Он увлекся. Говорил о тлетворности гедонистического мировоззрения, привнесенного из мира магглов и уже пустившего ростки в магическом. И об уродливости политических отношений, рождающихся от попыток бездумного переноса демократических принципов на сословное общество волшебников. Приводил примеры. Таким образом незаметно для себя Волдеморт избавился наконец от чувства легкого опьянения в голове и томительного напряжения в теле, с которыми тщетно боролся с начала разговора.

Лили слушала, и ее лицо выражало то ошеломление, то задумчивость, то протест. Время от времени открывала рот, но перебить ни разу не решилась. Только когда Волдеморт закончил и, склонив голову набок, дал понять, что готов выслушать возражения, она осмелилась задать, по-видимому, один из главных своих вопросов:

— Но что мешает волшебникам возражать? Магглорожденных не так много, чтобы диктовать свою волю.

— С учетом полукровок не так уж и мало, на самом деле. И потом, я уже говорил, демократические принципы работают не всегда. Инновации нередко выглядят привлекательными на первый взгляд. Особенно для молодежи. А людей, способных трезво оценивать перспективы, в любом обществе мало.

— И поэтому нужно…

— Натурализация, — перебил он. — Магглы называют это так. Прежде, чем новый член общества получит всю полноту прав, он должен полностью сжиться с ним, прочувствовать и понять.

— Но ведь вы и убиваете! — было похоже, что она сама испугалась собственной дерзости, но взгляд не опустила. Решила идти до конца.

— Идет война, мисс Эванс, — резко подаваясь вперед и невольно переходя на интонации, напоминающие парселтанг, парировал он. — Убивающие проклятия летят с обеих сторон.

— Но начали эту войну вы, — почти шепотом ответила Лили и с нескрываемым ужасом воззрилась на срывающегося со своего места Волдеморта.

— Когда исчерпал все иные средства! — он завис над пленницей, схватившись за углы высокой спинки кресла. Полы черной мантии сомкнулись, как черные крылья. — Ситуация зашла слишком далеко, чтобы ее можно было исправить легальными способами. Но все разрешилось бы быстро и малыми жертвами, если бы у прогнившего министерства не нашлись преданные сторонники.

В зеленых глазах отразилось искаженное яростью лицо. Волдеморт замолчал и медленно отстранился. На мгновение он прикрыл веки и выдохнул. Потянул плотный ворот мантии.

— Кажется, я напугал вас, — негромко сказал он. — Мне жаль. Не беспокойтесь, у меня не было и нет цели причинить вам вред.

Мысленно усмехнувшись тому, что и сам почти поверил в только что сказанное, он скользнул рукой в складки широкой мантии.

— Вы не пленница и не заложница. В доказательство — вот ваша палочка.

Положив палочку перед совершенно растерявшейся владелицей, он отошел к раскрытому окну. Солнце уже чиркало по верхушкам далеких холмов. Ветер стал заметно прохладнее. Он помог унять жар, но дышать легче не становилось.

Напасть, сотканная из лучей зеленого света, за время разговора разрослась так, что давила на грудь.

Темный лорд тяжело вздохнул. Вложив в руки враждебно настроенной ведьмы оружие, он стоял, повернувшись спиной, и с болезненным вниманием ждал ее дальнейших действий.

Опасности эксперимент не представлял. Ментальную защиту применить Лили не попыталась ни разу, из чего Волдеморт сделал вывод об отсутствии у визави даже минимальных навыков окклюменции. Он без труда установил ментальную связь и ценой небольших усилий сохранял ее даже без зрительного контакта. Все мысли и порывы «гостьи» были ему открыты.

Использовать шанс и уничтожить потерявшего бдительность врага — такая идея промелькнула по краю ее сознания, но не успела оформиться в намерение. Внутренне содрогнувшись, Лили ее отмела. А самое интересное заключалось в том, что не жестокость расплаты, неизбежной в случае неудачи, остановила ее. И не предосудительность подлого и трусливого удара в спину. Нет. Кажется, она просто не желала смерти Темного лорда. Забавно. Только и всего. И никакого трепета за грудиной нет, это лишь… Он не додумал.

