Ответа ждать он не хотел, предпочел все узнать, как есть, без лжи и недомолвок.
Незамедлительно вторгся в сознание и наткнулся на собственный взгляд. Ее чем-то впечатлили его глаза. «Выразительные» и «умные» — мило. Новый памятный след: он сощурился от яркого света, упавшего на лицо, а она разглядела: «глубокие… прозрачные». Акцент на ресницах, подсвеченных солнцем, и вдруг… «Добрые?..» Вот это точно неожиданно, но, черт его возьми, приятно. Другие пусть боятся и трепещут, а ей можно. И прикоснуться к волосам он бы позволил, хоть она и самой себе не призналась, но он-то видел не только мысли. Да все, что ей хотелось, было б можно. Ради нее он и чертову программу бы, наверное, пересмотрел, если бы только… Нет, недопустимо так смягчаться, тем более, не получив еще ответа. Он пока слишком мало посмотрел. Он двинулся дальше.
Да, представления о персоне Темного лорда в сознании «гостьи» явно заиграли новыми красками. В почти однотонное доселе полотно, сотканное из страха и ненависти, теперь вплетались элементы удивления, уважения, сочувствия, мерцающей нитью вилось восхищение и даже стежки сексуального влечения мелькали в причудливом узоре. Но все меркло на фоне того, что девчонка была без памяти влюблена в вихрастое недоразумение в круглых очках и намеревалась хранить ему верность.
Отказ закономерно привел в ярость.
— О, я вижу, у вас уже есть избранник, — окидывая вжимающуюся в стену девушку высокомерно-презрительным взглядом и растягивая губы в кривой ухмылке, медленно проговорил Волдеморт и неспешно двинулся в сторону жертвы. — Что ж, надеюсь, родители научили его делиться? — поинтересовался он, не спеша расстегивая мантию и упиваясь отчаянием, которое вперемежку со стыдом заполняло зеленые глаза. — Впрочем, если умный, то сочтет за честь.
Петля магического лассо швырнула пленницу, из последних сил пытающуюся не поддаваться панике, в объятия монстра.
— Нет! — сдавленно взвизгнула Лили и, когда жалкая попытка оказать сопротивление с помощью магии потерпела крах, уперлась локтями в его грудь.
— Нет? — рассмеялся он, презирая себя за ноющую боль, стеснившую дыхание, обнял дрожащую девушку одной рукой, а другой приподнял подбородок. — Куда же подевалось ваше благоразумие, мисс Эванс? Или вы уже не думаете, что находитесь полностью в моей власти?
— Это не одно и то же! — она отчаянно старалась сдержать слезы. — С моим телом вы можете сделать, что угодно. И даже волю подчините при желании. Но душа моя никогда вам принадлежать не будет.
Он сдавил ей горло. Он должен был добиться покорности. И добился бы, если б не предательская слабость и тошнота. Глаза застили мерцающие пятна. И тело, которое и так в самый ответственный момент начало стремительно терять необходимый настрой, наконец, окончательно отказалось принимать положенный трофей.
Волдеморт оттолкнул свою жертву, так что она не удержалась на ногах и упала. Оставляя вытертый след на пыльном полу, кинулась быстро отползать спиной вперед, не рискуя выпустить мучителя из вида. Но, когда в его руках появилась палочка, остановилась. Омертвевшую тишину нарушало только ее рваное дыхание и слабый писк мышей в подполье. Сухие глаза заблестели надеждой на скорый конец. Вряд ли она в тот момент сполна осознавала, что такое смерть, но боялась ее точно меньше, чем поругания.
— Сейчас я на одну минуту сниму антиаппарационный купол, и за это время следа твоего здесь не останется.
Несмотря на то, что при звуках его необычно глухого голоса, лицо пленницы выражало только полное непонимание, указание она выполнила четко. И минуты не прошло, как он остался один в сгущающихся сумерках, в поднятом аппарацией облаке пыли, забившей ноздри, с тяжело бухающим сердцем и вопросом. Какого Мордреда он ее отпустил? Хорошо хоть Обливиэйтом окатить успел.
Комментарий к Часть 3
<tab>1) Фраза: «I disapprove of what you say, but I will defend to the death your right to say it», — впервые появилась в книге-биографии Вольтера: Evelyn Beatrice Hall. The Friends of Voltaire. 1906.
