… Больше всего на свете мне хотелось, чтобы он ушел! Пусть мне будет больно, пусть даже будет очень больно, главное, чтобы не у него на глазах! Но он держал избавленного от занозы Алика на коленях и внимательно следил за всеми манипуляциями Светланы, медицинской сестры "Востока".

А я изо всех сил сдерживала слёзы. Было больно. А еще было жутко обидно — плохая из меня получилась нянька. А еще мучил стыд… И страх — теперь-то Антон меня точно выгонит!

И когда, потерянная и расстроенная, с перебинтованными ладонями и заклеенными пластырем коленями я вышла из кабинета медсестры, уже заранее знала, что он сейчас скажет. И он сказал:

— Агния, ты иди к себе. Я сейчас Алика к Семенычу отведу и поднимусь.

Понятно ведь, зачем поднимется! Я шагала наверх по деревянной лестнице и думала: "Придет и скажет, чтобы я собирала вещи и уезжала отсюда!"

В комнате не могла себя заставить присесть — металась из угла в угол, пока за дверью не послышались громкие шаги. Резко обернулась к нему навстречу, страшась и внутренне готовясь услышать что-то страшное, но он, войдя в комнату, вдруг сказал:

— Давай я тебе помогу платье снять — застежку сзади с забинтованными руками ты расстегнуть не сможешь…

Вероника

— Удивляюсь тебе, Вероника! Другие девчонки, если парня на свидание зовут, то наряжаются в лучшее платье, расфуфыриваются с ног до головы! А ты? Ну, придет он сейчас! Ну, увидит тебя всю зеленую, в сапогах резиновых, и что думаешь? Решит, что краше Вероники нет никого на всем белом свете?

Я уже и сама поняла, что зря его сюда пригласила! Просто вчера сердцем чувствовала, что нужно было что-то оригинальное придумать, что иначе не пойдет он, не поведется. Опять же вечером ехать, а мне выступить нужно — коллектив подвести нельзя! И что-то ещё выдумать просто не было времени! Но думать о том, не сглупила ли я, правильно ли поступила, было уже слишком поздно — первый звонок прозвенел, еще десять минут и представление начнется.

Осторожно выглянула из-за кулисы в зал — детские писки и крики, громкое "ту-ту-ту", доносящееся из купленных в фойе театра дудок, полутьма — всё это не давало возможности разглядеть его, сосредоточиться, почувствовать, наконец! А мне, на самом деле, казалось, что я непременно должна его почувствовать — только Захар войдет в зал, и я по-другому как-то буду воспринимать окружающую реальность!

Я удивлялась сама себе — никогда так не торопила жизнь, никогда так не ждала чего-то, а точнее, кого-то, как сейчас Захара! Ночью расстались только, а мне уже его не хватало! Меня, как зависимую, как наркоманку какую-то, ломало без него! Мне бы просто увидеть, что он здесь. Понять бы, что пришел все-таки, что хоть малюсенький, хоть призрачный, шанс мне дал, я бы на крыльях летала!

Но даже если и не придет. Даже если не получилось пока… Я руки ни за что не опущу! Не сдамся! Добьюсь! Докажу, что лучше меня ему не найти никого!

Где-то за моей спиной Олежек, игравший роль Буратино, искал оставленный без присмотра нос, а наш режиссер Алексей Дмитриевич разыскивал как всегда опаздывающего Андрюху, игравшего Кощея, у Мальвины порвались колготки, а у светооператора снова сгорела лампочка справа от сцены… Я любила эту суету и ходила в драматический кружок со школы. Занималась на каникулах и иногда по выходным. И если раньше нравился сам факт выступления на публику — аплодисменты, грамоты от театра, вручаемые на школьных линейках, наивные мечты о карьере актрисы, то сейчас радовал сам факт причастности к чему-то общему, к чему-то важному…

Я знала, вот сейчас выйду на сцену и… забуду обо всем! Вживусь в роль своей кикиморы, на некоторое время поверю даже, что я вот такая и есть, что, действительно, как по сценарию, ворую маленьких девочек, держу их в своем болоте и воюю с положительными персонажами вроде Буратино!

Перед последним звонком шум в зале поутих — дети знали, что представление вот-вот начнется, а я в последний раз выглянула туда, к зрителям. Перед началом на несколько минут включали свет, и я очень надеялась, разглядеть, все-таки увидеть его! Но Захара в зале не было…

"Соберись! Выброси из головы все ненужные мысли! Жизнь продолжается несмотря ни на что! Ну и пусть! Ну и ладно! И пусть за Агнией бегает, сколько ему влезет!" — но, сколько не читала себе успокоительную мантру, обида и горечь сжимали сердце.

