Стук вернул Евгения к реальности. Он заметил в правом окне незнакомое лицо с дряблыми щеками, покрытыми двухдневной щетиной, и опустил стекло.

– Шеф, проблемы? – спросил мужчина.

– Нет, все в порядке, – ответил Евгений, попытавшись улыбнуться. Он выключил аварийку и завел двигатель. – Спасибо.

Шофер козырнул и вернулся в кабину грузовика. Скрежетнула передача, двигатель взревел, и ЗИЛ унесся вперед, оставив за собой медленно тающее облако сизого дыма.

Проехав три обшарпанных кирпичных дома, школу и детсад, Евгений развернулся, проехал назад и свернул во двор своего дома. Парковочные места у его подъезда были заняты. Пришлось отогнать машину дальше, в конец дома, к мусорным бакам.

Заглушив двигатель и выбравшись из машины, Евгений поставил ее на сигнализацию и неспешной походкой, помахивая борсеткой, прошел к ларьку, выкрашенному в цвета родного российского флага.

Ларек был старый, сваренный из стальных листов. Краска на нем кое-где вздулась пузырями, некоторые из них лопнули, в прорехах бурой пеной проступила ржавчина. Левое стекло за лучами решетки расползлось кривой трещиной, и было заклеено широкими полосами скотча с обеих сторон.

За стеклом, сквозь плотный ряд бутылок со спиртным, лимонадами и сигаретами, виднелось одутловатое, с мешками под глазами лицо продавщицы. Лицо грустно жевало бутерброд с двумя кружками сервелата.

Евгений пошарил в борсетке, выудил пятьдесят рублей и сунул их в окошко.

– Два «Карлсберга», пожалуйста, – сказал он, аккуратно, чтобы не запачкать рукав, облокачиваясь на узкую подставку у окошка.

Продавщица, продолжая жевать, свободной рукой отсчитала сдачу, кинула монеты на плексигласовую тарелочку, покрытую сеткой царапин и криво прикрученную саморезом, и выставила перед Евгением две жестянки с пивом.

Евгений собрал монеты – столичная привычка не давать сдачу в руки (как будто это может кого-то оскорбить!), а кидать ее на тарелочку, с которой монеты приходится стягивать по одной, добралась и сюда, – рассовал банки по вместительным карманам куртки и огляделся.

Домой идти не хотелось.

Пройдя через полдвора, Евгений уселся на рассохшуюся и потемневшую от времени скамейку под молодой липой, достал жестянку с пивом, дернул за кольцо и быстро поднес банку ко рту.

Сделав пару глотков, он отставил банку в сторону, достал пачку «Винстон» и закурил. Курил Евгений мало, под настроение, и сейчас был как раз такой момент.

За спиной послышалось тихое шуршание опавшей листвы, как будто кто-то осторожно ступал по ней, стараясь при этом как можно меньше шуметь. Евгений обернулся через плечо.

Рядом со скамейкой, справа, стояла девочка лет восьми-девяти в поношенном клетчатом коротком пальтишке. Из-под пальтишка торчали две худые, словно палки, ноги в серых колготках со вздувшимися грязными коленками и разноцветных сапожках. С чумазого худенького личика на Евгения смотрели настороженные карие глаза.

– Ты кто, чудо, и откуда? – спросил шутливо Евгений, облокачиваясь на спинку скамейки.

– Светка, – шмыгнув носом, сказало чудо, теребя руками подол пальто. – Я в том доме живу, – она кивнула влево, не сводя с Евгения глаз.

– Светка-конфетка… Шла бы ты, Света, домой. Темно уже. Мамка, небось, волнуется, а?

– Нет, я ее как раз жду. Она за Алешкой в садик пошла, – с детской беспечностью выложила все как на духу девочка. – А я с Чернышом гуляла, а он на дерево залез, – она указала рукой на дерево, под которым сидел Евгений. – И слезать, проказник, не хочет.

Евгений задрал голову и посмотрел в указанном направлении. Сначала он ничего не увидел, но потом в остатках желтой листвы, на нижней толстой ветке, различил небольшое темное пятно и две светящиеся бусины кошачьих глаз.

– Дяденька, вы не достанете его, а? – и, видя сомнение в глазах Евгения, жалобно, просительным тоном протянула: – Ну, пожа-алуйста.

– О-хо-хо, – Евгений еще раз посмотрел на дерево, потом на девочку.

Лезть на дерево ему совершенно не хотелось, но ведь эта пигалица явно не оставит его в покое.