========== Часть 4 ==========
В тот полный разочарования — прежде всего, в собственных действиях — вечер Темный лорд подчистил память еще и Гойлу. Так, на всякий случай. Потом несколько дней промучился в попытках извести или хотя бы уменьшить беспокойный сгусток кристаллизованного зеленого света в душе.
Конечно, меры он предпринимал и раньше — сразу, как обнаружил непорядок. Он знал многие способы очищения души и разума от всего лишнего. Зелья. Ритуалы. Но против крохотного поначалу уголька все оказалось бессильно. Даже консультации с иноземными колдунами-знахарями — хранителями секретов древней колдомедицины — ничего не дали. Проклятий нет. Болезней нет. Магический фон неспокоен из-за внутреннего конфликта. «Душу твою тревожит очаг непривычной для нее светлой силы». Да, глаза просто открыли. Спасибо. Тогда, в семьдесят пятом, он в итоге решил отпустить проблему. А что еще оставалось? К тому же дискомфорта уголек не доставлял. Были основания надеяться, что как появился внезапно, так сам собой и рассосется.
Не рассосался. А после каждой встречи с объектом одержимости вырастал и причинял все больше беспокойства. Новый виток борьбы с частью самого себя, начатый с большим энтузиазмом, закончился ничем. Волдеморт опробовал массу новых рецептов, лишился волос. Все без толку. Кристалл продолжал безжалостно слепить его внутреннее око сверкающими гранями и посылать лишающие покоя мысли о Лили Эванс.
Нашлось одно единственное спасение — ментальная магия. Проведя сеанс глубинной автолегилименции, спрятав кристалл в глубинах подсознания и укрыв его прочной окклюментной ширмой, тщательно зачистив все воспоминания о роковой грязнокровке, Темный лорд вернулся в рабочее состояние. И пребывал в нем, пока в воспоминаниях зельевара снова не увидел ее.
«Мать Избранного, — думал Волдеморт, тяжело опираясь на края думосброса. — Что ж, это многое объясняет».
Провидение вступило с Темным лордом в игру задолго до рождения Избранного. Провидению, а не грязнокровой девчонке, он обязан бессонными ночами и сомнениями в собственных силах. Но теперь он узнал, кто враг.
А вызовы бросала все же она. Причем ровно три. У Провидения четкая бухгалтерия.
Гарри Поттера, а, если понадобится, и его мать — орудие Рока против Темного лорда — предстояло уничтожить. Иначе никак.
*
— Только не Гарри, не Гарри, пожалуйста, не Гарри! — от ее криков грудь разрывало ослепляющей болью.
— Пощадите… пощадите… Не Гарри! Пожалуйста — я все сделаю… — ему показалось, что она помнит.
Не удержался. Скользнул в ее память. Не помнила. Но действительно готова была на все. Только теперь это уже ничего не меняло.
Единственное, что он мог для нее сделать — позволить умереть раньше сына.
Она в самом деле горячо любила свое дитя. Жестокая насмешка судьбы. Волдеморт завидовал годовалому младенцу, доживавшему последние минуты недолгой жизни.
Авада далась тяжело. Палочка плясала в руках. И все же зеленый луч достиг цели.
Вначале перехватило дыхание. И просто опалило веки, оставив горящие борозды на замерзших щеках. Он не понял, как осел на пол, и чего добивался, когда над безжизненным телом шептал:
— Реннервейт, Финита… — и много чего еще.
А потом остался лишь крик. Его крик. Крик боли душевной и физической.
Кристалл наполнялся магией. Он сам намеренно насыщал его ею, пока не зазмеились пылающие трещины и не вырвался свет. Свет пронзил его тысячей игл и выжег плоть. Тело Темного лорда обратилось в прах.
*
За окнами стояла непроглядная тьма. Желтый свет обычной свечи выхватывал только маленький круг света, в котором, рассматривая собственные руки, сидел директор Хогвартса.
— Смотрю, невеселый пришел, — Аберфорт тяжело посмотрел из-под кустистых бровей. — Что, опять кто-то умер из-за твоей в очередной раз не оправдавшей себя веры в лучшее в людях?
