— Что вы здесь делаете? — она смеряет меня недовольным взглядом и поджимает губы.

— Заблудилась. Мне сказали ужинать и подниматься к себе. А я забыла куда идти.

— Следуйте за мной.

Вежливости прислуге, конечно, стоит поучиться. Здесь все почему-то слишком недовольны. И у меня создается ощущение, что совсем не рады моему появлению.

И я не рада!

Только меня никто не спрашивает, хочу ли я здесь находиться.

Чем ближе мы подходим к комнате, где я оставила сына, тем отчетливее я слышу его крик. Срываюсь на бег, чтобы скорее добраться к малышу и обнять его, прижать к себе и поцеловать.

Почему он плачет?

Няня не справилась со своими прямыми обязанностями и не смогла успокоить ребенка?

— Извините, я никак не могу его успокоить, — Елена Эдуардовна стоит над плачущим Родионом и заламывает руки.

Я тут же беру малыша на руки и прижимаю к себе ближе.

Вот что ему было нужно. Материнское тепло и ласка.

— Неужели нельзя было взять ребенка на руки?!

Моему возмущению нет предела. Что она за няня такая? Боится надорваться?

— Простите, — Елена Эдуардовна виновато улыбается. — Адам Всеволодович запретил мне прикасаться к ребенку.

Чем больше я узнаю об Адаме, тем больше мне кажется, что у него не все в порядке с головой. Вот что это за приказ? А если Родион будет падать с кровати, ей тоже приказано не прикасаться и спокойно смотреть?

Я хочу поговорить с ним немедленно, но женщина, что провела меня сюда, отвечает на мою просьбу холодно и отстраненно. Как робот, честное слово!

— Это невозможно. Сейчас Адам Всеволодович занят. Я передам ему, что вы хотите встретиться и он придет к вам, как только освободиться.

— Конечно! — слишком громко и с сарказмом, отвечаю, на что Елена Эдуардовна прыскает.

По-моему, я нашла союзницу в этом огромном и неживом доме.

Прислуга уходит, а я поворачиваюсь к няне и твердо произношу:



— Рассказывайте, что еще вам приказано?

Она мнется, не зная, стоит ли ей выдавать секреты. Я же осматриваюсь в комнате на предмет камер. На первый взгляд их нет, но никто не исключает вероятности того, что они тут скрытые. Несмотря на это, я уверенно говорю:

— Камер нет, говорите.

Она проверяет за мной. Осматривается и кивает.

— Сказали, что мне не стоит излишне сюсюкатся с малышом, ведь он растет мужчиной. Разговаривать с ним по-взрослому, — она замолкает и будто борется с собой, но все же кивает и продолжает: — Я рискую своим местом, но вы его мама… меня попросили сделать визу, чтобы я могла выехать за границу, если это потребуется.

— Вы имеете ввиду на время?

Она снова запинается, а я пытаюсь переварить то, что услышала. Что это за приказы и почему мое мнение совершенно не учитывают?

— Навсегда, — наконец, произносит женщина.

Я не удивляюсь, потому что когда спрашивала, что-то такое и предполагала. Я не понимаю, почему этот мужчина выбрал именно меня, но в том, что это не случайно в данный момент я уверена, а еще я понимаю, что мне нужен телефон.

Позвонить Андрею и поговорить с ним. Что, если все сказанное Адамом — неправда? Что если от меня потребуют подписать отказ от ребенка? Я, конечно, никогда этого не сделаю, но… кто знает, какие пытки они придумают.

Мне становится страшно, поэтому я быстро прошу:

— Елена Эдуардовна, можно ваш телефон?

Я хочу воспользоваться возможностью и пока Адам занят дочкой, позвонить Андрею. Узнать, спросить, уточнить, пусть он скажет мне все в конце концов!

— У меня его нет. Это было еще одним условием при приеме на работу: не носить с собой мобильный.

Я киваю. Почему-то и этого я тоже ожидала. Не скажу, что я успокоилась, наоборот, мне стало еще страшнее. Ни у меня, ни у женщины напротив нет никакой связи с внешним миром. А у хозяина дома есть дочь, которая называет его чудовищем, пусть и после сна.

Где мама девочки?



— Вы так взволнованы, — произносит няня, замечая мое тревожное состояние.

