- Давай с этим быстрее заканчивать, - воровато оглядываясь, полушепотом поторопил Калин и потянул вялое, словно тряпичное тело Киры за руки.

- Нет, братишка, сначала хороводы вокруг нее поводим… - ухмыльнулся Апатон.

- Совсем спятил?! – с ужасом прошипел его брат. – Я в этом участвовать не буду!..

- Я, вообще-то, пошутил, придурок, - он подхватил девушку подмышки и прислонил к оторопелому и все чаще озирающемуся Калину, - придержи-ка, - присев, взял под колени и, взвалив ношу себе на плечо, выпрямился и зашагал в сторону от тропы. Оскальзываясь и хватаясь свободной рукой за ветви деревьев, он чертыхался, а брат просил его быть потише. Вскоре процессия скрылась за вязью голубовато-прозрачных ветвей и стволов, очертания которых терялись в завесе сыплющейся с неба колючей крупы.

На тропе остался скрученный в трубочку обрывок желтоватой бумаги. Всего через несколько минут его извлекли из снежной каши длинные нервные пальцы мужчины в черном. Он спланировал сверху вслед за опустившимся на толстую голую осиновую ветку беркутом. Маг не обращал внимания на холод и мерзлые осадки. Пиджак на распашку, под ним только тонкая черная сорочка. Обернулся, осмотрелся, наклонился за запиской. Повертел находку. На ней не было ни единого слова.

Северус поднес бумагу к своему длинному носу и нахмурился:

- Нарколениум, - артикулировали тонкие синюшные губы. Полоснул опалово-черными глазами по округе. Взмахнул узкой кистью над клочком бумаги, превращая его в мерцающую красным огнем пыль. Осторожно дунул. Часть пылающего порошка поднялась в воздух и осела, очертив множество следов и бесформенное пятно посреди тропы. Шагнул к нему, подул еще раз. Следы свернули с дорожки в чащу. Северус пошел туда же.

Порошок вскоре закончился, а те, кого он преследовал, передвигались по лесу аккуратно со знанием дела. Ветвей не ломали, следы же, которые крупа и так долго не хранила, судя по всему, заметали. Вот когда пригодилось бы обоняние анимага, но Снейп им не обладал и остановился в смятении. Какой еще найти ориентир, чтоб привел к Кире? То, что это ее усыпили зельем, разработанным им самим же во времена бурной юности, когда обиженного, озлобленного молодого зельевара угораздило выбрать неверный путь, он не сомневался. Полжизни он исправлял ошибки тех неполных двух лет. Всех не исправил и не исправит уже. А отголоски его достижений звучат не только в памяти и словах недоброжелателей, а приобретают иногда и вполне материальную природу. Как это зелье, использованное против той, которая смогла закрыть пустоту, зиявшую в его душе почти столько же, сколько он себя помнил. Сердце сжималось и, казалось, втягивало в себя диафрагму. Он не мог потерять Киру. Только не ее… Кому помолиться? Мерлину? Глупо. Богу? Услышит ли?

Звук выстрела докатился по гулкому морозному воздуху как ответ судьбы. Потом еще один. Недалеко, на расстоянии не более километра, стреляла Беретта.

========== Поиск ==========

Первым вернулось ощущение собственного тела. Давление на живот мешало дышать. Пустое, теперь уже серое, пространство медленно, тошнотворно вращалось и дергалось. Из зыбкой вязкости вынырнула и поплыла первая дрейфующая мысль -обрывок мысли, который не сразу смог облачиться в слово: «Где?». Тяжесть. Тягучесть. Муха в патоке. Голова налита свинцом. Переполнена им. Замутило. Руки, ноги — тяжелые маятники. Низ нашелся. Пошевелить пальцами — не слушались. А, вот, что-то получилось, и сразу тысяча ледяных игл впились в чуть дрогнувшие фаланги, и ноющая боль, одновременно напоминающая щекотку, потянулась вверх. Наползли звуки, низкие, вытягивающиеся, как черви. Мерзкие скользкие черви. Холодно. Страшно.

«Все испытывают страх. Но сильные ему не поддаются».

«Папа? Кажется, я подвела тебя. Но что же случилось? Что?..»

«Одержима… Не может руководить…» Мерзлые капли стекают за шиворот.

«Покинуть лагерь!»

«Когда он успел стать таким?»

«Кира, можно тебя на минуту?» — улыбка, напряженная, неискренняя.

