Семен Тюлькин вздохнул, оглядел стены, на которых были развешаны бумажки с блеклыми физиономиями и надписью «РОЗЫСК», помолчал и сказал:

– Нет у нас никакого «Архангела». Не проходит.

– Хорошо, хорошо – торопливо согласился Губин. – Может, и не ваш. Но ты послушай, что я тебе расскажу. Заколдобишься! Он такое, блин, вытворяет… Нет, ты послушай. И чего мне делать, скажи. Я ж насилу ноги унес.

– Ладно, говори, – согласился Семен. – Только не канючь. По делу давай. И чтоб покороче, мне скоро смену сдавать.

Прапорщик утомленно прикрыл глаза, изготовившись слушать очередную кляузу.

Сантехник Василий Губин перевел дух и начал рассказ…

– М-да-а-а, – протянул Семен Тюлькин, дослушав сбивчивое повествование своего дружка. – М-да-а-а… Стремное дело. Архангелы, ангелы… Только это у тебя, Вась, с перепоя. Ты вчерась чего жрал? Признайся.

Василий обиделся:

– Пошел ты!.. Чего жрал, чего жрал… Да ничего не жрал!.. Ну, принял с мужиками на работе. Ну, потом дома еще добавил стакан. Делов-то! Я что ж, мать твою, принять не могу? Или я, что же, блин, потащусь со стакана? Да ни в жисть! И потом, говорю же тебе, что с утра дело было.

– А утром – ни-ни? Ни граммульки? – ухмыльнулся Семен.

– Да что б я сдох!

Семен постучал пальцами по столу и, не глядя на сантехника, ласковым голосом попросил:

– Ты, Вась, руку покажи.

– Чо?

– Ну, руку покажи мне.

– Какую руку?

– Ну, твою. Не мою же!

Сантехник протянул ему руку.

– На, смотри. А на фиг тебе рука?

Тюлькин скользнул взглядом по грязному рукаву и уточнил свою просьбу:

– Нет, Вась, не так… Ты рукавчик закатай. До локотка.

– Ч-ч-ч-его? – изумился Губин.

– Ну, рукав, говорю, закатай. Тебе, что, трудно?

Губин подозрительно глянул на прапорщика:

– А зачем это?

– Ну-у-у… Просто так.

Василий отдернул руку и взъярился.

– Мудило ты, Сенька! Думаешь, я ширяюсь, да? Ты что, первый год меня знаешь?.. Я к нему как к другу, а он…

Тюлькину стало неловко:

– Да ладно тебе! Ну, попросил. Ну, мало ли что. Кругом сам видишь, что делается.

Сантехник продолжал дуться. Надо было как-то задобрить его. Семен поднялся из-за стола.

– Ладно, хрен с тобой! Раз такое дело, давай пойдем поглядим.

Лицо Василия просветлело, но в глазах еще таилась обида. Прапорщик вздохнул и сдвинул со лба фуражку:

– Ты, Вась, знаешь что? Ты меня пока на улице подожди. Мне сейчас смену сдавать, а как только – так сразу выйду. Пойдем архангела твоего посмотрим… И еще это… Ну, чтобы не всухомятку, значит… Может, ты там пока глянешь в лабазе бутылек?

– Идет! – радостно воскликнул Василий. – Спасибо, Сеня! Я ж знал – не откажешь!.. А в лабаз – это я мигом!

Он хохотнул и, быстро повернувшись, исчез за дверью.

Уже приближались сумерки, когда сантехник Василий Губин с прапорщиком Семеном Тюлькиным подошли к одному из домов серии Щ-991.

Сантехника держал в руке пластиковый пакет, слегка позвякивающий при ходьбе.

– Ты вот что, Семен, – говорил он другу. – Ты, значит, сразу-то не встревай. Мы сперва зайдем, я скажу, что случайно, мол, встретились. Потом бутылек поставим, колбаски нарежем, еще кильки банку я прихватил. С утра ведь ни куснул ничего – всё базарили с ним, аж не заметил, как день просклизнул.

Василий был весел, однако веселость эта сопровождалась некоторой нервозностью.

Тюлькин по мере приближения к дому тоже начал испытывать легкое беспокойство. Состояние приятеля отчасти передалось и ему. И хотя повода нервничать вроде не было, но вид окна на первом этаже почему-то его тревожил.

– А чего свет у тебя не горит? – спросил он Василия, указав на темный проем.

– Да бес его знает. Может, он электричество экономит. А может, ему свет и без надобности. Я ж тебе говорил: он сам, зараза, светится.

Они зашли в подъезд, где на стене висели обгоревшие почтовые ящики и виднелись корявые письмена самого разного вида и содержания, нацарапанные гвоздем или ножом.

– Вонища же у тебя здесь, – брезгливо сказал Семен.

– Агась, – подтвердил Василий. – У тебя в парадняке тоже, поди, не духами пахнет.

– И то верно, – согласился прапорщик.

Поднявшись на несколько ступенек, они остановились перед обитой жестью дверью губинской квартиры.

– Давай звони. – Семен по привычке отступил на полшага за спину Василия.

Губин медлил, собираясь с духом.

– Да звони ты, блин, – подтолкнул его прапорщик, чувствуя, что еще немного – и ему расхочется входить в эту чертову хату.

– Щас! Не гони! – огрызнулся сантехник, поднял заметно дрожавшую руку и надавил на кнопку звонка.

Квартира молчала.

Выждав немного, Губин позвонил снова.

За дверью не было слышно ни звука.

– Вдруг ушел? – с надеждой спросил Василий.

– Погоди, – ответил прапорщик, испытывая всё большее желание повернуться и топать назад. – Ты, когда уходил, дверь сам запирал?

– Сам, – неуверенно промямлил сантехник.

– Ну, тогда давай открывай. Чего стоять-то? – Семен Тюлькин с кривой ухмылкой поглядел на него.

Василий пошарил в карманах и вытащил ключ.

– Может, еще позвонить?

– Ты лучше ногой вдарь, – съязвил прапорщик. – А я пока за кувалдой сгоняю.

Губин шмыгнул носом, воткнул ключ, повернул его и осторожно потянул за дверную ручку.

Дверь скрипнула, открыв проход в темную прихожую, где под потолком висела незажженная лампочка, а в глубине проглядывалась вешалка и старая куртка, висящая на ней.

– Твои шмотки? – тихо спросил Семен у сантехника.

Василий молча кивнул.

– Э-э-эй!.. Есть кто-нибудь? – Тюлькин нервно облизнул губы.

Никто не отозвался.

Помедлив, Семен сделал шаг, отстранил плечом сантехника и, стараясь не выказать робости, шагнул в прихожую. Он быстро нащупал на стене выключатель и резко шлепнул по нему ладонью.

Зажегся свет.

В прихожей никого не было.

Прапорщик медленно приблизился к двери в туалет, распахнул ее, и заглянул внутрь.

Туалет был пуст.

Обследовав кухню и комнату (тоже пустые), Семен Тюлькин обратился к сантехнику Губину, всё еще не рискнувшему переступить порог собственного жилища.

– Архангел, говоришь, – улыбнулся он. – Нету его, Вася. Улетел твой архангел. Тю-тю.

Василий вошел, держась поближе к стене. Прапорщик Тюлькин смотрел на него с сочувствием.

– Потерял ангелочка, Васенька? Может, он под тахту залез? Или в шкаф сныкался? Ты поди, проверь.

Губин молча направился в комнату, задел дверной косяк, мотнул головой, а потом…

Потом прапорщик Семен Тюлькин увидел вот что.

Увидел он, как у Васьки Губина, старого знакомца его Васьки Губина, поехала крыша.

Ошизел, тронулся, долбанулся Васька Губин в момент.

Стоял этот дурень в дверях своей комнатухи, низко кланяясь пустой бутылке, торчавшей посреди стола.

– Гаврюша, – сказал он, – так ты здесь?

Бутылка, натурально, ничего не ответила, а Васька продолжал молоть языком.

– Задержался я малость, Гаврюша, не серчай. Зато вот пожрать принес. Ты ведь и сам тоже не евши.

И трясся, гад, как поросячий хвост. Щелкал зубами – и молол, молол.

– Пройду, Гаврюша, сейчас пройду… Да нет, ты сиди, мне стул без надобности. Я счас колбаски нарежу, килечку открою.

Затем начал, обалдуй, колбасу из пакета тягать, банку с кильками, буханку хлеба достал, уронил на пол, задергался, схватил одной рукой, а другой бутылку вытащил. И всё – на стол. Затем повернулся к Семену и стал в него пальцем тыкать.

– Познакомься, – говорит бутылке. – Это друг мой, Сеней зовут. Ты не смотри, что в форме. Он добрый. Он тебе праведника враз найдет. Он кого хошь найдет… Правда, Сеня?

Не по себе стало Семену Тюлькину. Захотел он врезать дураку, чтобы в чувство его привести, да пожалел. А тот всё кивает. Но уже не пустой бутылке, а через нее – стулу, что возле стола стоит.