— Но для чего я здесь? — «гостья», трезво оценив шансы на успех в случае попытки бегства, решилась о себе напомнить. — Зачем вы говорили мне… все это? — не дождавшись скорого ответа, она поднялась с кресла и принялась строить предположения. — Вы хотите, чтобы я передала кому-то ваши слова? Журналистам? Дамблдору?

Усмехнувшись, он покачал головой.

— Такого рода планы, если бы в них был смысл, я осуществил бы и без вашей помощи, — он резко обернулся и порадовался тому, что, стоя спиной к свету, представляет для собеседницы черный силуэт с практически не различимым выражением лица. С отблесками заходящего солнца в волосах грязнокровка, Мордред бы ее побрал, выглядела чертовски привлекательно. А ее вопросы звучали весьма уместно. Спектакль нужно было заканчивать. — Я хочу, чтобы вы перешли на мою сторону и вошли в ближний круг, — слова прозвучали намного жестче, чем следовало.

Девушка, попятившись, мелко замотала головой, залепетала невнятно:

— Н-нет. Я не могу. Я… — натолкнувшись на стол, она остановилась. — Я магглорожденная! Ваши…

— Это не имеет значения, — отчеканил Волдеморт. — Я могу лично составить вам родословную, и никто не посмеет в ней усомниться.

— Не понимаю, — вцепившись пальцами в массивную столешницу, она, сгибаясь в поясе, подалась вперед. — Зачем я вам?! Мне удается самолевитация… и беспалочковая магия… Но как баловство — не более. Я не сильна в боевой магии!.. Я…

— Довольно! — властный тон сработал и пресек начинающуюся истерику на корню. А дальше Темный лорд добавил очень мягко: — Подойдите ко мне, Лили.

Издевательски пристально наблюдая за каждым нетвердым шагом приближающейся добычи, он испытывал целый букет острых, болезненно-противоречивых чувств.

Ее внутренняя борьба. Этот ощущаемый даже через густую пелену страха и видимость осторожного подчинения стержень. Его так и тянуло опробовать на прочность, трансформировать жесткость в податливость. Хотелось и дальше с тягуче сладостным предвкушением наслаждаться смятением в зеленых глазах, не спеша, шаг за шагом приближая момент осознания ею всей полноты его власти. Это удовольствие так хорошо знакомо.

Но вместе с тем до дрожи, до остановки дыхания хотелось обнять, утешить, заверить в своей готовности защитить ее от любой угрозы. Даже в лице самого себя. Что за Мордредово наваждение?

— Прекрасный вид, не правда ли? — вновь поворачиваясь лицом к пустоши, с улыбкой заметил он. — А запах! Вам нравится, как пахнет вереск? — полностью сбитая с толку пленница ответила потерянным взглядом. Он и сам слышал себя словно со стороны и поражался. Дальше — больше: — Вам знакома сказка про Красавицу и Чудовище?

— Ваш интерес к маггловской литературе простирается до сказок? — севшим голосом попыталась иронизировать «гостья», а в глазах, кажется, мелькнуло понимание.

— В этой части моя осведомленность имеет вполне прозаическое объяснение. Нам читали эти сказки в приюте, — теперь его потянуло на откровенности.

— В приюте? — она вскинула брови домиком.

«Еще пожалуйся на обездоленное сиротское детство».

— Да, я вырос в приюте. Впрочем, это неважно. Так что вы думаете о той сказке?

Лили невидящим взглядом уставилась в пространство прямо перед собой, грудь ее тяжело вздымалась, а пальцы судорожно цеплялись за оконную раму. Главную партию в мелодии ее чувств играл страх, но все же это не было соло.

— У Чудовища было доброе сердце, — сипло выдавила она.

— Разве? — игнорируя подкатившую к горлу горечь, он вопросительно повел бровью. — Насколько я помню, оно было холодным и злым, пока любовь Красавицы не растопила его.

Резко обернувшись, она впилась в него затравленным взглядом.

— Да, вы все правильно поняли, — слова, как удары молота о наковальню. — Вы мне нравитесь, Лили. Больше, чем какая-либо другая женщина, — либо так, либо он, гриндилоу дери, еще падет до просьб и обещаний. — Остальное не имеет значения.