Ты взрослеешь, стареешь, а они остаются молодыми, такими ты их запомнил, им нечего стареть в твоей памяти.

И лишь суровые числа возвращают тебя на грешную землю.

Как обухом по голове – сегодня Андрюше Добролюбскому семьдесят.

В этот дом, на Успенской, я пришел в гости в 1960 году. Дом, про который Валя Голубовская позже напишет – «потерянный рай одесских шестидесятых». Конечно, пришел к Ксане, но у неё в комнате всегда был её брат – Андрюша.

Ксанкина привычка всех передразнивать, всем давать домашние имена, вот и Андрюша проходил, как «Гадюша», и это было не обидно, а смешно.

Запомнилось, как «баба Нора», вдова уже почившего профессора Константина Павловича Добролюбского, как-то пропела – баском – Андрею:

«Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный, не пора ли мужчиною стать?»

Запомнил потому, что мне казалось, что в свои 13–14 лет Андрей настолько был не ребёнком, а плейбоем, что можно было лишь восхищаться его мужанием.

Он великолепно плавал. Вроде бы все плавали, но он это делал артистично. Мне кажется, что в 16 лет он стал мастером спорта по плаванью…

А в те годы любил читать, в том доме читали все, любил играть в кегли… В этом не уверен, но в его комнате висел плакат, написанный Ксаной:

«Пока ты играешь в кегли, сын Алексеева-Попова умнеет».

Как видно, плакат подействовал. Андрюша умнел на глазах.

И ведь было в кого – не только Ксана, но и Лёня Королик, давали пример, как нужно учить языки, встречаться с интересными людьми, ходить на концерты, взрослеть…

В один из вечеров, что мы с Валей проводили в этом доме, возник вопрос – куда Андрею идти учиться. Хотелось ему, вслед за дедом стать историком, но мысли о всех идеологических дисциплинах, о том, что значит быть историком в СССР – пугала. И я предложил – свяжи жизнь с археологией, вроде бы скифы, сарматы и даже древние греки обходились без ленинизма.

Как пишет профессор, доктор исторических наук Андрей Олегович Добролюбский в своей книге «Одессея одного археолога», он до сих пор с благодарностью вспоминает тот разговор.

Истфак Одесского университета. Аспирантура у Петра Осиповича Карышковского.

Кандидатская диссертация защищена в Киеве, докторская в Петербурге.

Но главное – раскопки. Где он только не копал. Крым (Чуфут-Кале), Измаил, Аккерман, Осетия, Херсонская область. Его считали «везунчиком», не просто копал, находил. Не просто находил, описывал, писал статьи, книги.

И быть может, правильней сказать – главное, книги. Главное, смелые гипотезы, которые доказывал.

И что меня всегда радовало – он не умеет писать скучно.

Одна из первых его книг «Кочевники Северо-Западного Причерноморья в эпоху средневековья» читается с таким же интересом, как его «Тайны причерноморских курганов»

Много сил, внимания, энергии отдал Добролюбский изучению предыстории Одессы.

Напомню его книги «Борисфен – Хаджибей – Одесса», «Античная Одесса».

И копал со своими студентами, с добровольными помощниками Одессу.

Думаю, у многих в памяти и замечательная разведка, совершенная Андреем Добролюбским и Олегом Губарем на Ришельевской угол Ланжероновской, где они нашли дом князя Волконского, одно из первых строений юной Одессы.

Кстати, во многих эскападах Добролюбский и Губарь были рядом. Не случайно Андрей стал сопредседателем, разделив эту ношу с Губарем, одесского Клуба городских сумасшедших.

Я уже назвал книгу «Одессея одного археолога».

Когда я читал её десять лет назад, а она вышла в 2009 году в Санкт-Петербурге, меня смутила бравада лёгкими победами на амурном фронте. Читал её сегодня и сам над собой смеялся. Да, Дон Жуан, но какой обаятельный. И нечего завидовать человеку, сумевшему совместить многообразие мужских достоинств.

Сегодня у меня в руках новая, ещё пахнущая типографской краской, книга Андрея Добролюбского «Имя Дрока»

Когда Андрей прислал мне рукопись, я понимал, что написана занимательная, лёгкая, нужная (это о Джинестре – предшественнице Одессы) книга, но издать её сейчас он не сможет. Посовещались члены редколлегии альманаха «Дерибасовская-Ришельевская» и решили, что разделим рукопись на 4 части и в 4 номерах опубликуем. При этом я с первого номера обратился к меценатам – рукопись нужно издать как книгу, с цветными иллюстрациями.

И откликнулись. Рад этому чрезвычайно. На книге, что я держу в руках, написано: «книга издана благодаря содействию Инны Фиалко и Ильи Спектора».

Честь им и хвала.

Сразу сообщаю, что презентация книги пройдет 23 апреля во Всемирном клубе одесситов.

Когда-то я мог сказать, если вы встретите на улице молодого красивого человека в сандалиях на босу ногу – это профессор Добролюбский.

Когда-то я мог сказать, если мимо вас проедет на велосипеде молодой красивый человек с портфелем, полным книг – это профессор Добролюбский.

Когда-то я мог сказать, если на пляже, на плитах загорает человек весь световой день, отвлекаясь лишь на учёеные беседы с учениками – это профессор Добролюбский.

И сейчас я могу сказать – он перенес операции, у него нелёгкая домашняя жизнь, но – всем чертям назло – он молод, красив, и главное – талантлив.

С днем рождения, Андрей!

Когда-то твоя мама, Мария Гавриловна, говорила тебе – ты не настолько гениален, чтоб умереть молодым. Видишь, и здесь была права. Но ты настолько талантлив, чтобы жить продуктивно и долго.

Одиссея Улисса завершилась, твоя Одессея (чувствуете разницу) продолжается.

Борисфен – Джинестра – далее везде!

Вчера Одесса праздновала 75 годовщину освобождения от фашистских захватчиков.

И вчера минуло пять лет, как перестало биться сердце одного из лучших сынов Одессы Бориса Литвака…

10 апреля был его главный праздник. И в этот день он ушёл.

При его жизни, когда Борису исполнилось 80 лет, я написал о нём эту страничку в газете «Всемирные одесские новости».

И признание в любви, и оценка Дела, и извинение за то, что не всегда понимал его отношения с городским руководством – Гурвицем, Боделаном, Симоненко.

Борис, ты прав!

В начале было Слово. Мы помним об этом. Но куда реже думаем о том, что, в конце концов, всё определяется Делом. Это и есть главная мера.

Борис Давидович Литвак совершил, казалось бы, невозможное. Его Дело – это открытый в 1996 году Дом с Ангелом – Детский реабилитационный центр для детей с патологией центральной нервной системы и опорно-двигательного аппарата.

Но для того, чтобы открыть Центр, нужно было его с нуля построить.

Нужно было собрать высокопрофессиональный медицинский персонал, поддерживающий идею благотворительной помощи. Нужно было все последующие годы ежеминутно жить этим своим детищем, доставать деньги на оборудование и зарплаты, строить гостиничный комплекс для приезжих детей и их родителей, причем по евростандартам, создавать в Центре театр, галерею, а значит, атмосферу человеческого тепла.

Как всё это удалось Борису Литваку?

Думаю, важно даже не то, что он отдавал себя все 24 часа в сутки, не только то, что он окружил себя не помощниками, а соратниками.

Мне кажется, что Борис Литвак создавал Центр, этот Дом с Ангелом, но в то же время Центр создавал такую уникальную личность, как Борис Давидович Литвак, все помыслы которого были сосредоточены на поставленной цели.

Естественно, к этому были предпосылки. Бориса Литвака воспитала Одесса, отображением которой он является – с её юмором и героизмом, толерантностью и жизнелюбием.

Бориса Литвака воспитала Великая Отечественная война, которая навалилась на всех и на 11-летнего Борю с мамой. С мамой рядом он работал на заводе – для фронта. Рядом с мамой не мог сдержать слёз радости, узнав, что Одесса освобождена от фашистов.

Бориса Литвака воспитал спорт. И он впоследствии воспитал тысячи мальчишек и девчонок, преданных спорту.

Бориса Литвак воспитали замечательные писатели, я мог бы называть многих и многих. Но, прежде всего, я вспоминаю Ильфа и Петрова, Исаака Бабеля, чья мысль: «Мы рождены для наслаждения трудом, дракой и любовью, мы рождены для этого и ничего другого» – стала жизненным девизом Бориса Давидовича.