– Мама, стой! – девочка повернулась к матери и широко расставила руки, загораживая собой Евгения.
– Света, отойди от этого извращенца! – Женщина, красная от ярости, с нависшей на глаза прядью волос, замахнулась на Евгения тяжелой сумкой с продуктами. – Ты что здесь творишь, гад?!
Котенок опять спрятался, только теперь за ноги Евгения.
– Мама! – выкрикнула девочка и топнула ногой. – Ты будешь слушать? Он не извращенец! Он нашего Черныша с дерева снимал, а Черныш ему лицо исцарапал. Видишь? А я его платком протираю, для дезинфекции.
– Ой, простите, – как-то быстро остыла женщина, отбросила прядь со лба и опустилась на скамейку, вглядываясь в лицо Евгения. – Господи, это вас так наш кот? – спросила она, прижав руку к груди. – Подождите, я вас сейчас духами, – она полезла было в сумочку.
– Не надо, – остановил ее Евгений, – ваша дочь уже обработала.
Он полез в карман куртки, достал сигарету и, морщась от боли, закурил.
– Пойдемте ко мне, – предложила женщина, поднимаясь со скамейки. – Я вас посмотрю. Я медсестра.
– Спасибо, не надо. Все нормально. Кота держите, а то опять куда-нибудь залезет.
Девочка кинулась под скамейку и вытащила упирающегося Черныша. Тот ни в какую не хотел расставаться с Евгением.
– Если что, мы вон в том доме живем, сорок пятая квартира. – Женщина никак не решалась уйти, вертя в руках ридикюль и поскрипывая ручками тяжелого пакета. – Меня Леной зовут.
– Ничего не надо, благодарю… Елена.
– Ну, тогда… – она постояла, переминаясь с ноги на ногу. – Спасибо за котенка и… извините, что набросилась на вас. И за лицо тоже.
– Все в полном порядке. До свидания.
– До свидания, дяденька. Спасибо, – девочка вдруг подбежала к Евгению и чмокнула в здоровую щеку. – Это за Черныша. Пошли, мам?
– Пошли. – Елена, прижала к себе дочь, державшую на руках присмиревшего Черныша, взяла за руку ее брата и, кивнув Евгению, медленно удалилась. Она пару раз обернулась через плечо, потом скрылась за деревьями.
Евгений допил пиво, докурил и, подхватив куртку, побрел домой.
Соседи уже потеряли интерес к происходящему во дворе, и только Авдотья Никифоровна – вредная и пренеприятная особа преклонного возраста с первого этажа по прозвищу «Рупор гласности» – таращилась во двор из-за едва отогнутой в сторону занавески.
–Дватцать три – один – Центру.
– Центр на связи. Что у вас?
– Чудики свели «ЕМ» и «ЕТ». С «СТ» у «ЕМ» тоже был контакт.
– Чего и следовало ожидать. Как прошла встреча?
– Чистый цирк! Это надо было видеть.
– Посерьезней, Витольд! Носитель уже передан?
– Предположительно – да.
– Что значит «предположительно»?
– Непонятно что, собственно, искать, но поблизости вертится странный тип, вынюхивает что-то. Похоже, «хамелеон», а они просто так шебуршиться не будут.
– Подключите эшелон поддержки, пусть пощупают.
– Я, думаю, пока сами справимся. Кстати, мне тут Гарик подсказывает…
– Кто?
– Семенович, один из технарей видеофиксации. На записи углядели, как «ЕМ» подобрал что-то, похожее на карточку. Возможно, носитель.
– Вышлите запись, проанализируем. Что еще?
– «Гость» вертится поблизости. Прямого давления на «ЕМ» нет: ни физического, ни ментального. Было несколько легких коррекций поведения окружающих «ЕМ» объектов. Вышлю отчет вместе с записью.
– Хорошо. Продолжайте пассивное наблюдение за главными объектами. «Хамелеона» – в обработку.
– Слушаюсь…
Елена Топилина. Откройте, полиция!
Вода, журча, прозрачной извивающей струйкой лилась в ванну, взбивая белое покрывало пены. Довольный Алешка сгребал ее горстями, громоздил на голову, прилаживал на плечи, грудь и сдувал с ладоней. Пена невесомыми радужными хлопьями разлеталась в стороны, повисая на стенах, покрытых белым кафелем, и неспешно сползая вниз, не в силах удержаться на нем.
Елена, с улыбкой поглядывая на Алешку, намыливала дочери голову.
