Я не стала задавать Антону вопросов — уже то, что он мне все объяснил, рассказал, куда и зачем едет — как знак доверия, как знак серьезности намерений с его стороны! А подробности я расспрошу сегодня, когда он вернется, когда, как раз, немного успокоюсь, приведу в порядок свои чувства и мысли!

И что удивительно, я снова испытываю эйфорию, чувство непередаваемого удовольствия, когда он целует на прощание… Потому, наверное, что верю — вечером он вернется, вечером мы увидимся снова! И будет еще одна ночь! И будет счастье! И я люблю… И он будет меня любить! По-другому ведь быть не может! Мы — две половинки одного целого! Мы суждены друг другу…

… — Очередная деревенская простушка — миленькая, простенькая, с косичкой… О-о-о! И даже, что удивительно, цвет глаз всегда один и тот же — голубой! Мой благоверный-неверный себе не изменяет! Хоть бы разочек поймать в его койке жгучую брюнетку или платиновую блондинку! Так нет же — коса и коровьи глазищи с поволокой! Потрудись объяснить, милочка, почему ты сейчас спишь в постели моего мужа?

Я укладывала Алика, сейчас от криков Лианы Радуловой проснувшегося и испуганно жавшегося ко мне. Укладывала и задремала. Думала, только прикрою на минуточку глаза, а потом открою и пойду на кухню, как вчера, ждать Антона, греть ужин, который приготовила сама с небольшой помощью сердобольной Людмилы Ивановны. Но открыла глаза… А надо мною стоит она!

И всё, что виделось счастливым и прекрасным вдруг оказалось изменой и подлостью. Я вдруг со всей очевидностью поняла, что мои чувства… они же направлены на женатого мужчину! Я же с ним вчера переспала! А у него жена есть! И я, вообще-то, отлично знала об этом! И не спросила у него о ней! Вела себя так, будто я имею право быть с ним! И это та-ак подло! Это низко было — на глазах ребенка ходить с Антоном за ручку, целоваться даже! Ведь дети, особенно те мальчишки, которые наш поцелуй видели, они все понимают! Они знали о жене… Они знали, что я не жена! Как стыдно! Какой позор!

Мне хотелось расплакаться и забиться куда-нибудь в уголок, скрываясь от ее проницательного, умного взгляда, который, казалось, легко читает все мои мысли и даже чувства видит насквозь!

— Я - няня Алика! — произношу твердо, обозначая свое место в этом доме и для нее и для себя самой. И тут только понимаю, что проснувшийся мальчик вовсе не собирается бросаться в объятия долгожданной матери! Впрочем, я и раньше не замечала, чтобы он ее ждал, говорил о ней…

— Да это-то мне понятно! Очередная няня моего сына, которая спит в постели моего мужа. Можешь не утруждать себя объяснениями — ситуация не нова, я бы даже сказала, ситуация заезжена до безобразия!

А я ведь даже возмутиться не могу. Сказать: "За кого вы меня принимаете?" Или что-нибудь в этом же духе! Потому что виновна! И Антона нет… Хотя неизвестно ведь, как именно повел бы себя сейчас Антон! А что если Лиана, сейчас нависающая надо мною, все еще лежащей в кровати хозяина дома, говорит правду? Что если я — всего лишь очередное его кратковременное увлечение? Что если он всегда приводит в свой дом безотказных девушек, когда жена в отъезде, якобы для того, чтобы сидеть с Аликом? Хотя ведь меня его теща наняла… Или нет? Разговаривать по телефону могла, по большому счету, любая женщина! А вдруг меня обманули? Вдруг Антон меня обманул? Хотя… в чем обманул-то? Он ничего и не обещал…

И, самое главное, никто из живущих в этом доме не выглядел удивленным, когда мы сегодня к завтраку вышли за руку! Все просто привыкли к такому? Антон так делает не в первый раз! А теперь, когда вернулась жена, я больше не нужна! Единственное, что удерживало меня от мгновенного бегства — ребенок, который жался ко мне и не спешил обнять долгожданную мать. Я видела эту странность, но в этот момент была в таком шоке, что адекватно оценить поведение Алика не смогла! Сжала волю в кулак и сказала ей:

— Выйдите из комнаты, я уложу ребенка спать и уйду.

