Я запуталась.

Понимаю, что совсем не знаю, какой хочу видеть свою семейную жизнь, но переживать о том, где Адам по ночам, куда он уезжает после жарких поцелуев и объятий, не хочу. Как понимаю и то, что он не станет отчитываться за каждый свой шаг. Сегодня, скорее, было исключение из правил. Он решил объясниться, чтобы я не надумала того, чего нет, но что будет дальше? Он по-прежнему будет пропадать и возвращаться, а я должна принимать это как данность?

Разве я смогу?

С мужем, который продал тебя подороже, смогла же, Ангелина? Я начинаю ругать сама себя. И нервничать, придумывая то, чего нет. Вот правду говорят, женщинам повода не нужно, чтобы грызть себя изнутри и сомневаться.

В дороге Маша засыпает, поэтому по приезду Адам берет ее на руки и идет к дому. На втором этаже, к моему удивлению, он не сворачивает на ее крыло, а идет к нашему, подходит к моей двери и заносит малышку туда. Родион спит, а Елена Эдуардовна быстро помогает уложить Машеньку на кровать и укрыть.

— Идем со мной, — произносит Адам, беря меня за руку, которую я тут же вырываю.

— Позже, — произношу, — мне нужно к сыну.

— Родион спит, — с нажимом произносит Адам и подталкивает меня к выходу.

Я недовольно фыркаю, но все же иду. Адам ведет меня куда-то вниз, толкает одну из дверей и помогает спуститься. Мы оказываемся в подвале. В ящиках я замечаю овощи, чуть дальше стеллажи с вином. Их безмерно много, так что я даже теряюсь, хотя что-то примерное предполагала после того, как узнала, что в доме есть бильярдная и бассейн.

— Что мы здесь делаем? — спрашиваю у Адама, поворачиваясь.

— Я знакомлю тебя с домом, — он пожимает плечами и ведет меня дальше. — Это подвал, как ты успела заметить. Идем, — он берет меня за руку и ведет вглубь. Когда ты прекратишь кормление, мы попробуем с тобой все сорта вин. И сыров, — когда мы сворачиваем влево, замечаю стеллаж с сыром.

Мое удивление, наверное, отражается на лице, потому что Адам тут же поясняет:

— Они привезены из разных стран, а здесь самая комфортная температура хранения, да и в холодильник все бы не влезло.

Я киваю, понимая, что тут сыра столько, что им можно заполнить тот огромный аппарат, что стоит на кухне.

— Хочешь попробовать?

Я киваю.

— Есть предпочтения?

— Нет.

Я и правда не слишком разбираюсь в сырах и винах. Мы с мужем покупали обычные в магазине да и то чаще, чтобы приготовить горячие бутерброды или какую-нибудь запеканку.

Адам подходит к стеллажу, берет в руки нож, раскрывает одну упаковку, отрезает кусочек и протягивает мне, правда, взять его пальцами не позволяет, кивая на губы. Я послушно приоткрываю рот и чувствую, как мужчина кладет мне на язык холодный кусочек сыра. Это действительно вкусно, понимаю, когда прожевываю и открываю глаза, осознавая, что наслаждалась продуктом с закрытыми веками.

Натыкаюсь взглядом на Адама и замираю. Он смотрит на меня точно так же, как там, в магазине. С желанием и волнением, с необходимостью меня поцеловать. И он бы непременно сделал это, если бы не стук двери наверху. Мы оба вздрагиваем, Адам чертыхается и просит подождать, а после я слышу:

— Не понял. Это что за приколы.

Я выхожу к мужчине и непонимающе смотрю на то, как он пытается открыть двери.

— Что происходит?

— Я не знаю, — он пожимает плечами и стучит в дверь. — Какого черта?

— Нас что, заперли? — я начинаю нервничать.

— Похоже на то.

— Нет, — мотаю головой, сначала бросаясь вперед, а после отходя на несколько шагов назад. — Это ты устроил? — спрашиваю у него. — Специально? Открывай немедленно! Сейчас же!

Меня накрывает волной паники. Я жутко боюсь замкнутых пространств и темноты. Не знаю, клаустрофобия у меня или нет, но оказываясь в закрытой комнате или лифте, мне становится плохо до тех пор, пока не появляется возможность выйти.

