и я, повскакали с мест. С чем сравнить этот вопль? Разве с визгом болгарки, вгрызающейся в арматуру, и то слабовато будет. Компания, понятно, из трактира высыпалась, и я потихоньку за ними. Подумал: если и впрямь там кого-то режут, то от меня проку побольше будет. Так вот, вышел я, остановился в дверях и вижу замечательную картину. Стоит посреди улицы дева такой красоты, что дух захватывает. Одета в брючный костюм, на носу очки. С дымчатыми стеклами. В руках красная пластиковая папка, а вокруг на мостовой валяются какие-то распечатки, фотографии, листы исписанные. А поодаль – целая толпа особей мужского пола, замерших в позах гончих. И все с цветами, бутылками, коробками конфет. А глаза совершенно одуревшие, без тени мысли.
Кто-то из моей компашки посмотрел на это и бормочет:
– Ждут, когда нагнется…
Мэтр ему – бац по шее:
– Перед вами, – говорит назидательно, – высший пилотаж, дети мои. Смотрите и учитесь! Только что-то я девы сей не припомню…
Тут прекрасное видение замахнулось папкой и кричит:
– Уйти прочь, противный кобели! Я есть аспирант! Я есть изучать традиции! Оставить я в покой быстро!
– Слышь, а ведь она не из нашего леса, – заметил тот парень, что в шапочке.
Мэтр кивнул солидно:
– Да уж сам вижу. Ну-ка, отойдите все в сторону, сейчас я вам покажу, как сие делается…
Заломил шлем, рукава засучил и полез сквозь толпу почитателей. Протолкался, отвесил деве поклон и начал:
– Мадам! Всемилостивейше прошу оказать нам честь принять нашу скромную помощь…
Та очки приспустила, глазами на него сверкнула – да как огреет по шлему папкой. Аж гул пошел. И визжит на него:
– Я сказать, уйти прочь! Я непонятно говорить?
– Да куда уж понятнее… – проворчал Мэтр, уползая обратно.
Тут этот, в розовом, локтем его отодвинул и говорит:
– А ну дай я.
И ужом в толпу. Остановился на почтительном расстоянии и с места в карьер:
– Голова не бить, слушать я сказать! Мы вы спасать, ходить с мы трактир?
Она голову наклонила.
– Ты я приставать? – спрашивает подозрительно. Парень руками замахал:
– Да вы что! Я есть голубой.
И ближайшего мужика чмок в лысину. Тот ничего, а красавица улыбнулась милостиво и говорит:
– Ты есть придурок. Но я верить. Бумаги важные собрать, – и пальчиком под ноги тычет, – потом трактир ходить. Я много кушать хотеть…
Парень своим поверх толпы подмигнул, те ему большие пальцы показали…
Ну, вернулся я внутрь, сел. Зашли они, дверь у поклонников перед носом захлопнули. Дева подальше от окна устроилась, избавитель ее по правую руку, Мэтр по левую. Принесли меню. Прекрасная аспирантка минутку подумала, а потом как давай заказывать… Вся шайка рты пораскрывала. Так и молчали, пока ей заказ не принесли. Весь стол блюдами заставили… И главное – все овощи да фрукты в разных видах.
Вот тут-то до меня и дошло наконец… Не буду раньше времени раскрывать интригу, но только не понравился мне такой поворот сюжета… Потому что в случае конфликта фиг знает, чем это могло кончиться. А главное – непонятно: мне-то на чью сторону становиться…
Ладно. Вот ест она, и ест, и ест… У остальных аппетит пропал, они сидят, к стаканам судорожно прикладываются и только в рот ей заглядывают. А дева вроде ничего не замечает и жует себе, при чем еще и трещит без умолку.
– Я, – говорит, – мясо кушать нет, здоровый образ на жизнь. И алкоголь пить нет, очень вредно. Но соленый огурец много любить, да. Это есть мой слабость.
Сосед справа ей огурец подложил и спрашивает:
– Ты сказать, аспирант?
Она закивала и еще огурец хвать.
– Я есть аспирант, – отвечает. – Профессор я здесь послать, традиции изучать. Два день здесь, изучать мало. Традиции плохой есть. Мешать много. Огурец еще?
– Огурец кончиться, помидор?
– О да, помидор с мед много вкусно есть…
И помидор медом мажет. Мэтр молча всем налил, подбородок рукой подпер.
– Профессор говорить, – продолжает меж тем красавица, глядя на своего рыцаря в розовой шапочке,– здесь плохой нечисть жить. Люди колдовать, душа забирать, лес уводить. Я хотеть нечисть встречать, изучать. Знать?
Парень в стакан уткнулся – ухмылку спрятал.
– Ничего не знать, бояться! Мы все тут нечисть бояться, в лес без подгузник не ходить. А что еще профессор про нечисть рассказывать?..
Она к нему конспиративно наклонилась и шепчет на весь трактир:
– Профессор сказать – музыка колдовство есть. Музыка слушать нет. Ты, – и вилкой в него тык, – музыка играть?
Парень аж отпрянул.
– Да нет, ты что! Детство медведь ухо наступить. Рояль от унитаз не отличать. Глухой совсем быть!
– Врать, – протянула красавица снисходительно, но вилку положила. – Морда твой подозрительный есть. Но я бояться нет. Профессор сказать – огонь нечисть отпугивать…О, огурец найти!
И цап что-то с дальней тарелки. И умяла в мгновение ока…
А это сосиска была. Просто холодная уже, оттого и скрюченная, как огурец.
Я, кажется, первым заметил, что что-то не так. Замолкла дева, будто ее выключили. Потом красными пятнами пошла.
– Эй, в порядке быть? – обеспокоился ее рыцарь, руку ей ко лбу приложил – да как отдернет. А у девы дым из ноздрей пошел. Сизыми такими струйками, тоненькими – будто она закурила и дым через нос выпустила. Стекла в очках треснули, и глаза из-под них полыхнули, как светодиоды, красным.
