Детей Рита не хотела. Ни тогда, ни после. Она была не расстроеной и совершенно спокойной, а потом сказала, что это даже к лучшему. Рано ей становится матерью. Я списал это на шок, а через неделю, когда Риту уже выписали, нашел в ее тумбочке снимок УЗИ. Она знала, что беременна, пила вино, отдыхала и молчала.                                                            

— Так о чем ты хотел поговорить?

Рита отвлекает меня от воспоминаний, которые появляются каждый раз, когда я приезжаю к ней и захожу в квартиру. Ностальгия это, что ли.

— Сделаешь мне кофе?                                                             

Я не выспался. Гнал сюда, чтобы поговорить о разводе.

— Ты знаешь, где кофемашина, — Рита пожимает плечами и, виляя бедрами, идет на кухню.

Она красивая женщина. Высокая, стройная, с идеальными чертами лица. Я долго не мог понять, когда так сильно успел к ней остыть. Мы поговорили о том, что случилось, она привела доводы, почему нам рано иметь ребенка, и я даже согласился. Были попытки вернуться к нормальной жизни, которая была до всего случившегося.                                                            

Не вышло у нас, потому что вдруг оказалось, что стараюсь только я, а ей это и не нужно вовсе.

На кухне, как и всегда, бардак. Гора немытой посуды, остатки яичницы, прилипшие к сковородке. Рита никогда не была примерной хозяйкой, поэтому у нас была домработница. Насколько я знаю, она приходит к Рите до сих пор.                                                            

— Карина заболела, — поясняет Рита, когда я вопросительно на нее смотрю.

Кофе больше не хочется. Как и разговаривать. Я теряюсь в этой квартире каждый раз, когда приезжаю. Рита вводит меня в ступор своими словами и действиями. Вот и сейчас она садится на стул, закидывает ногу на ногу и смотрит на меня, не обращая никакого внимания на бардак, что творится на ее кухне.                                                            

— Расскажешь, что с тобой происходит?

— А что не так? — она искренне удивляется и смотрит на меня в упор.

— Это всё, — обвожу взглядом кухню, на которой всегда царила чистота. По крайней мере, я действительно недооценивал работу Карины, когда мы жили вместе.

— Я уже сказала, что Карина заболела.

— И ты не можешь убраться сама?                                                            

— Послушай, если ты пришел читать мне нотации, то можешь уходить. Я не собираюсь это слушать.

Рита уходит в комнату, которая когда-то была нашей спальней. Хлопает дверью, а я вместо того, чтобы уйти, мою себе чашку, чтобы сделать кофе. Незаметно для самого себя, вымываю всю посуду. Взрослый, мать вашу, мужик за тридцать моет посуду в квартире, которая давно стала ему чужой.

Рита выходит из спальни через час. Как раз когда я стою с чашкой черного кофе в руках.

— Знала, что ты не сможешь устоять, — она улыбается, обнажая ряд идеальных виниров. — Ты всегда любил чистоту.                                                            

— Я приехал поговорить о разводе.

Она замолкает, вскидывает голову. Улыбка сходит с ее лица, а в глазах появляется панический ужас. Мы никогда до этого дня не говорили о разводе. Ни разу. Меня все устраивало. Я жил в другом городе, встречался с женщинами и раз в три месяца приезжал к ней. Между нами давно ничего нет. Ни отношений, ни любви, ни секса.

Все сошло на нет после того, как она потеряла ребенка, когда знала о беременности и продолжала посещать танцы, несмотря на то, что гинеколог запретил. Я не смог этого понять, поэтому уехал. Все совпало с открытием нового филиала в столице. Я переехал, а она осталась. В мои редкие приезды мы делали вид, что у нас все хорошо: пытались разговаривать, смотреть фильмы, готовить вместе.

— И как же ее зовут?                                                            

— Кого?                                                            

— Ту, из-за которой ты со мной разводишься, Рома.

Ее зовут Соня, но Рите об этом знать не обязательно. Я сам себя ненавижу за то, как поступаю. Нам стоило бы развестись раньше, поставить жирную точку в наших отношениях. Закончить все раз и навсегда.                                                            

— Послушай, Рита…                                                            

— Нет, Ром, это ты послушай, — она нервно достает телефон, что-то нажимает, после чего тычет мне его в лицо.                                                             

На экране видео, на котором я готовлю на этой самой кухне. Улыбаюсь, прошу ее не снимать, потому что не люблю этого. Это было полгода назад, когда я приезжал сюда в последний раз.

— Что это?                                                            

— Мои сторис, — она улыбается. — Я как дура выкладываю их, создаю иллюзию семейной жизни, которой у нас давно нет.                                                            

Мы пытались раньше. Давно, но пытались вернуть нашу семью обратно. Полгода назад, когда было снято это видео, мы пошли дальше обычного. Не разговаривали об этом, но Рита всячески меня провоцировала: крутилась вокруг в коротких шортах, демонстрировала глубокое декольте. Мы попробовали тогда, но нихрена у нас не вышло. Точнее, у меня. Я так и не смог переспать с ней. Остыл и уехал, бросив напоследок, что в следующий мой приезд привезу документы на развод. Сохранять нам было нечего.                                                             

— Ты права, Рита. Никакой семейной жизни у нас с тобой давно нет, — говорю твердо. — Пора расходиться.                                                            

— Я не дам тебе развод.                                                            

Я вздыхаю. Хотел ведь по-хорошему, поговорить, объяснить. Хотел, чтобы она поняла, но теперь понимаю, что так не получится.

— Ну, Ромочка, — она подходит ко мне вплотную, тянется, чтобы обнять за талию, жмется ко мне. — Не бросай меня, пожалуйста. Не бросай. Я ведь все для тебя, слышишь, все.

Она запускает руки под мою футболку, тянется ими к ремню на брюках, а потом опускается на колени. Когда-то давно я хотел, чтобы она хоть один раз сделала что-то подобное, но сейчас становится противно. Я резко поднимаю ее на ноги, застегиваю ремень, который она уже успела с меня стащить и усаживаю ее на стул. Она разбита и растерянна, а я чувствую себя мудаком, который позволил себе влюбиться в другую, пока был женат.

— Ты что, не понимаешь? — встряхиваю ее. — Мы три года уже в разводе, пора сделать это официально.                                                            

— Я люблю тебя! — выкрикивает она, пытаясь встать.

— Три года назад, когда забеременела от моего партнера по бизнесу, тоже любила?

Она ошарашенно на меня смотрит, сглатывает, мотает головой. Не пытается отрицать очевидное.

— Давно ты знаешь?                                                            

— Он сказал мне, когда делили компанию. Шепнул на ушко по секрету.

Слово “жена” врезается в меня острым кинжалом. Я задыхаюсь от острой давящей боли в груди и с трудом делаю вдох. Рома что-то говорит, но слов я не разбираю. Какая разница, что именно он говорит после заявления о наличии жены. Это вообще имеет значение?

Он женат. У меня были свободные отношения с женатым. Стоит ли говорить что-то еще? Думаю, чтобы поставить диагноз достаточно. Я даже мысленно прикидываю, сколько денег отдам своему психологу, сколько будет приемов и убеждений, что все не так плохо, как я себе придумала.

Наверное, все и правда неплохо. Начинали мы с отношений, которые ни к чему друг друга не обязывали. У меня никого не было, у него… тоже. Я напрягаю память и понимаю, что на мой ответный вопрос, есть ли у него кто-то, он ответил нет.