— Эй, тише, — произносит Адам, оказываясь рядом. — Это не я, слышишь? Кто-то из прислуги закрыл, решив, что здесь никого нет. Сейчас, — он шарит по карманам и снова чертыхается. — Я оставил телефон в машине.

— Открой дверь! — кричу, чувствуя, как меня накрывает волной неконтролируемой паники. — Я знаю, что это ты.

Толкаю его в грудь, что есть силы.

— Да твою мать, Ангелина, — он встряхивает меня за плечи. — Снова я виноват? Во всем? Поехал на работу ночью — оправдывайся, закрылся подвал — то же самое! Я не всемирное зло. И не имею к этому никакого отношения.

Видимо, мое неверие отпечатывается на лице, потому что Адам сует руку в пиджак и извлекает оттуда коробку, протягивая ее мне.

— Там, в магазине, пока вы примеряли обувь, я отошел, чтобы купить это. Собирался подарить тебе за ужином, но как видишь, — он обводит подвал взглядом, а я чувствую, как подгибаются мои ноги, и я теряю сознание.



— Ангелина! Ангелина!

До меня долетает настойчивый мужской голос, но из бессознательного состояния, куда я провалилась, выйти никак не получается.

— Ангелина! — мое безвольное тело встряхивают и я, наконец, открываю глаза. — Ну, наконец-то! — произносит Адам, смотря на меня максимально обеспокоено. — Ты в порядке? Что с тобой?

Он явно переживает за меня, но сейчас это, почему-то совершенно не волнует меня. Я рассматриваю его выгоревшие ресницы, густые темные брови, прорезь глаз, думая о том, что Адам, безусловно, очень красивый мужчина.

На его ответы у меня нет сил. Тело отказывается слушаться, а мозг все еще подвержен легкой панике из-за того, что мы оказались в замкнутом пространстве. Наверное, я сильно ударилась головой, потому что пока Адам что-то обеспокоенно спрашивает, я только разглядываю его и улыбаюсь.

— Ангелина, скажи уже что-то.

Я не могу ничего сказать. Горло будто сковало спазмом. На самом деле мне страшно, потому что я ума не приложу, есть ли тут вентиляция. Что, если нас сегодня не найдут? Закончится кислород и мы задохнемся? Даже представить страшно.

— Эй, — Адам хватает меня руками за лицо. — У тебя клаустрофобия, что ли?

Я киваю.

— Боюсь, — шепчу, чувствуя, как дрожат руки, а сердце бьется о ребра снова и снова.

Я чувствую все симптомы наступившей паники и не знаю, как об этом сказать Адаму. Отвлечься пришлось только на несколько минут, когда я непрерывно смотрела на него. Сейчас же сердце снова ускоряет темп своего биения, дыхание становится частым и прерывистым, а еще я начинаю трястись, во рту пересыхает так, что язык не поворачивается хоть что-то произнести.

— Да твою ж мать!

Адам отпускает меня и усаживает на что-то мягкое. Я осознаю все, что происходит внутри, слышу его слова, замечаю резкие нервные движения, но ничего не могу с собой сделать. Паника редко отпускает меня, стоит оказаться в лифте или любом другом замкнутом пространстве. И сейчас она тоже не хочет отступать.

— Ангелина, смотри на меня, — произносит он, перехватывая мое лицо руками и заставляя сосредоточиться на нем. — На меня, в одну точку, Ангелина. Слышишь?

Я киваю. Пытаюсь сфокусироваться, но взгляд блуждает по его лицу, по скулам, губам, носу, глазам. Я изучаю его вместо того, чтобы смотреть в одну точку, хотя знаю, что это помогает. Сосредоточиться, успокоиться, перестать бояться.

— Дыши ровно, глубоко, размеренно, — произносит Адам и показывает мне, как это делать.

Я повторяю скорее на автомате, чем задумываясь над тем, что делаю. Просто дышу, повторяя это за ним, делаю глубокий вдох, и выдох сразу. Делаю так раз за разом, не задумываясь об успехе, когда чувствую некую расслабленность. Ощущение, что меня отпускает. Руки больше не дрожат, рот наполняется слюной, а сердце уже не норовит выскочить из груди.

Мне легче.

— Мне… мне уже легче, — произношу и слышу удовлетворенный выдох.

— Ну слава богу.

Адам обнимает меня так сильно, что я, как безвольная кукла, просто падаю ему в руки.

— Ты меня напугала, — говорит следом. — Часто тебя так накрывает?