У нее никогда не было собаки. Даже в детстве, хотя она умоляла родителей завести щенка. Но они всегда были против. В их семье главной была мама, а отец, хоть и любил животных и был бы не против завести кого-нибудь, никогда не мог вставить своего слова – мама всегда умела настоять на своем. Как-то так получалось, что отец во всем ей уступал, хотя и предпринимал попытки (правда, безуспешные) быть мужиком в доме. Но как короля делает свита, так и мужчину в семье делает женщина. Мама считала отца тряпкой. Наверное, поэтому он тряпкой и был… А про собаку мама говорила очень просто: «Кто за ней будет ходить? Мне хватает и вас. Я и так для всех вас что-то вроде няньки – готовлю, убираю, зарабатываю деньги, таскаю продукты из магазина, вкалываю на даче, – вы еще и собаку на меня повесьте». В детстве, когда Кира еще многого не понимала и не замечала, ей и правда казалось, что все в доме держится на маме – она всем руководит, всем распоряжается. Но, когда умер отец, до них обеих наконец дошло, что очень многое в доме делалось благодаря его усилиям. Только он никогда особо не тянул на себя одеяло, не бил себя в грудь, не кричал, что вот он такой головастый и рукастый, однако всегда все по первому требованию исполнял – по крайней мере, мама никогда не знала проблем ни с водопроводом, ни с электричеством. Да вообще ни с чем! Проводку починить, выключатель заменить или розетку, поставить новые краны в кухне, выбросить протекающий унитаз из туалета и установить новый – все мог сделать отец. Никогда не нужно было тратиться на мастеров. Да и на даче: привезти-увезти – он, сгрузить-погрузить – он, натянуть пленку на теплице – все он. Маме никогда никого не приходилось просить со стороны. Что же касалось его сло́ва в семье, то отца никто никогда не слушал. Так получалось. Мама гнула свою линию – легко и беззаботно. Может, поэтому отец был тряпкой? Потому что всегда избегал ссор с мамой, берег ее нервную систему? Вот так же и с собакой. Он хотел завести в доме какую-нибудь живность, но мама… Мама была тверда как кремень. Она всякий раз куда-нибудь пристраивала бездомных щенят или котят, которых отец притаскивал с улицы. В общем, как сейчас понимала Кира, отец был не очень любимым маминым «ребенком». Да и ее, Киру, мама не сильно-то жаловала.

Кира отставила в сторону пустую чашку. Вот если бы у нее были дети. Она бы им все позволяла. Она бы их баловала, тискала. Она бы ни на шаг от них не отходила. И уж, конечно, разрешила бы им подобрать на улице песика или кошечку.

Кира взяла на руки щенка, который давно пытался вскарабкаться на диван.

От него так вкусно пахло детенышем. Он ей так мило улыбался. Ну чем этот малыш не ребенок? Чего она испугалась? Она же столько лет мечтала! Плакала ночами. Мучила врачей. Вернее, они ее мучили, когда пытались вылечить от бесплодия. А теперь, выходит, она сама, по собственной воле хочет отказаться от милейшего существа, которое… так самозабвенно грызет ее запястье!

– Эй, больно же! – невольно вскрикнула Кира. – Ты что, хочешь мне в первый же день знакомства руку оттяпать?! – Она разжала мелкую собачью челюсть и отодрала от своего запястья щенка. – Я тебе не сахарная косточка.

Таня прыснула со смеху.

– Это вы так думаете, Кира Владимировна, – заметила она, взглянув на Киру из-за монитора. – А он, может быть, совсем другого мнения.

За попытку членовредительства щенок опять был сослан на пол.

– Конечно же, я возьму его с собой. Куда теперь деваться? – с наигранным трагизмом произнесла Кира, поднимаясь с дивана. – Напомни потом, Тань, чтобы я посмотрела в интернете, как за этим… Ну вот, опять лужа!.. Как за этим ссыкуном ухаживать.

– А я уже кое-какую информацию раздобыла. – Татьяна лучезарно улыбнулась Кире. – Хотите, прочитаю? Это очень интересно: «Бультерьеры…»  – с выражением начала читать она, но тут зазвонил телефон, и ей пришлось отвлечься.

– Да! Да, это я, – ответила Таня кому-то суровым тоном. – Канцелярию забрать? Ну вы же обычно сами… Хорошо. Хорошо, я сейчас заберу. – Она с досадой бросила на рычаг трубку телефона и пулей вылетела из приемной.