– Мам, а почему ты так долго сегодня? – спросила Светка, сильно жмуря глаза, чтобы мыло не попало в них.
– Так получилось, солнышко.
– А я ждала, ждала… Дядю жалко, – вспомнила она вдруг.
– Да, с дядей нехорошо вышло, – согласилась Елена.
– Ай, волосы! – вскрикнула девочка и зашипела. – Ну вот, мыло в глаза попало! – она принялась тереть глаза кулачками и пожаловалась: – Щиплет…
В коридоре раздалось пронзительное треньканье входного звонка.
– Промой пока водичкой, – сказала Елена, сбрасывая с рук пену и обтирая их о полотенце. – Кого там еще принесло на ночь глядя?
В дверь начали колотить и звонить одновременно.
– Да иду, иду! – крикнула она, выходя в коридор и прикрывая дверь в ванную комнату.
Трезвон прекратился.
Елена щелкнула замком и чуть приоткрыла дверь, выглянув в образовавшуюся щель.
За дверью стоял молодой усатый полный мужчина в форме полицейского с кожаной коричневой папкой под мышкой.
– Гражданка Топилина? – спросил тот низким хриплым голосом, предъявляя Елене раскрытой красную книжечку. – Лейтенант Филиппов.
– А в чем дело? – Елена открыла дверь пошире.
За дверью, чуть в стороне, обнаружился еще один – низенький, курчавый, но по «гражданке» – в серых брюках и белой клетчатой рубашке под кожаной курткой.
– Поступил сигнал от гражданки Нефедовой… – полицейский раскрыл папку и заглянул в бумаги. – Авдотьи Никифоровны. Нехорошо, Елена Вячеславовна, – сказал он, хмуря густые брови. – Нехорошо. Разрешите войти?
– Да в чем дело? – Девушка удивленно вскинула брови, отступая назад и впуская усатого в квартиру; за ним следом увязался гражданский.
Из-за стены выглянула старая грымза, как называла ее Елена, Авдотья Никифоровна. Старушка любопытными бегающими глазками заглядывала в квартиру, противно выпячивая вбок нижнюю губу.
– Почему вы не поставили в известность правоохранительные органы о насилии над вашим ребенком?
– Ка… – Елена сглотнула подступивший к горлу комок. – Какое насилие? Ничего не понимаю.
– Нехорошо, – повторил лейтенант, пристально глядя Елене в глаза. – Покрываете преступника, значит?
– Да какого преступника? О чем вообще речь?
Дверь ванной комнаты приоткрылась, и оттуда выглянула Светка: любопытная мордочка в пене, мокрые волосы сосульками свисают вбок, и с них ручьем на пол льется вода.
– Мама, Лешка там балуется! Вся вода на пол…
– А ну, кыш! – прикрикнула на нее Елена, обернувшись через плечо.
– Ой! – Светка шмыгнула обратно и захлопнула дверь. По коридору прошелся легкий ветерок.
– Это пострадавшая? – кивнул в сторону закрывшейся двери лейтенант.
– Да какая пострадавшая? Что тут происходит? Объясните мне наконец! – не выдержала Елена, всплеснув руками.
– Вот, Авдотья Никифоровна, – кивнул Филиппов на старуху. – Оказалась недавно свидетелем отвратительной сцены. Она утверждает, что некий, – лейтенант опять сверился с бумагами, – Евгений Максимович Молчанов приставал во дворе дома к вашей дочери, когда та гуляла одна.
– Вы с ума сошли! – Елена ошарашенно приложила ладонь к губам, широко распахивая глаза.
– Далее появились вы, – продолжал лейтенант, – и вступились за дочь, нанеся насильнику телесные повреждения.
– Да-да, – влезла вредная старуха. – Расцарапала ему усю морду, как есть.
– Авдотья Никифоровна, как вам не стыдно! – задохнулась Елена. – Да вы!.. Да… Не было ничего! Выдумывает она все.
– Так, нужно разобраться, – сказал лейтенант, озадаченно подвигав усами.
– А чего тут разбираться? – опять встряла бабка. – Дочка ейная вечно одна во дворе вертится. Никакого пригляду за ей. Чего хош случится. Не мамаша, а слово одно. Тьфу! Давно детёв пора куда надо определить, покамест собсем не зачахли. Как мужик ейный помер…
– Да как вам не стыдно! – у Елены задрожали губы, и на глаза навернулись слезы.