Она изогнула бровь и с удивлением посмотрела на меня, а потом, действительно, вышла прочь из спальни Антона…

Аккуратно укрываю быстро заснувшего у меня под боком Алика. С тоской думаю о том, что мальчик не побежал вслед за матерью, не попросил её остаться с ним — ко мне, едва знакомому человеку, жался, как будто спрятаться от неё хотел! Мне жаль уходить, жаль оставлять ребенка — я привязалась, привыкла, душой прикипела… Но хозяйка вернулась, а значит, нянька в этом доме больше не нужна.

Стараюсь не думать о том, что она где-то внизу ждет моего выхода, и нам еще раз придется встретиться. Просто собираю вещи у себя в комнате, беспорядочно швыряя их в сумку. Оставляю большой пакет, еще вечером сложенный, — помню, что обещала передать одежду и белье Веронике.

Первая волна боли накатывает, когда выхожу на лесничную площадку — хочется зайти на минуточку к Алику, поцеловать его на прощание. Вполне вероятно, я больше никогда его не увижу! От этой мысли больно! Плакать хочется. Главное, продержаться хотя бы до того, как приедет такси! Главное, не реветь у нее на глазах! Шагаю по ступенькам вниз, больше всего боясь, что встречу Лиану снова!

Но где-то в глубине души я еще надеюсь. Мне кажется, что вот сейчас на выходе появится Антон и все решит, со всем разберется, скажет, что я неправильно поняла, что я ему нужна, что она, пусть и жена официально, но давно уже ничего не значит в его жизни! Но Антона нет. А из кухни… Из кухни я вдруг слышу его голос… Его и её! Они разговаривают! Причем, он смеется — я отчетливо слышу низкий грубоватый хохот! А это значит… Он рад её видеть! Может быть, они надо мною смеются? Над глупенькой дурочкой, которая согрела постель чужому мужчине и теперь должна уйти за ненадобностью. Вполне возможно, уже мирятся там, на кухне… И может быть, сейчас она, точно так же, как я утром, сидит на подоконнике, а он стоит между её ног! Эта мысль ослепляет, мне кажется, я не вижу ступенек лестницы, поэтому, чтобы не упасть, хватаюсь за перила одной рукой.

Быстро выхожу из дому, не очень-то заботясь, что меня услышат. Но никто не реагирует, не бросается вдогонку! Набираю службу такси по мобильному. Трубку берут после третьего гудка. И это, наверное судьба. Мне, по-видимому, было нужно уйти из этого дома — машина приезжает буквально в течение пяти минут. Таксист, кутаясь в шарф, словно серьезно болен, молча изнутри открывает мне дверь.

Уезжаю в никуда, почти без денег, без желания жить, без смысла… Плачу, прислонившись лбом к боковому стеклу. И не позор свой оплакиваю! Не потому реву, что боюсь и не знаю, как дальше быть! А потому, что хочу видеть Антона! Уже скучаю! Меня уже ломает от расставания с ним! Мне больно от понимания, что я ему не нужна!

На половине пути к Москве, когда до меня, наконец, начинает доходить, что я не сказала водителю адрес, по которому нужно ехать, таксист внезапно съезжает к обочине и поворачивается ко мне. И только теперь я узнаю его…

Антон

Так не веселился уже давно! За годы, наверное, оторвался! Было, конечно, ощущение, что смех мой, странный даже для меня самого, неуместен в принципе ни в этом месте, ни с этим человеком, ни в той ситуации, в которой мы оказались. Но ведь смешно же! Особенно эта фраза:

— "Давай попробуем сохранить нашу семью"! — повторяю, как заведенный, снова и снова и хохочу, прикрыв дверь, чтобы там, за пределами кухни, ничего слышно не было. — НАШУ СЕМЬЮ! СОХРАНИМ! Ой, не могу! Сохраним!

Она притворяется, что плачет, кривится, пытается выдавить из сухих глаз хотя бы слезинку — а не фига не выходит! Смешно! И я снова хохочу, пытаюсь остановиться, но не могу!

— Антон! Прекрати! — срывается на крик.

Негромко хлопает входная дверь — Свят, наверное, вернулся, и я обрываю Лиану:

— Ты потише! Не ори в моем доме, — мне как-то в один момент становится невесело. — Чего вообще ко мне приперлась? Я звал тебя? Это — мой дом! Мой! Если ты забыла, я напомню, что построен он был еще до нашей свадьбы, поэтому у тебя на него никаких прав нет. А ты ходишь, как хозяйка здесь! Вещи свои занесла!