— Успокоишься тут! Телефон у вас отобрали, попросили сделать визу, по которой можно будет переехать в другую страну, к ребенку вам прикасаться нельзя, сюсюкаться с ним тоже! Я все перечислила?

— Да.

— Это абсурдно! — авторитетно заявляю. — Что это за требования такие? Вы же тоже человек! А Родион ребенок! Ему нужно тепло и ласка!

Я говорю твердо, но как можно тише, потому что сыночек спит у меня на руках. Я крепко прижимаю его к себе и чувствую тепло его тела и даже слышу, как мирно он посапывает. Что за бредовые требования?

Ладно телефон. Я же помню, что он сказал про облучение и согласна с ним. В этом — да! Но не брать сына на руки? Не сюсюкаться с ним? Ему ведь всего несколько недель! Как так можно вообще? А как тогда успокоить его плачущего? Запихнуть бутылку с молоком в рот? А как облегчить страдания при коликах?

У нас такая проблема была редкостью, но сейчас вспоминается бессонно проведенная с Андреем ночь. Я тогда не удержалась и съела кусочек картофеля из борща. Боже, что же вытворял Родион! Я думала, что мы поседеем за ту ночь и корила себя за то, что не смогла удержаться. С тех пор я следила за тем, что ем и не позволяла себе свежих овощей, жареного, жирного.

Только сейчас ко мне доходит, что на столе на ужине был Цезарь, из которого я уже механически съела только отварное мясо, сыр и белок от яйца. Остальное оставила нетронутым. Даже в такой непростой ситуации мой мозг сам подумал о ребенке и отложил продукты, которые могли негативно сказаться на его организме.

И вот как Адам думает успокаивать малыша, если его что-то будет беспокоить? Безусловно, есть специальные препараты, но пока они подействуют! Я не смогу спокойно сидеть, зная, что могу облегчить состояние малыша, но ничего при этом не делая.

Не смогу!

И няне не позволю следовать этим идиотским требованиям.

— Простите, Ангелина, — она называет меня по имени, хотя я понимаю, что не называла его ей.

Значит, женщину проинструктировали еще до моего приезда. Были настолько уверены, что все получится? От этого становится еще страшнее. Я не понимаю, куда попала и что нужно людям, которые не постеснялись похитить меня посреди бела дня и при этом были абсолютно уверены в своем успехе.

— Я не могу нарушать данный мне инструктаж, понимаете? Мне нужна эта работа. Тут хорошо платят, приемлемый график, а у меня дочь… — она запинается. — Учится.

Я ее прекрасно понимаю, потому что у меня у самой есть ребенок. До этого момента я как-то не задумывалась, что буду делать, если вдруг останусь без Андрея. Мы были настолько сплоченной семьей, что это в принципе было невозможно. Наверное, именно эти чувства и воспоминания не дают мне покоя и не позволяют до конца поверить мужчине, что похитил меня.

Как муж мог предать меня, если я даже мысли не допускала, что он сможет уйти от меня или изменить? Он редко задерживался на работе, уделял мне массу внимания, мы вместе ходили в кино. Я не могу поверить, что он запросто взял деньги и вычеркнул нас из своей жизни. Этого просто не может быть!

— Простите меня, Ангелина, я правда не могу.

— Я знаю.

Правда, знаю, потому что ради Родиона сама готова на все. Пока я не представляю, что будет дальше, но устроиться на работу я могу всегда, а малыш…

Перевожу взгляд на его удовлетворенное личико, на смешно надутые губки и чувствую тепло внутри. Я хочу, чтобы у него было все самое лучшее. Игрушки, одежда, дом. На глаза наворачиваются слезы. Я бросила работу, чтобы забеременеть, чтобы иметь возможность выносить и родить это чудо. Мы с Андреем поддерживали друг друга и ждали появления на свет малыша. Долгих два года я не работала, полностью посвятив себя мужу и будущему малышу. И что теперь?

Я не представляю, где буду работать, да и кому нужна такая сотрудница, у которой на шее новорожденный ребенок. В хорошую компанию сразу не попасть, я два года не работала, еще и сын. Я не представляю, что буду делать и как обеспечивать Родиона? Как покупать ему все, в чем он нуждается, когда мне некому помочь? Сестры давно нет, а родителей не стало несколько лет назад. От них осталась небольшая квартирка в центре города, которую мы с Андреем продали, а деньги вложили в ЭКО.