Нехотя стянув куртку, Евгений забрался на спинку скамейки, упираясь в ствол липы руками. Котенок теперь был в метре над ним и чуть ближе к стволу. Он всем телом прижался к ветке, поджал хвост и круглыми глазами наблюдал за Евгением.

– Кис, кис, кис, – позвал тот, протягивая руку к котенку. Котенок отодвинулся чуть назад, распластался на ветке, вытянув шею, и еще больше округлил глаза. – Иди сюда, киса!

Евгений привстал на носочки и, дотянувшись пальцами до ветки, дернул ее. Ветка закачалась. На Евгения посыпались листья и мелкие веточки. Котенок вцепился в ветку острыми коготками и втянул голову, а девочка серебристо засмеялась, прикрывая грязной ладошкой рот.

– Очень смешно, – буркнул Евгений, стряхивая с волос сор. – Ну-ка, черный, давай слазь! – Он опять дотянулся до ветки и потряс ее. Котенок начал сползать вбок, судорожно пытаясь удержаться на ходящей ходуном ветке.

– Ой, дяденька, осторожней! – испугалась Света.

– Может, тогда сама попробуешь? – зло спросил Евгений, оборачиваясь к девочке и продолжая изо всех сил трясти ветку.

Стоять на носочках на узкой доске было неудобно.

– Ой, сейчас упадет! – вскрикнула девочка.

– Я? – пошутил Евгений.

– Нет, Черныш, – девочка не оценила шутку, всерьез переживая за котенка.

– Тогда лови, чего стоишь-то?!

Девочка подбежала к дереву и, задрав голову, растопырила руки.

– Ловлю!

И тут, болтавшийся вниз головой Черныш, соскользнул с ветки, извернулся в воздухе и с перепугу вцепился в первое, что подвернулось под лапы.

Подвернулось лицо Евгения.

Тот взвыл нечеловеческим голосом, оступился и полетел на землю. Грохнувшись спиной на кучу листьев, Евгений катался, подвывая от нестерпимой боли и пытаясь отодрать от лица очумевшего от страха котенка.

– Черныш, дурак! Отпусти, слышишь! – девочка где-то раздобыла прутик и хлестала им по котенку, но все больше попадала по рукам Евгения. – Отпусти, кому говорю! Черныш!

Из окон поблизости начали осторожно выглядывать люди, прижимаясь лицами к мгновенно запотевающим стеклам, но в темноте, за кустарниками и деревьями, ничего не было видно.

Котенок наконец пришел в себя и сиганул под скамейку, где свернулся клубком и затих.

Евгений приподнялся, поджав ноги, и сел. Потом медленно поднялся с земли. Девочка помогла ему, поддержав под локоть, и проводила до скамейки.

Евгений ощупал лицо, поморщился от боли и посмотрел на руку – та была вся в крови. Лицо щипало и чесалось.

– Ой, дяденька, вы весь в крови! – вскрикнула девочка, прижимая ладошки к своим щекам.

– Спасибо, я в курсе, – проворчал Евгений, вытягивая двумя пальцами платок из кармана брюк. – Хорошо еще глаза целы.

Из-под скамейки выглянул любопытный Черныш.

– А все ты! – злобно рыкнул на него Евгений, встряхивая платок, чтобы тот развернулся. – Чего вылупился, собака бешеная?

– Это котенок, – сказала девочка. Евгений закатил глаза и только вздохнул. – Дайте я, – протянула девочка руку.

Евгений отдал девочке платок.

– Смочи из банки, – сказал он. – Нет, погоди!

Подняв банку и сделав три больших глотка, он обильно смочил пивом подставленный девочкой платок.

– Дезинфекция, – сообщил он, чуть наклоняясь вперед. – Только осторожно.

– Уберите руки, они у вас грязные, – серьезно сказала девочка и принялась аккуратно промакивать платком сочащиеся кровью царапины на левой щеке, на лбу и на носу.

Евгений сильно стискивал зубы и шипел.

Черныш, осмелев, выбрался из-под скамейки и, урча, терся об ногу спасителя.

– Эй! – разнесся вдруг по двору женский крик. – А ну, урод, отпусти ребенка! Я же тебя сейчас!..

Евгений отодвинул Светкину руку в сторону и выглянул из-за ее плеча.

К ним через весь двор наперерез неслась разъяренная наседка в человеческом обличии. За ней бежал мальчишка лет пяти-шести.

– Да что же за день-то сегодня такой, – простонал Евгений, качая головой.