А потом занавес поднялся и началось. Буратино искренне и до слез страдал о пропавшей Мальвине. Потом решил идти на поиски любимой. Потом попал к Кощею в царство, узнал, что на горе за болотом, в глубокой пещере в золоченом ларце вместе со смертью Кощеевой хранится и карта к тому месту, где злодей прячет Мальвину. И отправился в пещеру через болото… А вот и мой выход!

Та-ак, игрушечное, но тяжелое ружье повесила на плечо, поправила армейскую фуражку на голове, подтянула сапоги, которые размеров на пять были мне велики и… набрав побольше воздуха в грудь, изобразив не лице самое свирепое выражение из возможных, шагнула на сцену.

Захар

То, что с Агнией я, кажется, опоздал, понял, когда вышел за нею и Аликом, отправляющимися в лес. Навстречу со второй своей пробежки возвращался Будда — и чего он сегодня так угробляется?

Я дураком никогда не был. Одного взгляда на девушку хватило, чтобы понять — она к нему неравнодушна! Замерла, долго не попадая железной щеколдой на воротах в паз, а глаза прямо-таки прикованы к нему. И ничего вокруг не видит больше — смотрит на Антона огромными своими синими озерами, вцепившись в ручку ворот, даже рот от восхищения приоткрыла! Потом, по мере его приближения, заметался ее взгляд, забегал по всем окружающим предметам, за меня, как за спасение ухватился, и я сказал:

— Ты знаешь, Агния, я, наверное, с вами не пойду. Мне в город надо ненадолго съездить, — а потом, нарочно отвлекая Будду, давая девушке передышку, крикнул ему. — Антон, можно тебя на пару слов!

Легкое сожаление не отпускало — все-таки понравилась девушка, все-таки успела задеть за живое! Но уже мчась на байке в Москву по практически пустой трассе, я думал о том, что никогда не встану на пути у Радулова. У кого угодно другого — запросто и без зазрения совести, но не у него! Я умел ценить добро. А столько добра, сколько для меня сделал Будда, даже родной отец не посчитал нужным сделать. Жилье, работа, учеба, спорт, понятное будущее с карьерой, с достатком, с делом, которое мне нравится — это все дал мне он. А кроме этого — саму жизнь дал! Не в том, извечном понимании этого слова, как отец дает жизнь сыну, а в другом — если бы не он, уже в подворотне какой-нибудь, пусть не там, не в гаражах, где он меня подобрал, так в другой какой-нибудь дыре, давно грохнули бы, прирезали или забили насмерть за воровство или еще по какой причине! Я умел ценить добро. За Будду любому глотку бы перегрыз, а уж между ним и женщиной вставать так тем более не собирался! Поэтому симпатию к Агнии следовало задушить в самом зародыше, чтобы даже мысли не возникало!

В первом попавшемся цветочном магазине ромашек не оказалось. Что хочешь бери! А вот ромашек нет! Понимая, что уже до назначенного времени осталось минут десять всего, забил по навигатору в телефоне маршрут до ближайшего цветочного, нарушая скоростной режим рванул в нужном направлении, и к театру прибыл с ромашками, но и с пятнадцатиминутным опозданием.

Паспорт потребовали на входе. Седая старушка с косой, уложенной гулькой на затылке, мельком взглянула на фотографию в нем, потом на меня — пристально, словно она подрабатывала в полиции на полставки. Потом сунула мой документ обратно в полукруглое окошечко своей кассы вместе с вложенным в него глянцевым ярким билетиком.

— А деньги? Сколько я должен?

— Ты, дружок, в билетик-то загляни — по пригласительному идешь!

Что это значит, я совершенно не понял, но и спорить не стал — слишком уж у бабули был воинственный вид. Не нужно денег — целее будут! Хотел было спросить, куда дальше идти — здание было огромное снаружи, а уж внутри, особенно для того, кто в подобном заведении оказался впервые, просто лабиринт какой-то! Но входная дверь внезапно приоткрылась, в нее протиснулся мальчишка в огромных очках и с… ромашками! Правда, букетик был поменьше, чем у меня… Бабуля ласково проворковала ему из-за окна, меняясь до неузнаваемости и удивленно кося на мои ромашки: