Хорошо, что вчера вечером она была дома, надо было осмыслить все, что произошло в понедельник. Как-то все пошло очень быстро, Айна сама себе удивлялась. Она же совсем не собиралась выходить замуж в ближайшем будущем. Во всяком случае, до того, как окончит школу медсестер. Это были какие-то смутные отдаленные мечты о хорошем муже и паре красивых здоровых детей, как на рекламных картинках по продаже автомобилей. Такие смутные, что она никогда на них не задерживалась. В ее ближайших планах было получить аттестат и поступить в школу при больнице. А что будет потом…

– Айна! – Давид не сказал, а выдохнул ее имя.

Он хотел подхватить ее на руки, как вчера, но его толкнул прохожий, с раздражением пробурчав что-то типа «встал на пути».

– Пойдем, – Айна взяла его за руку.

Конечно, она не могла ему отказать. Так славно было идти с ним по вечернему городу, держась за руки. Разговаривать или молчать. Смотреть друг на друга и смеяться. Честно сказать, она боялась сегодняшней встречи, не знала, как себя вести теперь. Но им было так же легко вдвоем, как и раньше. На площади Карла XII Давид остановился и «сделал нос» бронзовому королю. Потом повернулся к замку, и сделал нос королю живому.

– Ну, чего ты, – засмеялась Айна, – дразнишь королей?

– А вот так, – он тоже засмеялся. – Ты знаешь, что короли должны все делать по правилам, по протоколу? Король или принц может жениться только с согласия двора и правительства. Это им за то, что считают себя важней других людей. А мы зато живем без их протоколов и сами выбираем, с кем жить.

– А мне жаль принцев, которые не могут сами выбрать невесту.

– А чего их жалеть? Откажись от трона и все.

Они вошли в вестибюль театра. Айна никогда не бывала ни в опере, ни в настоящем театре, только на любительских спектаклях в школе. Здание поразило ее сразу: узорный пол, бронзовые светильники, статуи возле широкой парадной лестницы, покрытой ковром. Они поднялись среди белого мраморного великолепия, мимо двух шарообразных фонарей, поддерживаемых бронзовыми амурами, мимо рельефов и мраморных кариатид у входа в партер.

В Золотом фойе у Айны зарябило в глазах от сияния и блеска позолоты стен, огромных люстр, отражающихся в зеркалах. Она закидывала голову, пытаясь рассмотреть росписи на потолке. Айна мельком увидела в зеркало Давида, он смотрел на нее и, казалось, не замечал окружающей красоты. Она быстро повернулась к нему, и он засиял ярче золоченых рельефов на стене.

Королевский зал был закрыт, но Айне хватало впечатлений от променадов, лестниц и фойе. Здесь можно было бесконечно разглядывать детали рельефов, дверей и росписей.

Они поднялись на свой балкон. Зал тоже поражал великолепием: красные бархатные кресла, того же густого цвета, что и занавес на сцене, позолота ярусных ограждений, огромная золоченая люстра на расписном потолке. Третий ярус украшала позолоченная аркада. У них были билеты в первый ярус, наверное, не дешевые, в самом центре. Отсюда видно было и партер, и сцену, и оркестровую яму.

Прозвенел очередной звонок, зрители стали рассаживаться. В королевской ложе сидели какие-то члены королевской семьи, но не очень важные, потому что публика не приветствовала их вставанием. Вот появились первые музыканты и начали пробовать инструменты.

– Слышишь, – показал вниз Давид, – это гобой. По нему оркестранты настраивают инструменты.

– Вот так ты хочешь? – спросила Айна. – Играть в таком оркестре?

– Это только красивая мечта.

– Ну и что? Мечта должна быть красивой, иначе зачем мечтать.

– Философ, – засмеялся Давид и обнял ее за плечи.

Так сидели они, ожидая начала спектакля. Вокруг них шевелились и переговаривались, пару раз им пришлось встать, пропуская тех, кто сидел дальше. Наконец свет стал меркнуть, освещенной остались только сцена и оркестровая яма.

Вышел дирижёр, поклонился оркестру, зрителям, повернулся к музыкантам и взмахнул палочкой.

Пока играли увертюру, Айна пыталась понять все, что произошло с ней в последние сутки. Позавчерашнее объяснение с Давидом, сегодняшний театр, это же на самом деле, но в тоже время – всё это слишком невероятно, чтоб быть реальностью.

Занавес поднялся. На сцене – театр в театре: яркие эффектные декорации варьете Орфетум в Будапеште. Там заканчивается спектакль, примадонна Сильва Вареску в венгерском национальном костюме благодарит публику.

Айна знала историю Сильвы, когда-то в Карлстаде они смотрели ещё довоенный немецкий фильм, его специально привезли в госпиталь, чтоб поднять настроение больным. А в пансионате был патефон и старые пластинки с ариями из оперетт Кальмана и Легара. Но действие захватило ее: яркие костюмы, веселые танцы и красивые голоса заставили забыть обо всем.

Сильва любит молодого князя Эдвина, но их брак невозможен из-за разницы в социальном положении. Тем не менее, перед отъездом в полк Эдвин приглашает нотариуса и за кулисами происходит помолвка Эдвина и Сильвы. Уже после отъезда Эдвина выясняется, что он помолвлен со своей кузиной Стаси. Сильва уезжает на гастроли в сопровождении друга Эдвина, тоже знатного дворянина, по имени Бони.

Так закончилось первое действие.

Они остались сидеть в зале: Айне не хотелось нарушать волшебную атмосферу спектакля.

– Правда, здорово? – Айна посмотрела на Давида. – Многие песенки отсюда я знаю наизусть. – И она тихонько пропела: «Без женщин жить нельзя на свете, нет…»

– Это ария Бони, – сказал Давид. – А зал похож на театр Андер-Вин, где папа работал.

– Повезло тебе, что у тебя был такой папа. Ты, наверное, все оперы слышал в детстве.

– Не все, конечно. – засмеялся Давид, – но многое слышал. И оперы, и оперетты. Чарли Кальман, сын композитора, мой ровесник. Его мама, жена Кальмана, была из России. Когда мы бывали у них в доме, папа говорил с ней по-русски.

– Ух ты. Ты бывал в доме самого Кальмана? Такого знаменитого?

– Много раз. Но я был маленький и не очень понимал про знаменитость. Мне было интересней играть с Чарли. Кальман называл его Фёдор.

– А где они сейчас?

– В Америке. Они вовремя уехали из Австрии, сразу после аншлюса, Кальман же еврей.

Прозвенел звонок, антракт закончился. Началось второе действие. Зал в Вене во дворце родителей Эдвина. Драматические объяснения, Бони влюбляется в Стаси, Эдвин почти мирится с Сильвой, хочет представить ее родителям как разведенную графиню. Но Сильва заявляет, что она не графиня, а княгиня: вот ее брачный контракт с Эдвином. Но если он не может жениться на актрисе Сильве Вареску, то он ей не нужен. Она разрывает контракт и, несмотря на мольбы Эдвина, покидает дворец. Так кончается второе действие.

У Айны затекли ноги. Они вышли в фойе, где нарядно одетые зрители прогуливались или стояли небольшими группами, тихо переговариваясь.

– Хочешь лимонада? – спросил Давид.

– Нет, спасибо. Пойдем вниз.

Они спустились вниз, прошли опять Золотое фойе, вышли на променад. Вдруг Айна вздрогнула, споткнулась и, если бы Давид не подхватил ее, наверное бы упала.

– Что случилось?

– Бабушка, – прошелестела Айна.

Они вышли к небольшой компании разодетых старух. Одна повернулась в их сторону, презрительно, оценивающе посмотрела на Давида, потом на Айну.

– Добрый вечер, – сказала Айна, слегка присев. Она почувствовала всей кожей, что краснеет, руки у нее вспотели.

– Айна? – бабушка была явно удивлена. – Ну, представь нам своего… кавалера.

– Меня зовут Давид.

Айна не успела открыть рот, как он это сказал. И не просто сказал, а протянул руку бабушке. Руки его она, конечно, не взяла. Поглядела так брезгливо, что Айна поежилась. Она не решалась посмотреть на Давида. Одна тетка из бабушкиной компании засмеялась, за ней остальные. Айна, не поднимая глаз, взяла давидову руку:

– Идем скорее.

Они пошли в зал и сели на свои места. Третье действие Айна почти не видела. Слава богу, он было короткое и завершилось благополучно: князь узнал, что его жена когда-то тоже была «королевой чардаша», Сильва обрела Эдвина, а Стаси Бони. Но у Айны перед глазами продолжала стоять унизительная сцена – Давид с протянутой рукой, и смеющиеся старухи.