Характер у Тани, был… довольно тяжелый. Кира и сама временами ее побаивалась. Нет, секретарша была вежлива с ней и корректна, но иногда могла так взглянуть на нее, так ответить… тихим-тихим голосом, что мурашки пробегали по спине.

Пока Таня отсутствовала, Кира вытерла лужу бумажным полотенцем, сполоснула руки в своем персональном туалете и достала из тумбочки блюдце, чтоб налить щенку воды. Пи́сать-то он пи́сал, а вот с момента прибытия к ней в контору еще не пил – его, наверное, страшно мучила жажда.

И в самом деле – жадность, с какой бультерьерка принялся лакать воду, Киру даже напугала.

– Э, дружочек, что это ты жуешь? – Щенок утолил жажду и теперь, лежа в сторонке, увлеченно жевал какой-то конверт. – Что это ты такое раздобыл? – Кира наклонилась над бультерьером. – Мой конверт с открыткой! Ты его почти съел, собака ты такой! А ну отдай сюда!

Кира выхватила из пасти бультерьера частично сжеванный поздравительный конверт, но щенку это не понравилось. Он с недовольным рычанием взялся отвоевывать принадлежащую ему добычу, и Кире пришлось успокоить хулигана, отшлепав его по морде обслюнявленным конвертом. От возмущения щенок онемел. С обиженным видом он сел возле стола секретарши, но дулся недолго – заприметив на полу уцелевшие клочки конверта, щенок решил, что вполне может ими утешиться, и с увлечением принялся дожевывать остатки былой роскоши.

– По-твоему, это нормально, да? Жрать всякую гадость! – проворчала Кира. – Что ты там еще жуешь? Выплюнь сейчас же!

Тяжело вздохнув (намучается она с ним), Кира вскрыла то, что осталось от конверта.

И сам конверт, и открытка теперь представляли собой жалкое зрелище. Мало того, что все было обслюнявлено бультерьером, в послании не хватало самого главного – концовки. Ее успел съесть щенок!

«Милая Кира! – писал автор открытки. – Не знаю, известно ли тебе, но в Японии самый лучший способ поздравить именинника с днем рождения — это не обращать на него внимания, чтобы не привлекать злых духов. Я бы рад не обращать на тебя внимания, но при всем желании – не могу. Поэтому поручаю отгонять от тебя злых духов вот этому существу. Люби его. Не обижай. Не бросай! Он в тебе нуждается так же, как нуждаюсь в тебе я. Твоё… с… ц…»

Дальше разобрать написанное было невозможно – на уцелевшем куске открытки сохранилось лишь несколько основательно пожеванных букв. Послание обрывалось…

Кира невольно улыбнулась. «Кто это написал?» Текст письма был напечатан фигурным шрифтом, так что… по почерку отправителя было не определить.

В приемную вернулась Таня с коробкой канцелярских принадлежностей, и бультерьер бросился ей под ноги.

– Ну что, крысеныш, давай будем разбирать, – обратилась Таня к щенку, ставя коробку на пол. – Рассказывай, как ты себя вел? Безобразничал, конечно же? Хочешь карандашик?

Бультерьерка потешно зарычал, принял очень храбрый вид и, обнюхав предложенный ему кохиноровский карандаш, тут же вцепился в него зубами. Чем не косточка?

– Ой-ой, я пошутила! – засмеялась Таня.

– Тань, подойди на минутку, – позвала секретаршу Кира. – Как думаешь, это от кого?

Она показала погрызенную открытку.

Таня взяла послание и повертела в руках.

– Кто это ее так?

– Думаешь, я? – с серьезным лицом спросила Кира. – Можешь почитать. Но, боюсь, мне теперь не удастся выяснить, кто прислал бультерьера.

– Что это за «с», «ц»? – удивленно спросила Таня, ознакомившись с посланием.

– Представления не имею, – пожала плечами Кира.

– А я думаю, мы это в два счета выясним. Посылку же должны были зарегистрировать. Наверняка на ресепшене остались все данные.

– Ой, кто это у вас? – В приемную к Тане заглянула Венера, секретарша Димы Воробьева. – Это что? Собачка? Какая забавная!

– Собачка… – недовольно проворчала Татьяна, хватая на руки щенка. – Скажешь тоже. Это бультерьер. – Она недолюбливала помощницу Воробьева. Во-первых, потому, что та, в отличие от нее, была красавицей и коренной москвичкой, а во-вторых, потому, что она почти никогда не сидела на своем рабочем месте и вечно порхала как бабочка из одного офисного помещения в другое.