На лице брызги. Лед под щекой. Небо. Клякса. Бертран. Северус! Не дать себя унести. Очнуться! Быстрее.

Звуки обрели резкость. Это голоса. Слов не разобрать. Напрягла слух. Очистила разум, как он учил.

— Мы свое дело сделали, — Апатон говорил глухо и зло. — Договор выполнен. Так?

— Так, — голос отвечающего хриплый и липкий. Невыносимо несет падалью. — Вначале я должен убедиться, что это она.

— Смотри.

Мгновение невесомости, и тупой удар отдался болью в локте и бедре. Кира сдержала стон.

— Убери волосы с ее лица.

Холодные пальцы мазнули по переносице и щеке. Рано открывать глаза. Что-то продолговатое давит на спину, от поясницы и ниже. Ствол. Беретта! Горе-похитители даже не додумались обыскать. Похоже на ликование. Рано.

— Она, — удовлетворенно просипел заказчик. — Закиньте ее мне на спину и можете быть свободны, — замогильный голос плеснул снисходительным презрением.

Чужие руки подхватили под мышки. Успела почувствовать запах пота, злости и страха, услышала глухое рычание, перекатывавшееся в груди предателя. Пора.

Резким движением бросила руку за спину. С координацией плохо, но оружие выхватить удалось. Только бы не выронить! Предохранитель. Выстрел в плотную ткань зимней камуфляжной куртки. Звук глухой, как сквозь подушку.

Потрясенный стон боли и удивления. Апатон отшатнулся, но его пальцы судорожно вцепились в добычу. Еще один выстрел. На этот раз оглушительно громко.

Пальцы разжались. Кира сделала пару шагов назад, но, так и не найдя равновесия, упала на пятую точку.

— Апатон! — рядом прокатился надрывный и сдавленный возглас Калина.

Фигуры плыли перед глазами. Бывшие соплеменники. Один склонился над другим. Зловонная туша кентавра опаснее. Выстрелы разорвали воздух и вонзились в барабанные перепонки, а он продолжил движение. Руки тряслись и зрение подводило, но не настолько, чтоб она промазала с трех, двух, одного метра.

— Невозможно убить того, кто уже мертв, детка, — ухмыльнулся кентавр-зомби, и копыто с силой впечаталось в ее колено.

Ослепляющая боль докатилась чуть позже, чем хруст костей. Кира рванулась и зарычала сквозь рвущийся из горла крик. Сжала зубы, прицелилась в голову. Судя по тому, как дернулась патлатая грива, попала. А в следующую секунду пистолет был выбит из ослабевшей руки. Отталкиваясь одной ногой, волчица постаралась уклониться от тянущихся к ней гнилых рук — под ошметками кожи влажно чернели мышцы — и дотянуться до оружия. Она не принимала решения биться до конца. Оно просто подразумевалось.

Мертвая голова кентавра, на которой жили только чужие светящиеся красным глаза, напряженно вскинулась, обдав строптивую и неугомонную пленницу тяжелой волной запахов разлагающейся плоти. Кира только заметила, как прищурились изъеденные гнилью веки. На одно из них нехотя наползал черный студень из пулевого отверстия, зияющего повыше брови. А дальше за мельканиями копыт взметнувшейся и опрокидывающейся в воздухе туши уже было не разглядеть лица.

Глаз еще хранил след красного луча надежды, а родная теплая рука уже легла на ее плечо.

— Потерпи.

Хотелось немедленно вцепиться, вжаться в него, спрятаться в его надежности и заботе, но Кира сдержалась. Кивнула.

— Я в порядке.

Из поломанных кустов донесся треск веток и скрип. Копыта, царапая лед, нащупывали опору. На том месте, где недавно Калин причитал над Апатоном, осталось только алое пятно, и такая же дорожка потянулась к непролазным зарослям дерезы. Северус остановился в двух шагах впереди Киры и поджидал, пока поднимется во весь рост одержимое нечистью тело. Его лица волчица не могла видеть, но вся фигура выражала с трудом сдерживаемую ярость.

— Мертвого невозможно у… — ехидно усмехаясь, заговорил кентавр.

В невербальной бомбарде взлетела рука, сжимающая палочку.

Разлетелись на десяток ярдов, повисли на обледенелых ветвях зловонные куски падали: кожа, мышцы, внутренности. Кира рефлекторно закрылась рукой, но ни одна капля гнилого мусса ее не коснулась, остановленная защитным куполом.